ФИЛОСОФ: Да, это верно. «Нежелание быть нелюбимым», пожалуй, относится к числу моих задач, но неприязнь ко мне со стороны того или иного человека – это его личная задача. Даже если человек плохо думает обо мне, я не могу в это вмешиваться. Если вернуться к пословице, о которой я упоминал, то человек может привести лошадь к воде, но будет ли она пить – это уже не его дело.
ЮНОША: Интересный вывод.
ФИЛОСОФ: Мужество быть счастливым подразумевает мужество быть нелюбимым. Когда ты находишь в себе это мужество, твои межличностные отношения сразу становятся более простыми и легкими.
У вас есть преимущество в отношениях
ЮНОША: Я не представлял себе, что во время визита к философу мы будем говорить о приязни и неприязни.
ФИЛОСОФ: Я хорошо понимаю, что такое знание нелегко проглотить. Возможно, понадобится некоторое время, чтобы прожевать и переварить его. Если мы собираемся двигаться вперед, лучше пойти дальше. Я хочу поговорить с тобой о более личном деле, связанном с разделением задач, и закончить на сегодня.
ЮНОША: Хорошо.
ФИЛОСОФ: Эта тема тоже касается отношений с родителями. Мои отношения с отцом всегда были неровными, даже в детстве. Моя мать умерла, когда мне было больше двадцати лет, так ни разу и не поговорив со мной откровенно, и после этого мои отношения с отцом стали еще более напряженными. Так было до тех пор, пока я не познакомился с психологией Адлера и не оценил его идеи.
ЮНОША: Почему у тебя были плохие отношения с отцом?
ФИЛОСОФ: Однажды он ударил меня, хотя я не помню, что такого я натворил, чтобы заслужить это. Я спрятался под столом в попытке скрыться от него, а он вытащил меня за шиворот и хорошенько ударил – и так несколько раз.
ЮНОША: Страх, который превратился в психологическую травму…
ФИЛОСОФ: Пожалуй, пока я не познакомился с психологией Адлера, то воспринимал это примерно так же. Мой отец был угрюмым и замкнутым человеком с частыми перепадами настроения. Но утверждение «Однажды он избил меня, поэтому наши отношения испортились» принадлежит этиологическому типу мышления, провозглашенному Фрейдом. Телеологическая позиция Адлера переворачивает причинно-следственную интерпретацию в обратную сторону. Иными словами, я сохранил память о том избиении, поскольку не хотел, чтобы наши отношения улучшились.
ЮНОША: Выходит, ты изначально задался целью не улучшать отношения с отцом, а потому не хотел этого делать.
ФИЛОСОФ: Правильно. Для меня было удобнее, чтобы наши отношения оставались прежними. Я мог использовать образ такого отца как оправдание для своих неудач. Для меня это было преимуществом. Кроме того, в моей позиции присутствовал аспект возмездия жестокому отцу.
ЮНОША: Это именно то, о чем я хотел спросить! Даже если причина и следствие поменялись местами, как в твоем случае, ты смог проанализировать свои чувства и сказать: «У меня плохие отношения с отцом не потому, что он бил меня, а потому что я воспользовался своими воспоминаниями об этом, поскольку не хотел улучшать отношения с отцом». Но что это меняет в реальности? Это же не отменяет того факта, что тебя били в детстве, верно?
ФИЛОСОФ: Можно представить эту точку зрения как карту межличностных отношений. Когда я придерживаюсь этиологической позиции и думаю: «У меня плохие отношения с отцом, потому что в детстве он бил меня», то с этим невозможно ничего поделать. Но если я думаю: «Я воспользовался воспоминаниями об отцовской жестокости, потому что не хотел улучшать отношения с отцом», то у меня есть карт-бланш на исправление отношений. Если я могу изменить цель, это решает все.
ЮНОША: Это действительно все решает?
ФИЛОСОФ: Разумеется.
ЮНОША: Мне интересно, действительно ли ты так считал в глубине души. Теоретически я могу это понять, но с эмоциональной точки зрения это кажется неправильным.
ФИЛОСОФ: В том-то и суть разделения задач. Действительно, у меня были сложные отношения с отцом. Он был упрямым человеком, и я даже представить не мог, что его чувства будет легко изменить. Более того, он с большой вероятностью забыл о том, что когда-то поднимал руку на меня. Однако к тому времени, когда я принял решение исправить наши отношения, для меня больше не имело значения, что отец думает обо мне или какую позицию он может занять в ответ на мое новое поведение. Даже если бы он со своей стороны не проявил намерения восстановить наши отношения, я бы не стал возражать против этого. Вопрос состоял в том, решусь ли я это сделать, поэтому козырные карты наших отношений находились у меня в руках.
ЮНОША: Козырные карты?
ФИЛОСОФ: Да. Многие люди считают, что козыри в межличностных отношениях находятся у других людей. Поэтому они гадают: «Как этот человек относится ко мне?», и в конце концов живут так, чтобы удовлетворять чужие желания. Но если они поймут суть разделения задач, то увидят, что все карты у них на руках. Это новый способ мышления.
ЮНОША: Значит, твой отец тоже изменился в результате той перемены, которая произошла с тобой?
ФИЛОСОФ: Я изменился не ради того, чтобы изменить моего отца. Это ошибочное понимание, связанное с попыткой манипулировать другим человеком. Если я изменяюсь, это значит, что меняется только моя личность. Я не знаю, что произойдет с другим человеком в результате этой перемены, и не могу принимать в этом участие. Это тоже относится к разделению задач. Разумеется, бывают случаи, когда вместе с переменами во мне – но не из-за них, – другой человек тоже начинает меняться. Часто у него не остается другого выбора. Но не это моя цель, и определенно существует возможность, что другой человек вообще не изменится. Так или иначе, изменение своей речи и поведения с целью манипулировать другими людьми – ошибочный путь.
ЮНОША: Человек не должен манипулировать другими; в этом я согласен с тобой.
ФИЛОСОФ: Когда мы говорим о межличностных отношениях, то всегда кажется, что речь идет об отношениях между двумя людьми или между человеком и большой группой. Но нужно начинать с себя. Если человек связан жаждой признания, то козыри межличностных отношений всегда будут оставаться в руках других людей. Следует ли доверять другим разыгрывать карты своей жизни или лучше держать их у себя? Прошу тебя, не пожалей времени и обдумай эти идеи дома, особенно о разделении задач и о личной свободе. Я буду ждать тебя в следующий раз.
ЮНОША: Хорошо, я обещаю подумать.
ФИЛОСОФ: Тогда…
ЮНОША: Извини, я хотел спросить тебя еще кое о чем.
ФИЛОСОФ: О чем именно?
ЮНОША: Ты смог в конце концов наладить отношения с твоим отцом?
ФИЛОСОФ: Да, конечно. Во всяком случае, я так думаю. Мой отец заболел, и в последние несколько лет его жизни мне и другим членам семьи приходилось заботиться о нем. Однажды, когда я привычно ухаживал за ним, он сказал: «Спасибо тебе». Раньше я думал, что в словаре моего отца вообще нет такого слова, поэтому был изумлен и благодарен ему. За долгие годы моей заботы о нем, я старался, как мог… то есть, прилагал все силы, чтобы привести своего отца к воде. И в конце концов он напился. Думаю, что так.
ЮНОША: Спасибо я все понял. Надеюсь, мы скоро встретимся.
ФИЛОСОФ: У нас был хороший разговор, и я тоже благодарю тебя.
Четвертая ночь. Где находится центр мироздания
«Это был мастерский ход, и я едва не попался!»
На следующей неделе молодой человек снова пришел к философу и раздраженно постучал в дверь.
«Идея о разделении задач, безусловно, полезна. Ты почти убедил меня, но такая жизнь кажется слишком одинокой. Разделение задач и облегчение бремени межличностных отношений – практически то же самое, что разрыв связей с людьми. Кроме того, ты говорил о мужестве быть нелюбимым. Если ты называешь это свободой, то я выбираю несвободу!»
Индивидуальная философия и холизм
ФИЛОСОФ: Сегодня ты выглядишь довольно унылым.
ЮНОША: Видишь ли, после нашей предыдущей встречи я тщательно и спокойно поразмыслил о свободе и о разделении задач. Я подождал, пока улягутся чувства, а потом прибег к доводам рассудка. Но разделение задач все равно кажется мне невыполнимой задачей.
ФИЛОСОФ: Хм, ладно. Продолжай, пожалуйста.
ЮНОША: Идея разделения задач в конечном счете сводится к тому, что ты проводишь черту и говоришь: «Я – это я, а ты – это ты». Разумеется, таким образом ты ограничиваешь свои отношения с людьми. Но можешь ли ты на самом деле утверждать, что такой образ жизни верен? Для меня это крайне эгоцентричный и ошибочный индивидуализм. Во время моего первого визита ты сказал, что система Адлера формально называется «индивидуальной психологией». Это определение довольно долго беспокоило меня, и я наконец понял причину: то, что ты называешь психологией Адлера, – это, по сути дела, квинтэссенция индивидуализма, ведущего к изоляции от общества.
ФИЛОСОФ: Действительно, в термине «индивидуальная психология» есть аспекты, которые могут привести к недоразумениям. Я объясню, что имею в виду. Прежде всего в этимологическом смысле слово «индивидуум» означает «неделимый».
ЮНОША: Неделимый?
ФИЛОСОФ: Да. Иными словами, это наименьшая величина, которая не поддается дальнейшему разделению. Что именно здесь нельзя разделить? Адлер опровергал дуалистическую систему ценностей, рассматривавшую душу отдельно от тела, рассудок отдельно от эмоций и сознательное отдельно от бессознательного.
ЮНОША: Какой в этом смысл?
ФИЛОСОФ: Ты помнишь историю о студентке, которая обратилась ко мне за консультацией из-за страха краснеть на людях? В чем причина этого страха? В психологии Адлера физические симптомы не рассматриваются отдельно от разума (психики). Тело и разум – одно целое, которое нельзя разделить на части. Умственное напряжение может вызвать дрожь в конечностях или румянец на щеках, а от страха люди бледнеют, и так далее.
ЮНОША: Да, некоторые аспекты тела и разума связаны друг с другом.
ФИЛОСОФ: То же самое справедливо для эмоций и рассудка, для сознательного и бессознательного. Как правило, хладнокровн