ый человек не выходит из себя внезапно для окружающих и не начинает кричать на них. Мы не поддаемся порывам эмоций, которые каким-то образом существуют независимо от нас. Каждый из нас представляет собой единое целое.
ЮНОША: Нет, это неправда. Именно потому, что мы способны рассматривать тело и разум, рассудок и эмоции, а также сознательное и бессознательное как совершенно разные вещи, мы получаем правильное представление о людях. Разве это не само собой разумеется?
ФИЛОСОФ: Действительно, разум и тело – это разные вещи, рассудок и эмоции отличаются друг от друга, а сознательное существует наряду с бессознательным. Тем не менее, когда человек приходит в ярость и начинает кричать на другого, это его «цельная личность» делает такой выбор. Не следует думать об эмоциях как о чем-то независимом от нас и не связанном с нашими намерениями. Когда человек отделяет свое «я» от эмоции и думает: «Сильная эмоция заставила меня сделать это» или «Мной овладели эмоции, и я ничего не мог с собой поделать», такой ход мысли быстро становится жизненной ложью.
ЮНОША: Ты имеешь в виду тот случай, когда я накричал на официанта?
ФИЛОСОФ: Да. Это представление о человеке как о цельном существе, которое нельзя разделить на отдельные части, называется «холизмом».
ЮНОША: Что ж, очень хорошо. Но мой вопрос связан не с научной теорией, дающей определение человеческой личности. Послушай, если довести психологию Адлера до логического завершения, то ее основной принцип «Я – это я, а ты – это ты» ведет людей к изоляции друг от друга. Она провозглашает: «Я не буду вмешиваться в твои дела, а ты не вмешивайся в мои, и тогда мы оба будем жить в свое удовольствие». Прошу тебя откровенно объяснить, как ты относишься к этому.
ФИЛОСОФ: Хорошо. Все проблемы – это проблемы межличностных отношений. У тебя есть понимание этого основного положения психологии Адлера, верно?
ЮНОША: Да. Идея невмешательства в межличностные отношения, то есть разделения задач, вероятно, возникла как способ разрешения этих проблем.
ФИЛОСОФ: Это предмет, о котором я говорил во время нашей предыдущей дискуссии: формирование хороших межличностных отношений требует определенной дистанции между людьми. Если люди слишком сближаются, то в конце концов они не могут даже откровенно поговорить друг с другом. С другой стороны, слишком большая дистанция тоже не приносит пользы. Прошу тебя не думать о разделении задач как о способе отстранения от других людей; рассматривай это как образ мысли, помогающий распутать нити сложного клубка межличностных отношений.
ЮНОША: Распутать нити?
ФИЛОСОФ: Именно так. Прямо сейчас твои нити и нити других людей переплетены в спутанную массу, и ты смотришь на мир в этом состоянии. Красные, синие, зеленые и коричневые нити – все цвета перемешаны, и ты думаешь о них как о «связях». Но это не так.
ЮНОША: Что же такое связь, по твоему мнению?
ФИЛОСОФ: В прошлый раз я говорил о разделении задач как о рецепте для решения межличностных проблем. Но эти проблемы не исчезнут только из-за того, что ты занялся разделением задач. Такое разделение задач – лишь отправной пункт для налаживания межличностных отношений. Давай сегодня расширим нашу дискуссию и обратимся к общему представлению о межличностных отношениях в психологии Адлера. Потом мы рассмотрим, какие отношения следует формировать с другими людьми.
Цель человеческих отношений – чувство общности
ЮНОША: Хорошо, но у меня есть вопрос. Пожалуйста, дай прямой ответ, раскрывающий суть дела. Ты сказал, что разделение задач – это лишь отправной пункт для налаживания межличностных отношений. Тогда в чем состоит цель этих отношений?
ФИЛОСОФ: У меня есть прямой и ясный ответ: это «чувство общности».
ЮНОША: Чувство общности?
ФИЛОСОФ: Да. Это ключевая концепция в психологии Адлера, и взгляды на ее применение были предметом крупных дебатов. В сущности, провозглашение этой концепции заставило многих сторонников Адлера разойтись с ним.
ЮНОША: Звучит очень увлекательно. В чем состоит эта концепция?
ФИЛОСОФ: Кажется, в позапрошлый раз мы обсуждали тему о том, как человек рассматривает других людей, – как врагов или как товарищей. Теперь пора сделать еще один шаг. Если другие люди – наши товарищи и мы живем в их окружении, то мы способны найти в жизни свое место, или «убежище». При этом мы испытываем желание делиться с товарищами и вносить свой вклад в их общество. Восприятие других людей как товарищей и осознание «собственного убежища» называется чувством общности.
ЮНОША: Но какая часть этого утверждения вызывает дискуссии? Оно выглядит неопровержимым.
ФИЛОСОФ: Проблема в обществе. Из кого оно состоит? Что тебе приходит на ум, когда ты слышишь слово «общество»?
ЮНОША: Есть такие структуры, как семья, школа, место работы или местная община.
ФИЛОСОФ: Когда Адлер обращается к идее общества, или общности, он выходит за пределы семьи, школы, работы и общины. Он видит нечто всеобъемлющее, включающее не только народы и человечество в целом, но и временную ось, охватывающую прошлое и будущее, – в том числе растения, животных и даже неодушевленные предметы.
ЮНОША: Э-э-э…
ФИЛОСОФ: Иными словами, он отстаивает идею о том, что общество представляет собой не просто структуру, созданную людьми, но буквально все в целом: всю Вселенную, от прошлого до будущего.
ЮНОША: Нет, так не пойдет. Теперь ты меня совершенно запутал. Вселенная? Прошлое и будущее? О чем ты толкуешь?
ФИЛОСОФ: Большинство тех, кто это слышал, испытывали сходные сомнения. Такое нельзя постигнуть моментально. Адлер и сам признавал, что идея общества, которую он отстаивал, была «недостижимым идеалом».
ЮНОША: Ха-ха! Это озадачивает, не так ли? А как насчет тебя? Ты действительно понимаешь и принимаешь это чувство общности, якобы включающее всю Вселенную?
ФИЛОСОФ: Я пытаюсь, поскольку чувствую, что нельзя до конца постигнуть психологию Адлера, не разобравшись в этом вопросе.
ЮНОША: Ну ладно!
ФИЛОСОФ: Как я уже не раз говорил, психология Адлера рассматривает все проблемы как проблемы межличностных отношений. Эти отношения часто приносят несчастье. Но можно утверждать и противоположное: межличностные отношения служат источником счастья.
ЮНОША: В самом деле.
ФИЛОСОФ: Более того, чувство общности – самый важный показатель того, насколько счастливо сложились межличностные отношения.
ЮНОША: Хорошо. Мне хотелось бы узнать об этом.
ФИЛОСОФ: Чувство общности иногда называют «социальным интересом», то есть «интересом к обществу». Поэтому у меня есть вопрос: тебе известно, что собой представляет самая малая ячейка общества с точки зрения социологии?
ЮНОША: Самая малая ячейка общества? Я бы сказал, что это семья.
ФИЛОСОФ: Нет, это «я и ты». Когда есть два человека, в их присутствии возникает общество, а также чувство общности. Для понимания чувства общности, о котором говорит Адлер, рекомендуется пользоваться понятием «я и ты» в качестве отправной точки.
ЮНОША: И что нам делать с это отправной точкой?
ФИЛОСОФ: Ты переключаешься с привязанности к себе (эгоизм или личный интерес) на заботу к другим людям (социальный интерес).
ЮНОША: Привязанность к себе? Забота о других? О чем мы вообще говорим?
Почему я интересуюсь только собой?
ФИЛОСОФ: Хорошо, давай рассмотрим этот конкретный вопрос. Для большей ясности вместо термина «привязанность к себе» я буду пользоваться словом «самовлюбленный». Кого, по твоему мнению, можно назвать самовлюбленным человеком?
ЮНОША: Хм… Первое, что приходит на ум, – это кто-то похожий на мелкого тирана. Некто высокомерный, не испытывающий угрызений совести, когда он создает неприятности для других, и думающий лишь о собственной выгоде. Он считает, что мир вращается вокруг него, и ведет себя как диктатор, обладающий абсолютной властью. Такой человек порождает огромное количество проблем для всех окружающих. Это кто-то похожий на шекспировского короля Лира – одним словом, типичный тиран.
ФИЛОСОФ: Понятно.
ЮНОША: С другой стороны, он не обязательно должен быть тираном. Человека, который нарушает гармонию в коллективе, тоже можно назвать самовлюбленным. Он не способен ужиться в группе и предпочитает действовать в одиночку. Он никогда не подвергает сомнению свои поступки, даже если опаздывает на встречу или не выполняет обещания. Одним словом, это эгоист.
ФИЛОСОФ: По правде говоря, именно такие персонажи обычно приходят на ум, когда думаешь о самовлюбленных людях. Но есть и другой типаж, который нужно принимать в расчет. Люди, не способные выполнять разделение задач и одержимые жаждой признания, тоже могут считаться крайне самовлюбленными.
ЮНОША: Почему?
ФИЛОСОФ: Рассмотрим суть жажды признания. Сколько внимания уделяют тебе другие люди, и каково их мнение о тебе? То есть, насколько они удовлетворяют твое желание? Люди, одержимые жаждой признания, как будто смотрят на других людей, однако на самом деле они смотрят на себя. Они не заботятся о других и сосредоточены только на себе. Попросту говоря, это самовлюбленные люди.
ЮНОША: Выходит, ты утверждаешь, что люди вроде меня, которые боятся чужой критики, – тоже самовлюбленные? Несмотря на то что я всегда стараюсь учитывать мнения окружающих и подстраиваться под них?
ФИЛОСОФ: Да. Ты самовлюбленный человеком в том смысле, что озабочен исключительно своим «я». Ты хочешь, чтобы окружающие хорошо думали о тебе, поэтому тебя беспокоит, как ты выглядишь в их глазах. Это не забота о других. Это не что иное, как самовлюбленность.
ЮНОША: Но…
ФИЛОСОФ: Я собираюсь кое-что повторить в последний раз. Тот факт, что на свете есть люди, которые неприязненно относятся к тебе, – доказательство твоей свободы. Возможно, такое состояние кажется тебе похожим на эгоцентризм или самовлюбленность. Но думаю, в ходе сегодняшней дискуссии ты уяснил: когда человек постоянно озабочен тем, каким его видят другие люди, – это самовлюбленный образ жизни, при котором собственное «я» становится предметом исключительной заботы.