— Каких смершевцев? — изумился Гусев.
— Смершевцев, которые работают в контрразведке, — терпеливо пояснял майор.
— А вы-то кто будете? — спросил Гусев и продолжал: — Скажите, в конце концов, куда мы попали, к своим или чужим?.
Майор, хитро улыбнувшись, ответил:
— Если пришли без «хвоста», то попали к своим, а если окажется «хвост», то пеняйте на себя, путь для вас один. — И майор похлопал по кобуре.
— Даем вам слово, что мы никого не привели, — заявил Гусев.
— Ладно, ладно, потом разберемся, — проговорил майор.
— Наше дело такое, что на слово доверяться нельзя, — поддержал капитан и, мельком взглянув в окно, продолжал: — А если выяснится, что все нормально, то скажем спасибо и угостим как следует. Спирта-то принесли?
— Да, принесли, три литра, — ответил Муркин, до сих пор молчавший.
Обстановка немного разрядилась. Связники заметно успокоились. Майор разрешил им подняться, сесть и предложил закурить.
Вскоре в комнату вошел радист Усков. Обращаясь к майору, он доложил:
— Пока все спокойно, ничего подозрительного не замечено.
— Хорошо, — ответил майор, — продолжайте наблюдение.
И тут же спросил:
— Володя, ты их знаешь? Они правильно себя называют?
— Да, — подтвердил радист.
— Ну, хорошо, идите и наблюдайте за дорогой, только внимательно.
— Напрасно, майор, волнуетесь, — заметил Гусев, — мы вам сказали честно, что все нормально.
— Ну, ладно, ты меня не учи, — сказал майор. — Я больше вас обоих поработал в тылу большевиков и знаю, что надо делать. От того, что лишний час побудешь в таком положении, от тебя не убудет, а незначительный промах может провалить всю организацию. Расскажи-ка лучше, что нового в школе и как поживают капитан Эккерт, майор Шульц?
Связники, поверив, что попали к «своим», которые только из-за предосторожности держат их связанными, разоткровенничались и начали отвечать на все вопросы.
Убедившись, что курьеры успокоились, майор приказал капитану снять «наблюдение». К этому моменту прибыли сотрудники группы захвата. Когда все собрались, агентам развязали руки. Майор предложил им сесть и, подозвав радиста и капитана, заявил:
— Вам, друзья, сегодня надо сообщить Сатурну, что связники прибыли, а завтра уйдут обратно. Поэтому присядьте и набросайте с Гусевым, что и как надо сообщить.
Как только текст радиограммы был готов, майор, в целях предосторожности, предложил связникам переехать на другую квартиру. Курьеры согласились. Выйдя из дома, они сели в автомашину, которая доставила их в… следственный изолятор.
Сообщив противнику о полученной помощи и уходе курьеров «обратно», радиоточка вплоть до конца 1944 года вела передачу военной дезинформации. Однако к декабрю 1944 года в связи с передислокацией радиоцентра германской разведки в глубь Германии радиосвязь с группой «Контролеры» заметно ухудшилась, и противник предложил Ускову и его напарнику выехать из Москвы в Литву, для того чтобы вести наблюдение за движением воинских эшелонов по железной дороге на участке Вильнюс — Каунас. Одновременно он поручил группе подобрать место для выброски груза в указанном районе.
Согласившись с этим предложением, советская контрразведка решила попытаться путем выхода из игры напарника радиста вызвать другого агента.
Было передано:
«Сатурну. Нахожусь в Минске. Третий день ожидаю напарника, он отстал в Смоленске от поезда: ушел на рынок и, видимо, опоздал к отправке поезда. Плохо, что командировочные удостоверения и все чистые бланки находятся у меня. Очень за него беспокоюсь. Трио».
На эту радиограмму уже через день пришел ответ:
«Трио. Если напарника до сих пор нет, значит, с ним что-то случилось. Немедленно выпишите себе новые командировочные. Направляйтесь в Каунас; на станции Ландварово, находящейся в пятнадцати километрах западнее Вильнюса, сойдите и идите в лес. В этом лесу, южнее деревни Боллигопы, ожидайте нового напарника. Сатурн».
Однако что-то не сработало, напарник так и не появился. Работу «Контролеров» пришлось свернуть.
Действовавшая в столице радиоточка, условно названная «Развод», первоначально также использовалась для передачи дезинформации о работе Московского железнодорожного узла. А затем в целях проверки, доверяет ли вражеская разведка радисту Москвину, было принято решение попытаться вызвать в качестве напарника для него преданного противнику агента.
16 декабря 1943 года к немцам ушла радиограмма:
«Сатурну. Вы были правы. Обстановка показала, что мне нужен напарник, одному работать трудно.
Направьте Михаила Гурьянова, который не выговаривает букву «Р». Проходил вместе с ним курс обучения. Парень надежный, знает город и имеет связи. Май».
Радиоцентр первоначально ответил:
«Маю. Напарник согласился и готовится к отъезду. Привет. Сатурн».
А спустя несколько дней сообщил:
«Маю. С напарником встретитесь при входе в метро между Октябрьским и Северным вокзалами. Ждите его там ежедневно с 9 до 11 часов и с 19 до 21 часа по московскому времени четыре дня подряд. О дне сообщим дополнительно. Привет. Сатурн».
Возник вопрос, как использовать Москвина: дать ли ему возможность действительно встретиться с Гурьяновым или ограничиться его присутствием под соответствующей охраной только для опознания Гурьянова?
В связи с тем, что Москвин не вызывал подозрений, решили действовать по первому варианту.
Началась подготовка.
Москвин был экипирован в форму офицера Красной Армии, снабжен полученными им от своего разведоргана фиктивными документами, орденами, медалями, личными вещами и после соответствующего инструктажа 9 января 1944 года направлен на квартиру к своей матери. Появление «фронтовика», да к тому же такого, который, согласно официальному уведомлению, «пропал без вести», естественно, вызвало живой интерес среди соседей и знакомых. Вечером того же дня в квартире состоялось целое собрание из родственников и знакомых. Проявление такого интереса было заранее предусмотрено. Москвин получил соответствующие инструкции, и поэтому его ответы не вызвали ни у кого подозрений. Вскоре он полностью легализовался, прописался на жительство и вел себя в соответствии с указаниями, полученными от сотрудников военной контрразведки.
28 марта 1944 года он получил радиограмму:
«Маю. Начиная с двадцать девятого марта встречайте друга три дня подряд в условленном месте. Привет. Сатурн».
Утром 29 марта, за тридцать мнут до назначенного срока, посты наблюдения заняли свои места. Через пятнадцать минут они отметили появление Москвина, остановившегося у входа в метро. Но ожидание было напрасным. Время, отведенное на встречу, прошло, а связник не появлялся. То же самое повторилось вечером 29, утром и вечером 30 и 31 марта. Оставался еще один вечер 31 марта, даже не вечер, а только два часа — с 19 до 21 часа по московскому времени. Посты наблюдения вновь заняли свои места. Вскоре появился Москвин. Прошло полчаса, еще полчаса, а к Москвину, как и в предыдущие дни, никто не подходил. Стрелки часов показывали 19 часов 45 минут, когда к скучающему Москвину подошел человек в форме офицера Красной Армии с погонами старшего лейтенанта. В течение трех — пяти минут они о чем-то разговаривали. Наконец Москвин подал условный сигнал, означавший, что подошедший человек — Михаил Гурьянов.
Спустя несколько минут Москвин и старший лейтенант пошли в направлении Садового кольца. Подходя к своему дому, Москвин, обращаясь к Гурьянову, предупредил:
— Будь осторожен.
— Ну что ты, разве я лыком шит.
— Ты ведь знаешь, что я тоже стреляный воробей. Но осторожность для нас — это главное.
Матери Москвин представил Гурьянова как товарища по фронту, случайно встреченного на вокзале.
Мать радиста пригласила их к столу. Когда они остались одни, Москвин, предварительно убедив Гурьянова, что они в полной безопасности, приступил к выяснению интересовавших его вопросов.
Он подробно расспрашивал Гурьянова, как тот мыслит организовать работу, кого из своих московских знакомых думает привлечь в качестве «источников информации», где намерен остановиться на жительство, какие указания получил по организации сбора разведданных, какие ему дали поручения. Гурьянов поведал также о всех новостях в разведывательной школе: кто из бывших «однокашников» погиб, остался в центре, отправлен с заданием. Оставался невыясненным только один вопрос: какой знак Гурьянов получил для сообщения о благополучной встрече с радистом. Чтобы выяснить это, Москвин, как бы невзначай, спросил:
— Ну, Миша, завтра, пожалуй, надо сообщить «Сатурну», что у нас все благополучно. А то он, наверное, тоже волнуется. Как ты думаешь?
— Да, правильно, — поддержал Гурьянов, — «Сатурн» меня просил, чтобы не позднее 2 апреля мы ему обязательно радировали. А где ты работаешь на рации? — осведомился он у Москвина.
— В лесу, больше нигде. Тяжеловато и неудобно, но ничего не поделаешь. Давай завтра съездим туда вместе, посмотришь, как я устроился. Кстати, ты-то не выучился? — осторожно поинтересовался Москвин.
— Нет, не выучился, хотя Фурман был и недоволен.
— Жаль, — заметил собеседник, — ну, а что мы сообщим в радиограмме?
Напарник вынул из кармана записную книжку, и, подумав немного, написал:
«Сатурну. С напарником встретился 31 марта вечером. Все благополучно. Он доставил деньги, и документы, чемодан потерял, два дня искал, не нашел — густой лес. На поиски думаем выехать вместе. Шлем привет. ГММ».
Прочитав радиограмму, Москвин спросил:
— А что значит ГММ?
— Это мой пароль, — ответил Гурьянов. — «Сатурн» сказал, что если все будет нормально, то в конце радиограммы я должен поставить обязательно три буквы, обозначающие мои инициалы.
— Что же, выходит, «Сатурн» мне не доверяет? — обиженно спросил Москвин.
— Нет, дело не в этом, — возразил гость. — Ты же сам говорил: просто необходима предосторожность, потому что в нашем деле всякое бывает. Могло, например, случиться так, что из-за меня арестовали и тебя. Рация попала бы в руки чекистов, которые могли бы тебя заставить работать на себя. Для того и дается пароль, чтобы наши могли знать, самостоятельно мы работаем или нет. Так что ты обязательно включи эти буквы, иначе «Сатурн» будет счит