Мир паллиативной помощи может быть далек от этого идеала. Опыт проведения сеанса психологии в присутствии еще одного пациента, члена семьи отличается. Его постоянно прерывает медперсонал, уборщица, работник прачечной. Беседа приостанавливается, потому что пациент испытывает боль или ему нужно сменить подгузник. Разговаривать среди запахов и страхов неудобно любому, даже профессионалу. Психолог опасалась, что это может помешать процессу понимания пациентом терапии, проработке проблем и тому, как этот человек справится со смертью.
Я сказала ей: «Успокойся, смерть – это невероятная лаборатория, в которой работает ядерный ускоритель преодоления трудностей». Вы разговариваете с пациентом утром, а к обеду он уже сделал все необходимое, чтобы понять все. Уже попросил прощения, простил, уладил пару дел, и теперь у него все в порядке. Через некоторое время может попытаться решить остальные проблемы.
Нередко человеку требуется 10 лет терапии, чтобы понять простые вещи о себе. Но в момент смерти, кажется, время, нужное человеку на понимание и принятие мер, сокращается. Кем себя считал этот человек или даже кем его считала семья: в конце все может в корне перемениться. Последнее впечатление – это то, что остается. И его определяет то, как человек себя ведет в потере. Если вы недовольны своей работой и начинаете вести себя так, чтобы вас уволили, у окружающих останется впечатление, что профессионал ведет себя неподобающе.
Заканчивая отношения и начиная изменять и писать с нуля список обид для оправдания прекращения романа, вы оставляете себе лишь неприятное впечатление.
Во время болезни восприятие времени сильно отличается от восприятия, когда мы здоровы. Ожидание дается очень сложно: это противоположность деятельности. И время его, кажется, длится вечно. Поскольку человек не может что-либо делать, он словно бы чувствует себя неживым. «Так что, теперь я не могу ничего делать? Нет ничего, что я мог бы делать?» Медицина ничего не может сделать. Значит, ожидай смерти.
Самая сложная проблема не смерть, а ее ожидание.
Французский психиатр Эжен (Евгений) Минковский (1885–1972), изучавший это «прожитое время», очень хорошо объясняет три двойственных взгляда на него[9].
Первый включает ожидание и деятельность. Ожидать чего-то – значит этого не делать, потому что результат не зависит от нас. Ожидание проходит через болезненное восприятие времени.
Второй взгляд касается отношений между желанием и надеждой. Желание предполагает поиск того, чего у нас нет. Надежда – это уже ожидание, измененное оптимизмом. Ожидание всегда связано с чем-то, что произойдет в будущем, но надежда может существовать в любой момент. Можно надеяться на положительный результат того, что уже произошло. Практический пример: с нетерпением жду результата биопсии, уже проведенной процедуры, и надеюсь, что у меня не рак. Надежда облегчает боль в этот момент.
Третий двойственный момент времени, который мне нравится больше всех, – это молитва и моральный поступок.
Молитва описывается как отношения с чем-то, что мы находим внутри себя, как пространство общения с чем-то бóльшим, чем мы сами: чем-то или кем-то священным, божеством, богом. Это внутреннее пространство общения с чем-то бóльшим делает нас сильнее. Мы так много сделали – все, что было в наших силах. И теперь решили соединиться с чем-то более сильным внутри себя и «поднимаемся над собой»: тогда происходит молитва, которая всегда направлена на лучшее будущее.
Для Минковского молитва отличается от медитации, которая фиксирует нас в настоящем, а также от мольбы о прощении или иных таинств, таких как отпевание, связанных с прошлым. Таким образом, он связывает молитву с моральным поступком. В ней мы надеемся на спасение или решение проблемы с помощью чего-то большего. В моральном поступке мы соединяемся с этой силой, властью, которая существует внутри нас и заставляет нас делать для другого что-то, что выходит за рамки собственной воли. Именно в этот момент человека «освещает божья искра».
Неужели время – это то,
Чего тебе не хватает, чтобы осознать?
Неужели у нас есть это время,
чтобы его потерять?
И кто хочет знать?
Жизнь – это редкость, такая редкость…
Что это за момент в нашем мире? Для меня ярким примером морального поступка являются слова матери к своему умирающему ребенку: «Можешь уходить». Сначала она, возможно, молила об исцелении, но затем соединилась с внутренней или высшей силой и смогла понять, что лучшее – это не то, чего она хочет. Мать в моем примере понимает, что для ее сына лучшим исходом, возможно, является именно тот, что причинит ей боль. Но она принимает это и отпускает ребенка ради любви.
Когда мы соединяемся с этой более великой и более священной силой внутри нас, мы можем делать добро другим. Настоящее добро. Такое, которое нужно сделать, даже если мы этого не хотим. Кстати, моральный поступок мы совершаем независимо от своего желания – мы просто позволяем добру происходить. И время, потраченное на него, – это время, словно наполненное воплощением всей любви этого мира.
Момент, когда мы соединяемся с чем-то бóльшим внутри себя и молим из глубины своего существа, своей сущности: «Пусть произойдет лучшее», – очень значительный. Лучшее происходит, причем быстро.
Ощущение времени, которое мы проживаем, считая каждую минуту, и времени, которое словно застыло на месте, обычно наступает, когда наше времяпрепровождение бессмысленно. Одна из экспериментальных моделей «отсутствия» времени – нахождение в метрополитене. Люди никогда не посещают само метро: просто заходят в одно место, чтобы попасть в другое. В этой толпе нет никого присутствующего. Во время поездки мы думаем: «Сколько времени потребуется, чтобы добраться до моей станции?» Для многих людей жизнь похожа на поездку в метро с завязанными глазами: они вошли в место, местонахождения которого толком не знают, не знают своего пункта назначения – и не присутствуют! Они просто внутри. Затем дверь открывается, и кто-то может окликнуть: «Ана Клаудиа, выходим!» Уже?
Когда умирает кто-то из близких, мы думаем о своей очереди выйти из поезда. Размышляем о своей смерти: сколько станций осталось до конца?
Поскольку я работаю с тяжелобольными людьми, которые ко времени знакомства со мной уже перепробовали все возможности исцеления или контроля над болезнью, я имею четкое представление о важности времени в их жизни. И у них его очень мало.
К сожалению, нашей культуре не хватает зрелости, цельности, реальности. Время уходит, но большинство не понимают, что, пока снова и снова смотрят на часы в ожидании конца дня, они на самом деле надеются, что время быстрее пройдет и их смерть приблизится. Но время идет своим чередом независимо от желающих ускорить или замедлить его.
Рождение от смерти отделяет время. Жизнь – это то, что мы делаем в это время; это наш опыт. Когда мы проводим свою жизнь в ожидании конца дня, выходных, отпуска, конца года, выхода на пенсию, мы надеемся, что день нашей смерти приближается быстрее. Мы говорим, что после работы будем жить, но забываем, что опция «жизнь» – это не тумблер «вкл./выкл.», который мы переключаем в зависимости от погоды или удовольствия от жизни. С удовольствием или нет, но мы живы 100% времени. Время идет в постоянном ритме. Жизнь случается каждый день, но люди, кажется, редко это осознают.
Как помочь кому-то умереть
Кто-то умирает у вас на глазах. Вы можете почувствовать себя не сторонним наблюдателем, а это очень тревожит: «Как теперь быть? Этот человек умирает, и что мне для него сделать? Что я могу сделать для него? Что должен? И что я хочу сделать для этого человека?» И пока вы задаете себе столько вопросов, время течет, течет жизнь, и человек истекает у вас на глазах.
Сейчас я вижу текущую реку. Я перехожу, мочу ноги. Я чувствую воду, холодную или теплую. Я либо вижу дно реки, либо нет, но могу почувствовать песок под ногами, когда решаю войти и делаю первые шаги. Что я делаю здесь, на берегу реки? А затем, пытаясь понять, что делала на берегу реки, я оказываюсь на берегу потока жизни, который исчезает, как река в поисках моря. Созерцаю. И единственное, в чем я уверена, – это: нет реального объяснения тому, почему люди умирают. Многие не согласятся с этой фразой, поскольку у каждого есть свои теории и убеждения. Но до сегодняшнего дня ни одна художественная, духовная или научная теория или индивидуальное убеждение не смогли раз и навсегда ответить на вопрос, что такое жизнь, не говоря уже о том, почему жизнь заканчивается.
Поэтому я не теряю времени, задавая этот вопрос: он принадлежит к той же категории, что и «Почему горит огонь?», «Почему вода мокрая?» и «Что это значит?».
Растрачивая время на принятие иллюзий о том, что такое жизнь, мы не сможем понять ее суть. Истина о рождении и жизни отсутствует, и мы проводим свою жизнь, не зная правды о том, что значит умереть.
Все люди умирают, но не все однажды смогут узнать, зачем они жили.
Я не знаю, почему умирают дети. Этому нет объяснения, но так происходит. Я также не знаю, почему умирают молодые люди, но так происходит. Старые люди умирают, и, хотя более или менее очевидно, что, старея, мы можем умереть, не всегда просто смириться с этой фатальной логичностью. Нередко встречаются люди, которые не принимают того, что их близкие, даже самые старые, уходят из жизни. Но, будь то старые или молодые, богатые или бедные, черные или белые, мужчины или женщины, безжалостные адвокаты, волонтеры или коррумпированные политики, смерть однажды постучится в дверь. Готовы мы или нет, она может сопровождаться болезнью и страданием. Поэтому идея о том, что к смерти нужно подготовиться, не помогает избежать страха перед этой встречей и превратить его в уважение.
Во время сложного процесса заботы о человеке во всех его аспектах я не понимаю, почему люди умирают, и никогда не смогу понять. Но я знаю, что у меня есть веская причина быть там, на краю постели, на берегу реки. Я нахожусь там, потому что должна. Рядом с умирающим я осознаю, что мне нужно сделать много важных дел в этот священный момент жизни. В своей работе я стараюсь ответить на один вопрос: что я могу сделать для облегчения боли и упрощения ситуации?