– Ты вернулась! – крикнула Сетон и покинула теплый круг возле костра, чтобы обнять Меркатор.
Это удивило Меркатор. Она не ожидала объятий и была потрясена столь открытым проявлением приязни. Когда девочка смело обхватила ее, не обращая внимания на мокрую одежду, и крепко стиснула, на глаза старой мир навернулись слезы. Она поблагодарила скрывший их дождь.
– Есть новости? – спросила Сетон.
– Прошло две недели, – сказал Ваймир. – Что-то должно было произойти. Уже почти весна.
Меркатор покачала головой, и радостные улыбки померкли.
– Нет, – ответила она и достала монеты. – Но у нас есть это. – Меркатор обошла костер и уронила по монете в каждую ладонь.
Когда настала очередь Сетон, девочка отказалась подставлять руку.
– Это твои деньги.
– Ты помогала мне собирать растения для краски.
– Но это все, – возразила Сетон. – Если бы ты позволила, я бы…
Меркатор взяла ладонь девочки и вложила в нее монету.
– В отличие от тебя мне не нужно выглядеть хорошенькой.
Лицо Сетон помрачнело.
– Красота – мое проклятие. Тебе об этом известно. Лучше бы я родилась уродливой калекой. Если бы не раса…
– С тех пор миновало много лет.
– Меня это по-прежнему преследует. Кроме того, что толку в красоте, если я выгляжу как мир, грязный эльф, который…
– Ты прекрасна, – заявила Меркатор. – Мы все прекрасны, даже Ваймир. – Она подмигнула ему. – Не позволяй невеждам убедить себя, что истина лжива.
Сетон хмуро уставилась на свои грязные ноги.
– Сегодня восьмилетний мальчишка швырнул в меня камнем. Я шла по улице – просто шла, видит Феррол! – а он бросил в меня камень размером с куриное яйцо. Его дала ему мать. Когда мальчишка промазал, она дала еще один. Спустя какое-то время становится трудно не видеть себя их глазами.
– Спустя какое-то время? – Меркатор улыбнулась, по-прежнему крепко сжимая бледные ладони девочки своими черно-синими пальцами. – Мне сто двадцать три года, и я хочу кое-что тебе сказать. Спустя какое-то время ты узнаешь правду о толпе, которая заключается в следующем: толпа не всеведуща. Она глупее напуганных коров, что прыгают друг за другом со скалы. Слушать нужно личность.
Глаза Сетон сузились.
– Смотри, – продолжила Меркатор. – С личностью ты можешь поговорить. Личность ты можешь убедить. Обычно. Но толпа – совсем другое дело. Собираясь вместе, люди теряют дорогу. Не важно, кого ты возьмешь, людей, гномов или мир; если более двух окажутся в одной комнате, то начнут прясть глупость, словно канитель. В этом смысле они похожи на медоносных пчел, вот только их продукт не бывает сладким. Не слушай их. Слушай меня. Не слушай толпу, слушай личность.
Меркатор наклонилась, чтобы с ободряющей улыбкой заглянуть Сетон в лицо.
– Жизнь станет лучше. Я изменю ее к лучшему. Это моя обязанность как матриарха Сикара. Мой долг перед дедом и его отцом.
– Уже столетия ничего не меняется, – возразила девочка.
– Верно, но весна близко. Поверь мне. Весна близко.
Сетон со вздохом кивнула. Она явно не поверила.
Меркатор не могла ее винить. Она сама с трудом в это верила.
– Хорошо. Завтра отнеси эту монету в Калианский район и купи что-нибудь вкусного.
Она повернулась, чтобы уйти.
– У нас есть еда! – радостно сообщила Эстрия.
– Правда? – Меркатор снова обернулась к ним.
Все гордо кивнули. Эстрия показала на черный горшок на огне:
– Ваймир и Биста нашли грибы под ящиком в переулке. Ты ведь останешься? Это самое меньшее, что мы можем сделать.
Меркатор покачала головой:
– Мне не нужно поднимать крышку этого горшка, чтобы догадаться, что еды у вас не хватит даже на троих, не говоря уже о семерых. А кроме того, я должна вернуться. Я слишком долго отсутствовала.
– Куда ты пойдешь? – поинтересовалась Сетон.
Меркатор улыбнулась:
– Это секрет.
– И ты не можешь мне сказать?
– Даже тебе не могу.
На лице Сетон отразилась обида.
– Ты мне не доверяешь?
– Дело не в доверии, а в ответственности. Я матриарх, а потому неприятные обязанности достаются мне. – Меркатор вскинула руки, и рукава сползли вниз, открывая синюю кожу, тянувшуюся к локтям. – Видишь? Вот отличный пример. Некоторые вещи оставляют следы, их невозможно стереть, и я должна заняться как раз одной из таких вещей. – Она отвернулась от костра. – Приятного ужина. Скоро все изменится к лучшему. Обещаю.
Махнув на прощание рукой, Меркатор вышла под холодный дождь.
Глава шестаяЯгнятина и легкое пиво
Когда они поднялись по лестнице и открыли дверь, Ройс испытал потрясение. Комната являла собой воплощение уюта. Одну стену почти полностью занимал большой камин, облицованный темным деревом с замысловатой резьбой; за латунным экраном потрескивал огонь. С одной стороны каминную полку украшала фигурка мальчика, катавшегося на коньках на пруду, с другой стоял канделябр. Стены были обклеены темно-бордовыми обоями, тяжелые шторы обрамляли высокие окна, на полу из твердой древесины лежал роскошный калианский ковер. Мягкие кресла, комоды и столики ограждали приятный уголок перед огнем. Оставшееся место практически полностью занимала огромная кровать. На стенах висели картины, мехи лежали в корзинке рядом с каминными инструментами. В комнате имелись лампы, подушки и зеркало. На письменном столе даже лежали бумага и ручка.
Адриан уронил сумки на пол.
– Это лучшее помещение из всех, в которых мне довелось побывать. – Он посмотрел на свои грязные сапоги. – Я боюсь шевельнуться.
Ройс в замешательстве оглядел комнату. Быстро прошелся по ней, заглянул за гардероб, проверил изнанку штор. В большинстве мест, где они останавливались, он бы увидел сухую гниль, плесень, крысиный помет, а иногда и кровь. Здесь – только нетронутое дерево и полированное стекло.
– Неудивительно, что она отказалась торговаться.
Адриан приблизился к сухой раковине.
– Эй, рядом с умывальником есть мыло – и полотенца, на которых вышито имя Хемсворт.
Ройс взглянул на них и кивнул.
– Труднее продать после кражи. Приходится платить за то, чтобы спороть вышивку. А вот на ковре имени нет. – Он изучил причудливый цветочный узор. – Как думаешь, сколько за него дадут? Наверняка целое состояние. Можно выкинуть его в окно. Вряд ли ковер произведет много шума, когда ударится о мостовую.
Адриан оторвался от полотенец и покачал головой.
– Мы не станем красть у вдовы.
Ройс нежно смотрел на ковер.
– Очевидно, богатой вдовы.
– Нас ждет работа, помнишь?
Ройс повернулся к окнам. Они были слишком узкими для человека, но ковер должен был пролезть. При условии, что окна не замазаны намертво, ему удастся свернуть ковер и вытолкнуть наружу, где внизу будет ждать Адриан. Они с легкостью закрепят рулон на спине одной из лошадей. Самое трудное – найти, где его продать. В этом всегда заключалась сложность работы в незнакомом городе.
Адриан щелкнул пальцами, привлекая внимание Ройса:
– Эй! Сосредоточься. Ты сказал, что тебе нравится наше задание. Давай займемся им. Не забудь, вероятно, тебе удастся кого-то убить.
Ройс поднял голову:
– Верно. – Он вновь внимательно посмотрел на ковер. – Мы можем очистить это место позднее. Нет смысла делать это сейчас и лишаться комнаты.
Адриан опустился в одно из мягких кресел, осторожно, словно оно было из дутого стекла. Уставился на скамеечку с подушкой, но не решился положить на нее ноги.
– Что сделаем в первую очередь?
Ройс подошел к окну и, почти не потревожив шторы, выглянул на улицу. Дождь усилился, камни мостовой влажно блестели. Оставшиеся внизу лошади принимали холодный душ.
– Нужно разместить лошадей, поесть и добыть информацию. Как только дождь утихнет, навестим новостной центр.
– Что? С чего ты взял, что в Рошели есть такая штука?
– Она существует в каждом городе.
– Таверна?
Ройс покачал головой:
– Бордель.
Полностью дождь так и не прекратился, и хотя Адриан с Ройсом пристроили лошадей, за два часа поисков им не попалось ни одного борделя. В таком густонаселенном городе, как Рошель, это было странно. Насколько понял Ройс, Рошель была лишь немного меньше Колноры, где имелось тридцать два дома терпимости – на три больше, чем лицензированных таверн, и на восемь больше, чем постоялых дворов. Даже Медфорд – провинциальная деревня в сравнении с Колнорой – обладал двенадцатью борделями. Но, исследовав оба берега реки, они не обнаружили ничего подобного.
Голод, дождь и запах жарящегося мяса в конце концов сделали свое дело, и Адриан затащил Ройса в некий «Мясной дом» – маленькую, дымную лачугу на одной из узких боковых улочек. В потрепанном непогодой сарае подавали фунтовые куски ягнятины и свинины на маленьких засаленных деревянных плашках.
– Свежайшее мясо в городе. Получаем его со скотобойни по соседству, – сообщил повар.
Они взяли по куску ягнятины у человека за вертелом. Потом схватили два стакана пива с прилавка и протолкались к длинной, узкой полке, служившей общим столом. Ряд мужчин, стоявших и жевавших дымящееся мясо, глядя на деревянную стену, украшенную вековым узором жирных брызг, придавал «Мясному дому» сходство со свинарником. Единственным источником света служила открытая жаровня: жир стекал на угли и вспыхивал яркими огоньками. Однако в незамысловатой закусочной было тепло и сухо, а мясо было горячим.
Мощный лысый громила в грязной синей рабочей блузе, пахнувший рыбой и лишенный даже шарфа, чтобы укрыться от холода, пытался оторвать мясо от кости, не обжигая пальцев.
– Может, надо дать ему остыть, – посоветовал Ройс.
Лысый человек не повернул головы, лишь подозрительно покосился на Ройса. Так во время еды поступали собаки.
– У меня всего пара минут до прихода следующего траулера, – сообщил он и облизнул пальцы. – Я могу работать с ожогами на руках, но не на пустой желудок.