1
Суд должен был состояться в четверг, 22 марта, ровно в одиннадцать в Олд-Бейли. Элвестон жил в это время на квартире неподалеку от «Миддл-Темпл»; по его предложению, за день до суда всем надо было встретиться с Микледором, защитником Уикхема, у Гардинеров на Грейсчерч-стрит, там посвятить Дарси в программу следующего дня и обсудить его выступление на суде. Элизабет не решилась провести два дня в пути, и потому супруги намеревались остановиться на ночлег в Банбери и приехать в Лондон утром в среду, 21 марта. Обычно, когда Дарси покидали Пемберли, у дверей собирались старшие слуги, они махали им вслед, желали всего хорошего, но последний отъезд был совсем другим: их провожали только Стаутон и миссис Рейнолдс, с грустными лицами они пожелали господам счастливого пути и заверили, что в их отсутствие жизнь в Пемберли будет продолжаться как обычно.
Чтобы наладить жизнь в лондонском доме, Дарси требовались определенные усилия, и потому, приезжая в Лондон на короткое время – в магазины, на премьеру новой пьесы, интересной выставки или на встречу главы семейства со своим юристом или портным, – они останавливались у четы Херст в том случае, когда мисс Бингли могла к ним присоединиться. Миссис Херст была рада любому гостю, с гордостью демонстрируя великолепие своего дома, многочисленные экипажи и прислугу, а мисс Бингли искусно, как бы между прочим, упоминала имена высокопоставленных друзей и передавала последние сплетни о скандалах в светском обществе. Это только забавляло Элизабет, как забавляли ее раньше претенциозность и глупость соседей – конечно, когда не требовалось сочувствие; что до Дарси, тот считал: если для согласия в семье требуется встречаться с людьми, с которыми у него мало общего, то пусть это будет за их счет. Однако в этот раз приглашений ни от семейства Херст, ни от мисс Бингли не последовало. Считалось, что от таких драматических событий и дурной славы разумнее держаться в стороне, и Дарси не рассчитывали увидеть Херстов или мисс Бингли во время процесса. Но от Гардинеров сразу пришло теплое и искреннее приглашение. Здесь, в этом уютном, скромном семейном доме, они найдут утешение, дружескую поддержку, спокойное общение, от них ничего не будут требовать, не ждать никаких объяснений, мир и покой укрепят их и подготовят к будущим испытаниям.
Когда они достигли центра Лондона, оставив позади зеленую зону Гайд-парка, Дарси почувствовал, что въезжает на чужую территорию, дышит спертым, несвежим воздухом и находится в окружении множества угрюмых людей. Никогда раньше не ощущал он себя таким чужаком в Лондоне. Не верилось, что страна находится в состоянии войны; все куда-то спешили, были заняты своими делами, иногда, правда, он замечал завистливые или восхищенные взгляды, устремленные на их карету. Ни он, ни Элизабет не стремились комментировать происходящее, а экипаж тем временем выехал на широкие запруженные улицы, и кучер осторожно лавировал между яркими, кричащими фасадами магазинов и колясками, повозками, фургонами и частными экипажами, которые делали улицы почти непроезжими. Наконец они свернули на Грейсчерч-стрит и, подъезжая к дому Гардинеров, увидели, что дверь уже распахнута; мистер и миссис Гардинер вышли приветствовать их, а экипаж с кучером тут же направили к конюшне в глубине двора. За несколько минут багаж выгрузили, и Элизабет и Дарси вступили в мирное и безопасное место, которое станет их убежищем до конца суда.
2
Элвестон и Джереми Микледор, пришедшие после обеда, чтобы дать Дарси краткие инструкции и советы, провели в доме меньше часа и ушли, выразив надежду на лучшее и пожелав успеха. Последующая ночь стала одной из самых скверных в жизни Дарси. Неизменно гостеприимная миссис Гардинер позаботилась о том, чтобы в спальне присутствовало все необходимое для удобства супругов – не только две долгожданные кровати, но и столик между ними с графином воды, книгами и вазочкой с печеньем. Нельзя сказать, чтобы до Грейсчерч-стрит не доносился никакой шум, но в обычное время громыхание и скрип экипажей, редкие окрики – по контрасту с полной тишиной Пемберли – не мешали Дарси заснуть. Он пытался выбросить из головы тревогу по поводу завтрашнего испытания, но лезли еще более волнующие мысли. Казалось, у кровати стоит его двойник, смотрит на него осуждающим, почти презрительным взглядом и повторяет аргументы и обвинения, о которых он думал, что давно с ними справился, однако теперь незваный призрак с новой силой и логикой извлек их из небытия. Только он, и никто другой, сделал Уикхема частью семьи, дав тому право звать его братом. Завтра он вынужден давать показания, которые помогут отправить его врага на виселицу или, напротив, обрести свободу. Даже если вердикт будет «невиновен», этот процесс приблизит Уикхема к Пемберли, если же его осудят и повесят, Дарси никогда не избавиться от гнета ужаса и вины, и это жуткое наследство он передаст сыновьям и всем будущим поколениям.
Он не сожалел о браке с Элизабет – это было все равно что сожалеть о своем рождении. Женитьба принесла ему счастье, о котором он не мог и мечтать, и залогом этой любви были два красивых и здоровых мальчугана, сладко спящих сейчас в детской комнате Пемберли. Но женился он вразрез с принципами, управлявшими его жизнью с детства, воззрениями, связанными с памятью родителей, Пемберли и ответственностью перед своим классом и состоянием. Как сильно ни тянуло Дарси к Элизабет, он мог удалиться, как, по его подозрению, сделал полковник Фицуильям. Цена, которую он заплатил за то, чтобы Уикхем женился на Лидии, была ценой Элизабет.
Дарси вспомнил свою встречу с миссис Янг. Дом, в котором сдавались меблированные комнаты, располагался в респектабельном районе Марилебон, сама женщина была олицетворением уважаемой и заботливой домовладелицы. Ему припомнилась их беседа.
– Я сдаю комнаты только молодым людям из приличных семей, уехавшим из дома, чтобы найти работу в столице и начать независимую жизнь. Родители знают, что юноши будут хорошо питаться, о них позаботятся и проследят за их благонравием. В течение многих лет мой доход более чем достаточный, и теперь, когда я обрисовала вам мое положение, мы можем перейти к делу. Но сначала не хотите ли подкрепиться?
Он отказался, не стараясь быть любезным, и она сказала:
– Я деловая женщина, и соблюдение формальных правил учтивости меня не тяготит, но можно обойтись и без них. Я знаю, вам нужно знать местопребывание Джорджа Уикхема и Лидии Беннет. Давайте начнем с того, что вы назовете наивысшую цену, какую готовы заплатить за эту информацию, – уверяю, ни у кого, кроме меня, вы ее не получите.
Названная цифра оказалась мала, но в конце концов они договорились, и когда Дарси покидал этот дом, ему казалось, что он заразился чумой. Но это была только первая большая сумма, которую пришлось заплатить, прежде чем Джордж Уикхем согласился жениться на Лидии Беннет.
Измученная дорогой Элизабет после обеда сразу же легла. Когда Дарси вошел в спальню, она уже спала; несколько минут он тихо стоял у кровати, глядя с любовью на прекрасное, спокойное лицо жены – по крайней мере на несколько часов сон освободит ее от тревоги. В постели он долго ворочался – искал удобное положение, но даже мягчайшие подушки не приносили покоя, но вот наконец он почувствовал, что проваливается в сон.
3
Элвестон рано ушел в Олд-Бейли, и Дарси незадолго до половины одиннадцатого в одиночестве шел через внушительного вида холл, из которого вела дверь в зал судебных заседаний. Там ему сразу показалось, что он попал в поставленную в Бедламе[11] клетку для птиц, заполненную болтающими человекоподобными. Судебный процесс начинался только через полчаса, но места впереди уже заняли без умолку трещавшие женщины в дорогих туалетах, задние ряды тоже быстро наполнялись. Казалось, здесь собрался весь Лондон, бедняки теснились, шумно переругиваясь. Хотя Дарси предъявил судебную повестку ответственному лицу у дверей, ему не указали его место и вообще не обратили на него никакого внимания. День стоял теплый для марта, в зале было душно и влажно, тошнотворная смесь аромата духов и запаха несвежих тел висела в воздухе. Рядом с креслом судьи стояла группа юристов, они беззаботно переговаривались, словно у себя в гостиной. Дарси увидел среди них Элвестона, тот, поймав его взгляд, тут же направился к нему, поздоровался и подвел к местам для свидетелей.
– Чтобы засвидетельствовать нахождение трупа Денни, обвинение вызывает только полковника и вас. Обычная нехватка времени – судья беспокоится, как бы одно и то же свидетельство не повторялось несколько раз без необходимости. Я буду стоять рядом, и у нас будет возможность поговорить во время процесса, – сказал Элвестон.
Внезапно гул стих, словно его отхватили ножом. В зал вошел судья Моберли. Он держался с подобающим его положению достоинством, но сам был некрасив, а его с мелкими чертами лицо, на котором выделялись только черные глаза, почти терялось под огромным, вытянутым к спине париком; Дарси подумал, что парик делает судью похожим на любопытное животное, выглядывающее из норы. Группа ведущих беседу юристов рассыпалась и разошлась по своим местам, секретарь суда тоже занял свое место, присяжные сели на стулья, приготовленные для них. А вот и узник в сопровождении двух полицейских появился в зале суда. Его вид потряс Дарси. Несмотря на постоянную заботу о его питании, Уикхем похудел, напряженное лицо было бледным – не столько от остроты момента, решил Дарси, сколько от долгих месяцев в тюрьме. Глядя на него, Дарси почти пропустил подготовку к процессу – чтение четким голосом официального обвинения, отбор присяжных и принятие присяги. Уикхем как застывший стоял у скамьи подсудимых и на вопрос, виновен ли он, твердо произнес «невиновен». Но даже сейчас, бледный и в наручниках, он все равно был красив.
А затем Дарси увидел знакомое лицо. Наверное, она подкупила кого-то, чтобы получить место в первом ряду, где сидели женщины, она быстро и молча прошла туда и теперь сидела, почти не двигаясь, среди колышущихся вееров и модных шляпок. Сначала он обратил внимание на ее профиль, но потом она повернулась, и, хотя глаза их просто скользнули по лицам друг друга, сомнений не оставалось: то была миссис Янг; даже одного взгляда на профиль было достаточно.
Дарси решил не смотреть на нее, но, окидывая взглядом зал, не мог не заметить, как прекрасно она одета – элегантно и просто по контрасту с выставленными напоказ дорогими и безвкусными нарядами. Ее шляпка, отделанная алыми и зелеными лентами, обрамляла лицо, казавшееся таким же молодым, как в день их первой встречи. Когда он и полковник Фицуильям пригласили ее в Пемберли, чтобы проверить, годится ли она на роль компаньонки Джорджианы, она была так же прелестно одета, и оба джентльмена увидели перед собой говорящую на прекрасном литературном языке, заслуживающую доверия знатную даму, любящую молодых людей и сознающую выпавшую на ее долю ответственность. Совсем другое дело – впрочем, не совсем другое – было, когда он нашел ее в респектабельном доме на Марилебон. Интересно, что за чувство соединяет ее и Уикхема, чувство настолько сильное, что заставляет ее сидеть среди женщин, которые находят развлечение, глядя, как человек борется за свою жизнь?
4
В тот момент, когда обвинитель готовился произнести вступительное слово, Дарси заметил перемену в миссис Янг. Она по-прежнему сидела прямо, но смотрела в сторону скамьи подсудимых с таким напряжением и сосредоточенностью, словно этим молчаливым взглядом могла передать узнику нечто – возможно, надежду или силу. Это длилось всего несколько секунд, но на это время для Дарси перестали существовать пышные облачения судейских, алая мантия судьи, разноцветные одежды зрителей, его околдовали эти два человека и их поглощенность друг другом.
– Господа присяжные, рассматриваемое дело одинаково огорчительно для всех нас – жестокое убийство бывшим армейским офицером своего друга и товарища по оружию. Хотя многое еще остается загадкой: ведь полную правду могла бы открыть только сама жертва, – основные факты очевидны и неоспоримы и будут представлены вам в свидетельских показаниях. Подсудимый в обществе капитана Денни и миссис Уикхем выехал из «Грин-Мэн» в поселке Пемберли, Дербишир, около девяти часов вечера в пятницу, 14 октября, намереваясь лесной дорогой добраться до замка Пемберли, где миссис Уикхем собиралась заночевать и пробыть там еще какое-то время. Что до ее мужа и капитана Денни, у них было намерение ехать в «Кингз-Армс» в Ламтоне. Вы услышите свидетельство о ссоре между обвиняемым и капитаном Денни еще в гостинице и слова, которые он произнес, выйдя из коляски и бросившись в лес. Уикхем тогда последовал за ним. Раздались выстрелы, и, видя, что муж не возвращается, обезумевшая от страха миссис Уикхем потребовала, чтобы ее везли в Пемберли, где сразу же снарядили поисковый отряд. Два свидетеля расскажут, как обнаружили труп, этот момент живо врезался им в память. Залитый кровью обвиняемый стоял на коленях перед жертвой и дважды отчетливо произнес, что убил своего друга. Среди многого другого этот момент – один из самых неясных и таинственных, а ведь он центральный в деле; признание было, его повторили дважды, и, подчеркиваю, его правильно поняли. Поисковый отряд не стал искать другого возможного убийцу; мистер Дарси проявил осторожность, поместил Уикхема под стражу и немедленно известил мирового судью; но, несмотря на добросовестные и тщательные поиски, установить пребывание чужих людей в тот вечер в лесу не удалось. Жители Лесного коттеджа – пожилая женщина, ее дочь и умирающий сын – не могли нанести удар тяжелой каменной плитой, который, как полагают, оказался роковым. Такие камни встречаются в этом лесу, и Уикхем, знакомый с местностью, знал, где их искать.
Преступление отмечено особой жестокостью. Врач скажет вам, что удар по лбу просто оглушил жертву, но за ним, когда капитан Денни, ослепший от льющейся крови, старался убежать, последовал смертельный удар. Невозможно представить себе более трусливое и подлое убийство. Капитана Денни не вернуть, но справедливость должна восторжествовать, и я уверен, что вы, господа присяжные, без колебаний вынесете вердикт «виновен». А сейчас я приглашу первого свидетеля обвинения.
5
Громко позвали «Натаниэл Пиггот», и почти сразу же хозяин гостиницы «Грин-Мэн» занял место на свидетельской трибуне и, приподняв Библию, торжественно произнес клятву. На нем был лучший выходной костюм, в котором он обычно ходил в церковь, однако чувствовал он себя в нем естественно, как человек, привыкший к такой одежде; минуту Пиггот неторопливо разглядывал присяжных оценивающим взглядом человека, не видящего ни в одном из них подходящего кандидата для работы в гостинице. Наконец он устремил взгляд на обвинителя, как бы готовый ко всему, что уготовил ему сэр Саймон Картрайт. По его просьбе он назвал свое имя и адрес: «Натаниэл Пиггот, владелец гостиницы «Грин-Мэн», поселок Пемберли, Дербишир».
Его показания были простыми и заняли мало времени. Отвечая на вопросы обвинителя, Пиггот рассказал суду, что Джордж Уикхем, миссис Уикхем и покойный капитан Денни прибыли в гостиницу в пятницу вечером, 14 октября, в наемном экипаже. Мистер Уикхем заказал ужин с вином и коляску, чтобы тем же вечером отвезти миссис Уикхем в Пемберли. Когда он вел гостей в бар, миссис Уикхем сказала ему, что останется в Пемберли на ночь, чтобы побывать на следующий день на балу леди Энн. «Она была очень возбуждена». Отвечая на следующий вопрос, Пиггот сказал, что мистер Уикхем собирался, оставив жену в Пемберли, продолжить путь в «Кингз-Армс» в Ламтоне, там переночевать и следующим утром отправиться в Лондон.
– Выходит, речь не шла, что мистер Уикхем тоже останется в Пемберли? – спросил мистер Картрайт.
– Я этого не слышал, сэр, да и никто не мог этого ожидать. Мистера Уикхема, как известно, не принимают в Пемберли.
По залу пронесся шепот. Инстинктивно Дарси вжался в кресло. На опасную тропу они ступили раньше, чем он ожидал. Сам Дарси не сводил глаз с обвинителя, но знал, что взгляды присяжных устремлены на него. Но, выдержав паузу, Саймон Картрайт сменил направление:
– Мистер Уикхем заплатил за еду, вино и коляску?
– Заплатил, сэр, еще в баре заплатил. Капитан Денни сказал: «Твое шоу – ты и плати. Мне денег еле-еле хватит на Лондон».
– Вы видели, как они отъезжали?
– Да, сэр. На часах было без четверти девять.
– А когда они садились в коляску, не обратили вы внимание на их настроение, на отношения между джентльменами?
– Не могу сказать, что особенно прислушивался, сэр. Я давал инструкции кучеру Пратту. Леди просила его быть осторожнее с ее чемоданом – там лежало платье для бала. Я видел, что капитан Денни спокоен, и когда они выпивали, он тоже был таким.
– Джентльмены много выпили?
– Капитан Денни пил только пиво – не больше пинты. Мистер Уикхем выпил две пинты, а потом перешел на виски. Перед отъездом он раскраснелся и нетвердо держался на ногах, но говорил разумно, хотя и громко, и сел в коляску без посторонней помощи.
– Говорили они о чем-нибудь, садясь в коляску?
– Нет, сэр, насколько я помню, нет. Вот миссис Пиггот утверждает, что джентльмены ссорились, но это было раньше.
– Мы выслушаем вашу жену. Это все, что я хотел знать, мистер Пиггот, можете быть свободны, если вы не нужны мистеру Микледору.
Мистер Микледор поднялся, и Натаниэл Пиггот с готовностью повернулся к нему.
– Итак, джентльмены не были настроены на разговор. Сложилось ли у вас впечатление, что им приятно путешествовать вместе?
– Во всяком случае, они никогда не говорили обратное и уезжали в мирном настроении.
– Никаких признаков ссоры?
– Насколько помню, никаких, сэр.
Перекрестный допрос не продолжился, и Натаниэл Пиггот сошел с трибуны с удовлетворенным видом человека, не сомневающегося, что произвел выгодное впечатление.
Затем вызвали Марту Пиггот; в дальнем углу зала началась суета: полная невысокая женщина пыталась выбраться из окружения болельщиков, бормочущих слова поддержки, и наконец важно двинулась к трибуне. На ней была шляпка, украшенная множеством накрахмаленных розовых лент, шляпка явно новая, купленная по случаю такого важного момента. Она произвела бы еще более внушительное впечатление, если б не торчала поверх волос цвета соломы, а владелица не прикасалась бы к ней постоянно, словно желая убедиться, не свалилась ли та с головы. Женщина уставилась на судью, но тут обвинитель поднялся, чтобы приветствовать ее, и ободряюще улыбнулся. Она назвала свое имя и адрес, отчетливо произнесла присягу и подтвердила свидетельство мужа о приезде четы Уикхем и капитана Денни.
– На предварительном слушании ее не вызывали, – шепнул Дарси Элвестону. – Раскрылось что-то новое?
– Да, и это может быть опасным, – ответил Элвестон.
– Какова была атмосфера в гостинице после появления мистера и миссис Уикхем и капитана Денни? Как на ваш взгляд, миссис Пиггот, это была веселая компания? – спросил Саймон Картрайт.
– Не сказала бы, сэр. Миссис Уикхем была в хорошем расположении духа, смеялась. Непринужденная в общении, приятная леди, сэр; она сказала мне и мистеру Пигготу в баре, что едет на бал леди Энн, и это шутки ради: ведь мистер и миссис Дарси не знают, что она приедет, и теперь не смогут ее не принять – особенно в такую ненастную ночь. Капитан Денни все время молчал, а мистер Уикхем места себе не находил, словно куда-то торопился.
– Вы не слышали, чтобы они ссорились?
Тут же с места вскочил мистер Микледор с протестом: обвинение подсказывает свидетелю ответ; и тогда вопрос обвинителя прозвучал иначе:
– Вы слышали какой-нибудь разговор между капитаном Денни и мистером Уикхемом?
Миссис Пиггот быстро сообразила, чего от нее хотят.
– Нет, пока они были в гостинице, но после того как они закусили и выпили, миссис Уикхем попросила поднять наверх ее чемодан, чтобы переодеться до отъезда в Пемберли – не в бальное платье, сказала она, но во что-то приличное. Я послала горничную Салли ей помочь. После этого у меня освободилось время сбегать в «укромное местечко» во дворе, и когда я тихо открыла дверь, чтобы выйти из него, то увидела, что во дворе разговаривают мистер Уикхем и капитан Денни.
– Вы слышали, о чем они говорили?
– Да, сэр. Они стояли всего в нескольких футах. Капитан Денни был очень бледен. Он сказал: «Это обман с самого начала. Ты законченный эгоист. И представить себе не можешь чувства женщины».
– Это точные слова?
Миссис Пиггот заколебалась.
– Ну, я не уверена в порядке слов, сэр, но капитан Денни точно сказал, что мистер Уикхем эгоист, не понимает чувств женщины и что все было обманом с самого начала.
– И что было дальше?
– Я не хотела, чтобы джентльмены видели меня, выходящей из «укромного местечка», поэтому закрыла дверь плотнее и следила за ними через щель, пока они не ушли.
– Вы можете поклясться, что все это слышали?
– Я уже клялась, сэр, и показания даю под присягой.
– Совершенно верно, миссис Пиггот, и я рад, что вы понимаете важность этого факта. Что было, когда вы вернулись в гостиницу?
– Вскоре следом за мной пришли джентльмены, и мистер Уикхем поднялся в комнату жены. К этому времени миссис Уикхем, должно быть, переоделась, потому что, спустившись, мистер Уикхем сказал, что чемодан закрыт, стянут ремнем и его пора нести в коляску. Джентльмены надели пальто и шляпы, и мистер Пиггот крикнул Пратту, чтобы он подогнал коляску.
– В каком состоянии находился тогда мистер Уикхем?
Последовало молчание, как будто женщина не поняла вопроса. Обвинитель с легким раздражением повторил вопрос:
– Был он трезвый или под хмельком?
– Я знала, что он пил, сэр, да и так было видно, что он чуток переборщил. Когда он прощался, его язык немного заплетался. Но на ногах он держался, в коляску забрался без посторонней помощи, и они поехали дальше.
Воцарилось молчание. Обвинитель изучал бумаги, потом сказал:
– Благодарю вас, миссис Пиггот. Задержитесь еще на минуту, пожалуйста.
Поднялся Джереми Микледор:
– Итак, если и был недружественный разговор между мистером Уикхемом и капитаном Денни – назовем его разногласием, – он не закончился ссорой или потасовкой. Джентльмены толкали друг друга во время подслушанного вами разговора во дворе?
– Нет, сэр, этого я не видела. Со стороны мистера Уикхема было глупо драться с капитаном Денни. Тот выше его на пару дюймов, да и значительно плотнее.
– Когда они садились в коляску, был кто-нибудь из них вооружен?
– У капитана Денни было оружие.
– Значит, можно сказать, что капитан Денни, какого бы мнения он ни был о поведении своего товарища, мог ехать в коляске, не опасаясь нападения? Он был выше, мощнее и имел при себе оружие. Так все выглядело, да?
– Полагаю, так, сэр.
– «Полагаю» – это не ответ, миссис Пиггот. Вы видели, как джентльмены садились в коляску, и более высокий, капитан Денни, был вооружен?
– Да, сэр.
– И несмотря на то что они поссорились, вас не тревожило то, что они едут вместе?
– С ними была миссис Уикхем, сэр. Они не стали бы при ней выяснять отношения. Да и Пратт не дурак. Случись неприятность, он хлестнул бы сильней лошадей и вернулся в гостиницу.
Джереми Микледор задал последний вопрос:
– Почему вы не рассказали об этом инциденте на предварительном слушании, миссис Пиггот? Разве вы не понимали важность вашего свидетельства?
– Меня не спрашивали, сэр. Мистер Браунриг пришел в гостиницу уже после дознания и тогда расспросил меня.
– Но вы не могли не понимать еще до прихода мистера Браунрига, что вам есть что сказать на предварительном слушании?
– Я подумала, сэр: если им понадобится, сами придут и спросят, ведь мне не хотелось, чтобы весь Ламтон хихикал надо мной. Позор, если на публике будут обсуждать, как я ходила в «укромное местечко». Поставьте себя на мое место, мистер Микледор.
В зале послышалось сдержанное хихиканье. Мистер Микледор сказал, что у него нет больше вопросов, и миссис Пиггот, прижав посильнее шляпку, прошествовала, провожаемая одобрительным шепотом сторонников, к своему месту, с трудом сдерживая торжество.
6
Дарси понял, какой тактики придерживается Саймон Картрайт, и оценил его мастерство. История рассказывается сцена за сценой, что делает ее связной и внушающей доверие, так что в суде возникает почти театральная атмосфера нетерпеливого ожидания. А что еще, подумал Дарси, как не развлечение для публики, открытый суд за убийство? Актеры надели костюмы согласно своим ролям, гул одобрения и ожидания предвосхищает каждую новую сцену, и наконец наступает момент высокой драмы: на скамье подсудимых появляется главный актер, и отсюда ему не сойти до финала, где его ждет жизнь или смерть. Это английский закон на практике, его уважают во всей Европе, и нельзя проявить большей справедливости, когда принимаешь такое решение в его ужасной завершенности. Дарси здесь, потому что его вызвали повесткой, но, глядя на переполненный зал, яркие цвета, покачивание модных шляпок и тусклую одежду бедняков, он устыдился, что находится здесь.
Для дачи свидетельских показаний пригласили Джорджа Пратта. В зале суда он выглядел старше, чем запомнился Дарси. Одежда на нем была чистая, но не новая; недавно вымытые волосы торчали клочьями во все стороны, придавая ему застывший облик клоуна. Он медленно произнес присягу, устремив взгляд на документ, словно язык, на котором тот написан, был иностранный, а затем перевел на Картрайта взгляд, в котором было что-то вроде мольбы подростка-правонарушителя.
Обвинитель, очевидно, решил, что в данном случае надо действовать мягко:
– Принеся присягу, мистер Пратт, вы поклялись говорить суду правду, отвечая на мои вопросы, и во всем остальном, что сочтете нужным сказать. Расскажите, пожалуйста, своими словами суду, что случилось вечером в пятницу, 14 октября.
– Я должен был отвезти двух джентльменов, мистера Уикхема и капитана Денни, а также миссис Уикхем в коляске мистера Пиггота в Пемберли, там высадить леди и продолжить путь с джентльменами в «Кингз-Армс» в Ламтоне. Но мистер Уикхем и капитан так туда и не попали, сэр.
– Да, нам это известно. Какой дорогой собирались вы ехать в Пемберли? Через какие ворота?
– Через северо-западные, сэр, а потом по лесной дороге.
– И что случилось? Возникли трудности с въездом?
– Нет, сэр. Джимми Морган открыл ворота. Он сказал, что проезд здесь запрещен, но меня он знал, а когда выяснилось, что я везу миссис Уикхем на бал, сразу пропустил. Мы проехали около полумили, когда один из джентльменов – думаю, это был капитан Денни – постучал мне и попросил остановиться. Я так и сделал. Он вышел из коляски и направился в лес, крича, что с него хватит и пусть мистер Уикхем действует один.
– Это его точные слова?
Пратт задумался.
– Я не уверен, сэр. Может, он сказал: «Ты теперь один, Уикхем. С меня хватит».
– Что произошло дальше?
– Мистер Уикхем вышел из коляски, кричал, называл его дураком, звал назад, но тот не вернулся. Тогда мистер Уикхем пошел за ним в лес. Леди тоже выбралась из коляски, просила мужа вернуться, не оставлять ее, но он не обратил на ее слова внимания. Когда он исчез в лесу, она вернулась в коляску и стала безутешно плакать. Так мы и стояли.
– Вы не думали пойти в лес?
– Нет, сэр. Я не мог бросить миссис Уикхем и лошадей, потому и остался. Потом раздались выстрелы, миссис Уикхем завизжала, крикнула, что нас всех перебьют, и приказала что есть силы гнать в Пемберли.
– Выстрелы раздались поблизости?
– Не могу сказать, сэр. Но думаю, достаточно близко, ведь их было хорошо слышно.
– Сколько было выстрелов?
– Три или четыре, но тут я не уверен, сэр.
– Что же было дальше?
– Я пустил лошадей в галоп, и мы помчались в Пемберли; леди визжала всю дорогу. Когда мы подъехали к парадной двери, она, можно сказать, вывалилась из коляски. Мистер Дарси и кто-то еще стояли у дверей. Точно не помню, но, кажется, там были два джентльмена, мистер Дарси и две леди. Женщины ввели миссис Уикхем в дом, а мне мистер Дарси велел оставаться при лошадях: он хотел, чтобы я отвез его и других джентльменов на то место, где капитан Денни и мистер Уикхем скрылись в лесу. Я стал ждать. Тут подъехал верхом еще один джентльмен – теперь я знаю, что это полковник Фицуильям, – и присоединился к нам. Потом кто-то принес носилки, одеяла и фонари, и трое джентльменов – мистер Дарси, полковник и незнакомый мне джентльмен – сели в коляску, и мы поехали в лес. Через некоторое время джентльмены покинули экипаж и шли впереди до тропы, ведущей к Лесному коттеджу; оттуда полковник отправился посмотреть, все ли в порядке у семейства Бидуэлл, и посоветовать запереть двери. Затем все трое пошли дальше, пока я не узнал место, где пропали капитан Денни и мистер Уикхем. Мистер Дарси попросил меня остановиться и ждать, а они сами углубились в лес.
– Должно быть, вы сильно волновались, Пратт?
– Еще как, сэр. Ведь я был один и без оружия, и время тянулось очень долго, сэр. Потом я услышал, что они возвращаются. Труп капитана Денни несли на носилках, а нетвердо державшегося на ногах мистера Уикхема усадил в коляску третий джентльмен. Я развернул лошадей, и мы медленно пустились в обратный путь – мистер Дарси и полковник несли сзади носилки, а третий джентльмен удерживал в коляске мистера Уикхема. После этого в голове моей все смешалось. Я помню, что носилки унесли, а мистера Уикхема, который громко кричал и еле держался на ногах, ввели в дом, а мне приказали ждать. Наконец из дома вышел полковник и сказал, чтобы я ехал в «Кингз-Армс», передал там, что джентльмены не приедут, и, не говоря лишних слов, тут же пустился бы в обратный путь. Вернувшись в «Грин-Мэн», мне тоже надо держать язык за зубами и молчать о том, что случилось, иначе не избежать неприятностей с полицией. Он сказал, что полицейские придут ко мне на следующий день. Я волновался, не станет ли мистер Пиггот расспрашивать меня, но когда я вернулся, хозяева уже легли. К этому времени ветер стих, но дождь лил как из ведра. Мистер Пиггот, приоткрыв окно в спальне, громко спросил, все ли в порядке и осталась ли леди в Пемберли. Осталась, ответил я, и он велел мне позаботиться о лошадях и ложиться спать. Я смертельно устал, сэр, и на следующее утро еще спал, когда сразу после семи пришли полицейские. Я рассказал им все, что произошло, – то, что сейчас рассказываю вам, все, что помню, ничего не утаивая.
– Спасибо, мистер Пратт, – поблагодарил кучера Картрайт. – Мне все ясно.
Тут же поднялся мистер Микледор:
– У меня есть один или два вопроса к вам, мистер Пратт. Когда мистер Пиггот приказал вам отвезти компанию в Пемберли, вы впервые видели этих двух джентльменов?
– Да, сэр.
– Как вам показалось, какие отношения были между ними?
– Капитан Денни все время молчал, ну а мистер Уикхем явно перебрал, но они не спорили и не ссорились.
– Может быть, капитан Денни неохотно сел в коляску?
– Нет, сэр. Он был вполне всем доволен.
– Вы слышали, о чем они говорили в дороге, пока коляску не остановили?
– Не слышал, сэр. Из-за сильного ветра и ухабов я мог бы разобрать только крики.
– А криков не было?
– Нет, сэр. Я ничего не слышал.
– Значит, компания, насколько вам известно, отправилась в путь в добрых отношениях между собой и у вас не было причин ожидать неприятностей?
– Не было, сэр.
– На предварительном слушании вы сказали присяжным, что в лесу вам стало трудно управлять лошадьми. Должно быть, для них это была тяжелая поездка.
– Можно сказать так, сэр. Как только коляска въехала в лес, они занервничали, стали ржать и бить копытами.
– Нелегко вам было править?
– Еще как нелегко. Лошади не любят находиться в лесу в полнолуние, как и люди.
– Можете вы тогда быть абсолютно уверены в словах, которые произнес капитан Денни, выйдя из коляски?
– Ну, я слышал, как он говорил, что не будет больше поддерживать мистера Уикхема, пусть теперь он действует в одиночку – или что-то вроде этого.
– Что-то вроде этого… Спасибо, мистер Пратт, это все, что я хотел знать.
Пратта отпустили, и, сходя с трибуны, он выглядел гораздо счастливее, чем когда на нее поднимался.
– Здесь проблем не будет. Микледору удалось бросить тень сомнения на показания Пратта. А теперь пригласят или вас, мистер Дарси, или полковника.
7
Услышав свое имя, Дарси испытал почти физический шок от неожиданности, хотя знал, что вот-вот подойдет его очередь. Пытаясь собраться с мыслями, он прошел через зал, мимо рядов враждебных, как ему казалось, глаз. Важно сохранять хладнокровие и сдержанность. Дарси твердо решил, что не будет встречаться глазами с Уикхемом, миссис Янг и присяжными, которые всякий раз, когда его взгляд падал на скамью с жюри, смотрели на него с недружелюбным интересом. Отвечая на вопросы, он будет смотреть на обвинителя, лишь изредка бросая взгляд на жюри или на судью, недвижимого, как Будда: пухленькие ручки сложены на столе, глаза полузакрыты.
Первая часть допроса не представляла трудности. Отвечая на вопросы, Дарси описал, как проходил ужин, кто присутствовал, отъезд полковника Фицуильяма, ранний отход ко сну мисс Дарси, неожиданное появление коляски с обезумевшей от страха миссис Уикхем и, наконец, решение вернуться на коляске в лес, чтобы выяснить, что там случилось и не нуждаются ли в помощи мистер Уикхем и капитан Денни.
– Вы предчувствовали опасность, трагедию, возможно? – спросил Саймон Картрайт.
– Ни в коем случае, сэр. Небольшая травма в лесу у одного из них – вот худшее, чего я ожидал, и надеялся, что мы встретим обоих – и мистера Уикхема, и капитана Денни, медленно бредущих к Пемберли или назад к гостинице, и одного, кому повезло больше, помогающего другому. Слова миссис Уикхем, впоследствии подтвержденные Праттом, что в лесу стреляли, убедили меня, что нужен поисковый отряд. Вернувшийся к этому времени полковник Фицуильям, у которого было оружие, примкнул к нам.
– Виконт Хартлеп даст свои показания позже. Ну что ж, продолжим? Пожалуйста, расскажите нам, что было во время поездки в лес и как вы обнаружили труп капитана Денни.
Дарси не пришлось заранее репетировать этот кусок показаний, но некоторое время он потратил на поиск нужных слов и интонаций. Ведь он будет в зале суда, и рассказывать придется присяжным, а не друзьям. Рассказывать о тяжелом молчании, в котором слышались только их усталая поступь и поскрипывание колес – непозволительная и опасная роскошь; нужны только голые факты, убедительно поданные. Он рассказал, как полковник ненадолго их оставил, чтобы предупредить об опасности миссис Бидуэлл, ее умирающего сына и дочь и посоветовать держать дверь запертой.
– Виконт Хартлеп предупредил вас, куда идет?
– Да, предупредил.
– И как долго он отсутствовал?
– Не больше пятнадцати-двадцати минут, но тогда время особенно тянулось.
– И затем вы продолжили путь?
– Да. Пратт достаточно уверенно указал место, где капитан Денни вошел в лес, мы пошли тем же путем, пытаясь найти тропу, которую кто-нибудь из них выбрал. Через некоторое время, примерно минут через десять, мы вышли на поляну, где увидели лежащего на траве капитана Денни и склонившегося над ним рыдающего Уикхема. С одного взгляда я понял, что капитан Денни мертв.
– В каком состоянии находился мистер Уикхем?
– Он был страшно потрясен, а по его речи и по исходящему от него характерному запаху я понял, что он пьян, и, возможно, крепко. Лицо капитана Денни было залито кровью, кровь была также на руках и лице мистера Уикхема – возможно, он прикасался к своему другу.
– Мистер Уикхем что-то говорил?
– Да.
– И что же?
Вот он, этот страшный вопрос, и на несколько мучительных секунд Дарси лишился дара речи. Затем, глядя на Картрайта, он сказал:
– Мне кажется, сэр, я помню его точные слова, хотя могу спутать порядок. Он произнес: «Я его убил. Это моя вина. Он был моим другом, единственным другом, и я убил его». И повторил еще раз: «Это моя вина».
– И как вы тогда расценили эти слова?
Дарси понимал, что все в зале суда ждут его ответа. Он перевел взгляд на судью, который теперь медленно открыл глаза и смотрел на него.
– Отвечайте на вопрос, мистер Дарси.
Только тогда Дарси с ужасом осознал, что уже некоторое время молчит. Обращаясь к судье, он заговорил:
– Я видел человека, находящегося в глубоком шоке, который стоял на коленях перед трупом друга. Убежден, мистер Уикхем хотел сказать, что если бы не разногласия между ними, побудившие капитана Денни выйти из коляски и побежать в лес, его бы не убили. Такое впечатление сложилось у меня сразу же. Не было видно никакого оружия. Я знал, что капитан Денни человек могучего сложения и вооружен. Мистер Уикхем совершил бы невероятную глупость, если б последовал за своим другом в лес без фонаря и без оружия с целью убийства. Он даже не мог быть уверен, что отыщет капитана Денни в густых зарослях кустарника и деревьев, где только свет луны был помощником. По моему мнению, мистер Уикхем не совершил убийства – ни в состоянии аффекта, ни преднамеренно.
– Видели вы кого-нибудь или слышали чье-то присутствие, кроме лорда Хартлепа и мистера Элвестона, когда вошли в лес или на месте преступления?
– Нет, сэр.
– Итак, вы утверждаете под присягой, что обнаружили труп капитана Денни и склонившегося над ним обагренного кровью мистера Уикхема, который сказал не один раз, а два, что повинен в смерти своего друга.
Теперь молчание продолжалось дольше. Впервые в жизни Дарси почувствовал себя в шкуре затравленного зверя.
– Это факты, сэр, – наконец произнес он. – Вы спросили, как тогда я истолковал их. И я ответил, что ни тогда, ни сейчас не верю, что мистер Уикхем тем самым признался в убийстве, он просто говорил правду: если б капитан Денни не вышел из коляски и не вошел в лес, он не встретил бы убийцу.
Но Картрайт еще не закончил. Сменив тему, он спросил:
– Если б миссис Уикхем неожиданно и без уведомления приехала в Пемберли, ее бы приняли?
– Конечно.
– Ну да, ведь она сестра миссис Дарси. А приняли бы вы мистера Уикхема, если б он появился у вас при таких же обстоятельствах? Его пригласили бы на бал вместе с миссис Уикхем?
– Это гипотетический вопрос, сэр. Нет никаких оснований для его присутствия на балу. Мы давно не виделись, и я даже не знаю их адреса.
– Мне кажется, мистер Дарси, что вы не совсем искренни. Послали бы вы приглашение, если б знали их адрес?
Джереми Микледор встал и обратился к судье:
– Милорд, какое отношение имеет список приглашенных на бал гостей к убийству капитана Денни? Мы имеем право приглашать кого хотим, родственники они нам или нет, и не объяснять причины наших предпочтений суду, когда они не имеют отношения к делу.
Судья пошевелился, голос его прозвучал неожиданно твердо:
– Этот вопрос важен для разбирательства, мистер Картрайт?
– Да, милорд, он бросает свет на отношение мистера Дарси к своему родственнику и таким образом косвенно дает понять присяжным кое-что в характере мистера Уикхема.
– Сомневаюсь, что отсутствие приглашения на бал может прояснить суть человеческой натуры, – заключил судья.
Теперь пришла очередь Джереми Микледора.
– Вам известно что-нибудь о роли мистера Уикхема в Ирландской кампании в августе 1798 года? – обратился он к Дарси.
– Известно, сэр. Он был ранен и получил награду за храбрость.
– А не был ли он заключен когда-нибудь в тюрьму за уголовное преступление и не имел ли каких-нибудь неприятностей с полицией?
– Насколько мне известно, нет.
– Так как он женат на сестре миссис Дарси, вы скорее всего знали бы об этом?
– Случись что-то серьезное или если б нарушения повторялись часто, думаю, знал бы о них.
– Говорили, что Уикхем был пьян. Что вы предприняли по приезде в Пемберли, чтобы привести его в чувство?
– Мистера Уикхема уложили в кровать и вызвали доктора Мерфи, чтобы он помог и миссис Уикхем, и ее мужу.
– Его не запирали и не сторожили?
– Дверь была не заперта, но у дверей остались два охранника.
– Неужели это было необходимо, раз вы считали его невиновным?
– Он был пьян, сэр, а у меня дети – я не мог допустить, чтобы пьяный человек бродил по дому. Меня также беспокоило и его физическое состояние. Я мировой судья, сэр, и знаю, что каждый, кто связан с подобным делом, к приезду сэра Селвина Хардкасла должен быть в надлежащей форме, чтобы ответить на ряд вопросов.
Мистер Микледор сел, и Саймон Картрайт возобновил допрос:
– Последний вопрос, мистер Дарси. Поисковая группа состояла из трех мужчин, один из которых был вооружен. У вас осталось оружие капитана Денни, оно тоже могло пригодиться. Вы не знали, когда именно убили капитана Денни. Убийца мог быть совсем близко, он мог прятаться. Почему вы не стали его искать?
– Мне казалось, главное – как можно скорее вернуться в Пемберли с телом капитана Денни. Разглядеть кого-то в глухой чащобе почти невозможно, и я предположил, что убийца скрылся.
– Кое-кому ваше объяснение может показаться неубедительным. Обычно первая реакция при виде убитого человека – постараться задержать убийцу.
– В тех обстоятельствах, сэр, мне это не пришло в голову.
– Конечно, мистер Дарси. Могу понять, почему это не пришло вам в голову. Рядом находился человек, которого вы, несмотря на ваши утверждения, считали убийцей. Действительно, зачем тогда искать кого-то еще?
Прежде чем Дарси успел ответить, Саймон Картрайт увенчал свой триумф заключительными словами:
– Должен поздравить вас, мистер Дарси, у вас острый ум, который обладает замечательной способностью логически выстраивать мысль даже в такие моменты, когда большинство из нас утратили бы эту способность. Перед вами открылась картина, полная беспримерного ужаса. Я спросил о вашей реакции на слова обвиняемого, которого вы и ваши товарищи нашли стоящим на коленях с окровавленными руками над трупом убитого друга. Оказывается, вы в ту же секунду пришли к выводу, что тут имело место разногласие, вынудившее капитана Денни выйти из коляски и побежать в лес; вспомнили разницу в весе и росте мужчин и важность этого; заметили, что на месте преступления отсутствует орудие убийства, которым можно было нанести подобные раны. Да, убийца не был столь любезен, чтобы оставить его на всеобщее обозрение. Спасибо. Вы можете быть свободны.
Отчасти к удивлению Дарси, мистер Микледор не стал устраивать перекрестный допрос, и тогда Дарси решил, что защитник просто не видит возможности смягчить нанесенный его показаниями ущерб. Он не помнил, как вернулся на свое место. Его охватили отчаяние и гнев. Он проклинал себя и называл законченным тупицей. Ведь говорил же ему Элвестон, как надо отвечать на вопросы. «Перед ответом подумайте, но недолго, иначе сложится впечатление, что вы прикидываете, что лучше сказать. Отвечайте просто и точно, не говорите больше, чем надо, никогда не приукрашивайте; если Картрайт захочет знать больше, он сам спросит. Беда – когда свидетель говорит слишком много, а не слишком мало». А он сказал слишком много – и это провал. Несомненно, полковник поведет себя умнее, но вред нанесен.
Дарси почувствовал на своем плече руку Элвестона.
– Я нанес большой ущерб защите? – спросил с печалью в голосе Дарси.
– Вовсе нет. Вы, свидетель обвинения, произнесли очень действенную речь для защиты, ее не мог произнести Микледор. Присяжные речь слышали, вот что важно, и Картрайт не может стереть ее из их памяти.
Свидетели обвинения по очереди давали показания. Доктор Белчер дал заключение о причине смерти убитого, а полицейские дотошно описали свои безуспешные попытки найти действительное орудие убийства, хотя под листвой и нашлись каменные плиты. Несмотря на усиленные поиски и расспросы, в указанное время в лесу не обнаружили следов дезертира или другого постороннего человека.
Наконец на свидетельскую трибуну вызвали полковника виконта Хартлепа. Воцарилось полное молчание, и Дарси подумал: интересно, почему Саймон Картрайт поставил такого важного свидетеля последним в своем списке? Может, обвинитель надеялся, что впечатление от показаний полковника будет действеннее и продолжительнее, если присяжные услышат их последними? На полковнике была военная форма, и Дарси вспомнил, что у него сегодня во второй половине дня встреча в Военном министерстве. Он прошел к месту дачи показаний так естественно, словно совершал утреннюю прогулку, отдал легкий поклон судье, принес присягу и стоял, ожидая, когда Картрайт начнет допрос, с легким нетерпением (как показалось Дарси) профессионального защитника отечества, нацеленного на победу; готового оказывать должное уважение суду, но дистанцирующего себя от его нелепых допущений. С достоинством кадрового военного, перед судом стоял офицер, считавшийся одним из самых красивых и галантных в британской армии. По залу пробежал шепот, который быстро стих, и Дарси видел, как нарядные светские дамы с интересом подались вперед – точь-в-точь, подумал Дарси, как украшенные ленточками ручные собачки трепещут и волнуются при запахе любимого лакомства.
Полковника просили рассказать буквально по минутам все, что происходило после его возвращения с вечерней прогулки, когда он присоединился к поисковой группе, вплоть до приезда сэра Селвина Хардкасла, начавшего вести расследование. Во время убийства капитана Денни у него была личная встреча с гостем, остановившимся в «Кингз-Армс» в Ламтоне, куда он приехал верхом. Затем Картрайт спросил о тридцати фунтах, найденных у Уикхема, на что полковник невозмутимо ответил, что эти деньги он сам ему дал, чтобы обвиняемый мог заплатить долг чести, и только необходимость заставляет его нарушить данное обещание держать все в тайне. Он не намерен разглашать имя того, кому предназначались деньги, но это не капитан Денни, и эти деньги никак не связаны со смертью капитана.
Тут ненадолго поднялся мистер Микледор:
– Можете вы дать суду слово офицера, полковник, что этот долг или дар не предназначался для капитана Денни и никак не связан с убийством?
– Могу.
Затем Картрайт вновь вернулся к значению слов Уикхема, произнесенных над трупом друга. Как понял их свидетель?
Полковник несколько секунд молчал и потом заговорил:
– Я не могу, сэр, читать мысли другого человека, но я согласен с мнением мистера Дарси. Мое мнение родилось интуитивно, а не в результате обстоятельной оценки фактов. Я не отношусь к интуиции с презрением – она несколько раз спасала мне жизнь, и в основе ее, конечно, лежит мгновенная оценка ярких фактов; интуицию нельзя назвать ложной только потому, что мы не осознаем вызывающих ее причин.
– А решение увезти труп капитана Денни и не заниматься поисками убийцы было обдуманным? Рассматривали вы, прославленный командир, другой вариант?
– Нет, сэр. Я не вторгаюсь во враждебную и неизвестную территорию с недостаточными силами, оставив неприкрытым тыл.
Вопросов больше не задавали, и было ясно, что опрос свидетелей обвинения закончился.
– Микледор великолепен, – прошептал Элвестон. – Полковник подтвердил ваши показания, а достоверность показаний Пратта поставлена под сомнение. Во мне просыпается надежда, но впереди еще речь Уикхема в свою защиту и напутственное слово судьи присяжным.
8
По доносящемуся время от времени из зала храпу было понятно, что от духоты в помещении тянет ко сну, но сейчас, когда поднялся для своей речи Уикхем, все оживились, стали перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Голос Уикхема звучал четко и ровно, но в нем не было эмоциональности, как будто, подумал Дарси, эти слова, которые могли спасти ему жизнь, он не говорил, а читал.
– Меня обвиняют в убийстве капитана Мартина Денни, это обвинение я отрицаю и объявляю, что невиновен. Я действительно не совершал этого преступления и надеюсь на справедливое правосудие моей страны. Я служил с капитаном Денни в национальной гвардии более шести лет назад, тогда он и стал не только моим товарищем по оружию, но и близким другом. Эта дружба продолжалась и дальше, и его жизнь была мне так же дорога, как собственная. От любого врага я защищал бы его до последней капли крови, и если б присутствовал при трусливом нападении, приведшем к смерти моего друга, то так бы и поступил. Свидетели говорили о ссоре между нами в гостинице перед тем, как мы отправились в эту роковую поездку. Не ссора, а всего лишь небольшое разногласие между друзьями, но виновен в нем был я. Капитан Денни, с его высокими представлениями о чести и жалостливым сердцем, считал, что я поступил неправильно, подав в отставку при отсутствии стабильного заработка и собственного дома. И еще он думал, что мой план оставить на ночь миссис Уикхем в Пемберли, с тем чтобы она посетила на следующий день бал, никуда не годится и причинит неудобство миссис Дарси. Я думаю, нарастающее недовольство моим поведением сделало для него непереносимым мое общество, и по этой причине он остановил экипаж и побежал в лес. Я бросился за ним, убеждая вернуться. Ночь была бурная, лес местами непроходимый, все это могло быть опасным. Не отрицаю, я говорил слова, которые мне приписывают, они означали то, что я считал себя в ответе за смерть друга: ведь именно наши разногласия повлекли его в лес. Я много выпил, но среди алкогольного тумана ярко вспоминается испытанный мною ужас, когда я нашел его и увидел залитое кровью лицо. Его глаза подтвердили то, что я уже знал: мой друг мертв. Шок, ужас, боль лишили меня самообладания, но не настолько, чтобы я не постарался поймать убийцу. Взяв пистолет Денни, я несколько раз выстрелил туда, где, мне казалось, я видел убегавшего человека, и бросился за ним в глубину леса. К этому времени начал действовать выпитый алкоголь, и дальше я ничего не помню, кроме того, что стою на коленях перед телом друга и прижимаю к груди его голову. Тогда и появилась поисковая группа.
Господа присяжные, доводы против меня не выдерживают критики. Если я ударил моего друга сначала по лбу, а потом – еще более жестоко – по затылку, то где орудие? После самых тщательных поисков оно не найдено и не представлено в суде. Безосновательно утверждается, что я последовал за своим другом с целью его убийства, но как мог я надеяться побороть человека выше и сильнее себя, да еще вооруженного? Да и зачем? Мотива преступления нет. Тот факт, что в лесу не нашли следов постороннего человека, не доказывает, что его вообще не было. Он вряд ли задержался на месте преступления. Я могу только поклясться, помня о присяге говорить правду, что не имею никакого отношения к убийству капитана Мартина Денни и доверяю себя правосудию моей страны.
Воцарилось молчание.
– Неудачная речь, – шепнул Элвестон.
– Почему неудачная? – тихо спросил Дарси. – Мне кажется, он выступил хорошо. Основные аргументы ясны: нет свидетельств серьезной ссоры, не найдено орудие убийства, нелогичность преследования друга с целью убийства, отсутствие мотива. Что не так?
– Трудно объяснить, но я слышал много раз речи обвиняемых, и, боюсь, эта может не убедить присяжных. Несмотря на то что она хорошо выстроена, в ней нет той живительной искры, которая идет от убежденности в своей невиновности. Манера произнесения, бесстрастность, скрупулезность – он может заявлять, что невиновен, но невинным себя не считает. Есть нечто, что присяжные чуют, не спрашивайте меня как. В убийстве он может быть невиновен, но некое чувство вины его тяготит.
– Такое бывает с каждым из нас; испытывать чувство вины – это и есть быть человеком. Конечно, у присяжных могут быть понятные сомнения. Но меня его речь убедила.
– Хотелось, чтобы она убедила и присяжных, но я настроен не так оптимистично.
– Но если Уикхем был пьян?
– Он уверяет, что во время убийства был пьян, однако не настолько, чтобы не быть в состоянии сесть в коляску без посторонней помощи. В свидетельских показаниях этому моменту не уделялось внимание, но, на мой взгляд, вопрос, насколько он был пьян, остается открытым.
Во время речи Дарси старался смотреть на Уикхема, но теперь он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на миссис Янг. Никакого риска встретиться взглядами. Ее глаза были постоянно устремлены на Уикхема; несколько раз он видел, как шевелятся ее губы, как будто она слушала сочиненный ею текст или молилась. Когда он снова взглянул на Уикхема, тот смотрел прямо перед собой; в этот момент судья Моберли начал говорить свое напутствие присяжным, и Дарси перевел взгляд на него.
9
Не делавший никаких записей судья Моберли слегка подался в сторону присяжных, словно уголовное дело не имело никакого отношения к остальным членам суда, и заговорил своим прекрасным голосом, сразу привлекшим внимание Дарси; такой отчетливый голос слышали все присутствующие. Он кратко, но тщательно обобщил свидетельские показания, как будто время не имело значения. Его речь закончилась словами, которые, как показалось Дарси, поддержали защиту, и у него поднялось настроение.
– Господа присяжные, вы терпеливо и внимательно выслушали свидетельские показания на этом долгом судебном процессе, и теперь пришел ваш черед обдумать эти показания и вынести свой вердикт. Обвиняемый был ранее профессиональным военным, проявил отменное мужество, за что награжден орденом, но это не должно повлиять на ваше решение – пусть оно исходит только из изложенных фактов. Ваша ответственность велика, но я знаю, что вы исполните свой долг справедливо и беспристрастно – в соответствии с законом.
Основной вопрос, если можно так сказать, заключается в том, почему капитан Денни побежал в лес, хотя мог оставаться в экипаже, где безопасно и уютно; ведь нападение на него не могло произойти в присутствии миссис Уикхем. Обвиняемый дал свое объяснение, почему капитан Денни остановил коляску, и вам судить, достаточно ли убедительно его объяснение. Капитан Денни уже ничего не расскажет, и никто, кроме мистера Уикхема, не может пролить свет на это событие. Как и многое в настоящем деле, это бездоказательно, а ваш вердикт должен уверенно исходить не из необоснованных заявлений, а из данных под присягой показаний, то есть обстоятельств, при которых поисковая группа обнаружила тело капитана Денни, и слов, произнесенных обвиняемым. Вы слышали его трактовку этих слов, и вам решать, верить ему или нет. Если вы безоговорочно уверены, что Джордж Уикхем виновен в убийстве капитана Денни, тогда ваш приговор: виновен; если этой уверенности у вас нет, то обвиняемый будет оправдан. А теперь оставляю вас наедине с вашими мыслями. Если вам нужно уединиться, чтобы обсудить ваше решение, отдельное помещение ждет вас.
10
К концу процесса Дарси чувствовал себя таким измочаленным, словно сам сидел на скамье подсудимых. Ему очень хотелось почерпнуть у Элвестона уверенность, но гордость и сознание того, что его надоедливость может не только вызвать у того раздражение, но и оказаться бессмысленной, заставляли Дарси молчать. Ничего не оставалось, кроме как ждать и надеяться. Присяжные предпочли уединиться для обдумывания решения, и в их отсутствие зал снова стал походить на клетку для попугаев: все наперебой обсуждали свидетельские показания и заключали пари на то, какой будет вердикт. Долго ждать не пришлось. Не прошло и десяти минут, как жюри возвратилось. Дарси слышал, как секретарь суда громким, властным голосом спрашивал у присяжных:
– Кто у вас старшина?
– Я, сэр. – Высокий смуглый мужчина, который часто поглядывал на Дарси во время процесса и был явным лидером в жюри, поднялся.
– Вы приняли решение?
– Приняли.
– Виновным или невиновным считаете вы обвиняемого?
Ответ последовал без колебания:
– Виновным.
– Решение принято единогласно?
– Да.
Дарси почувствовал, что задыхается. На своем плече он ощутил ободряющую руку Элвестона. Зал заполнили голоса – рокот недовольства, выкрики, выражение протеста, постоянно нараставшие, но неожиданно, словно по приказу, все смолкли и устремили взгляды на Уикхема. Дарси, захваченный общим настроением, закрыл глаза, но потом усилием воли заставил себя их открыть и посмотрел на осужденного. Неподвижное, мертвенно-бледное лицо Уикхема было подобием маски смерти. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но не смог произнести ни звука, только еще сильнее вцепился в край скамьи, и Дарси, глядя, как он пытается справиться с услышанным и усилием воли заставляет себя подняться, почувствовал, как и у него напряглись мышцы. Глядя на судью, Уикхем заговорил – сначала хриплым голосом, потом громким и отчетливым:
– Милорд, я невиновен. Клянусь Богом, я невиновен! – Широко раскрытыми глазами он в отчаянии обвел взглядом зал, как бы ища дружеское лицо, голос, который подтвердил бы его невиновность. И повторил вновь – с еще большей силой: – Я невиновен, милорд, невиновен!
Дарси посмотрел в ту сторону, где прежде сидела скромно одетая и молчаливая миссис Янг в окружении шелка, муслина и колышущихся вееров. Она ушла. Должно быть, ушла, как только произнесли вердикт. Он знал, что ему нужно ее найти, нужно знать, какую роль она сыграла в трагической смерти Денни, выяснить, почему она пришла сюда и сидела, не сводя глаз с Уикхема, как будто могла передать ему силу и мужество.
Дарси отошел от Элвестона и протиснулся к дверям. Их плотно закрыли, сдерживая толпу, которая, судя по нарастающим крикам, требовала, чтобы всех выпустили. Шум в зале суда тоже возобновился, становясь все яростнее. Дарси казалось, он слышит голос судьи, грозящего вызвать полицию или армию, чтобы выставить на улицу смутьянов; кто-то рядом с ним говорил: «А где черная шапка?[12] Почему они не возьмут эту чертову шапку и не наденут ему на голову?» Раздался ликующий крик, и, обернувшись, Дарси увидел, как молодой человек, устроившись на плечах товарища, размахивает над толпой черным квадратом, и с содроганием догадался, что это и есть черная шапка.
Дарси старался, чтоб его не оттеснили от дверей, и когда толпа снаружи, надавив, открыла их, он протиснулся сквозь напирающих людей к выходу на улицу. Здесь тоже царила суматоха, какофония звуков, выкриков, неразборчивый гул, но здесь он больше выражал сочувствие, чем гнев. У здания суда стоял тяжелый экипаж, толпа пыталась стащить кучера с козел, а тот кричал:
– Я ни в чем не виноват. Вы видели, что леди сама бросилась под колеса!
Она лежала, раздавленная тяжелыми колесами, как бездомное животное, кровь струйкой сбегала под копыта лошадей. От запаха крови они ржали, становились на дыбы, и кучер с трудом справлялся с ними. Дарси отвернулся, чтобы не видеть это жуткое зрелище, и его вырвало в канаву. Казалось, весь воздух пропитан кисловатым запахом. Он услышал чей-то крик: «Где труповозка? Почему тело не увезут? Это непорядок».
Пассажир в карете хотел было выйти, но при виде толпы юркнул назад и опустил шторки на окнах, очевидно решив дождаться приезда полиции, которая восстановит порядок. Народ прибывал, среди них были дети, которые, мало чего понимая, не могли отвести глаз от чудовищной картины, женщины с младенцами на руках – те, пугаясь шума, заливались плачем. Дарси уже ничем не мог помочь. Он испытывал потребность вернуться в зал, найти полковника и Элвестона в надежде, что те вновь вдохнут в него уверенность, хотя в глубине души он понимал, что это невозможно.
Вдруг он увидел ее шляпку, отделанную алыми и зелеными лентами. Соскользнув с головы, она катилась по тротуару, пока не остановилась у его ног. Он в трансе смотрел на нее. Пошатывающаяся женщина – орущий ребенок на одной руке, бутылка джина в другой – пробилась вперед, наклонилась и водрузила шляпку набекрень на голову. Улыбнувшись Дарси, сказала: «Ей она теперь ни к чему, верно ведь?» – и пропала в толпе.
11
Конкурирующий по накалу страстей вид мертвого тела оттянул часть зевак от дверей суда, так что Дарси смог протиснуться к главному входу и был внесен внутрь в числе последних шести человек, которым повезло. Кто-то выкрикнул зычным голосом: «Признание! Принесли признание!» – и немедленно зал для заседаний превратился в гудящий улей. На мгновение показалось, что сейчас Уикхема стащат со скамьи, но его сразу окружили охранники, и он, немного постояв с ошеломленным видом, сел, закрыв лицо руками. Шум нарастал. Как раз в это время Дарси увидел доктора Мерфи и преподобного Персивала Олифанта в окружении полицейских. Изумленный их появлением, он наблюдал, как вперед выдвинули два кресла, и они рухнули в них, как будто израсходовали последние силы. Дарси попытался пробиться к ним, но людская толпа превратилась в ритмично вздымающуюся, непроходимую массу.
Люди окружили судью. Тот поднял молоток и яростно застучал им; только тогда шум умолк и стал слышен его голос:
– Офицер, заприте двери. Если беспорядки продолжатся, я прикажу очистить помещение суда. Документ, который я внимательно прочитал, является признанием, скрепленным подписью и засвидетельствованным двумя джентльменами, доктором Эндрю Мерфи и преподобным Персивалом Олифантом. Это ваши подписи, джентльмены?
– Да, милорд, – ответили доктор Мерфи и мистер Олифант.
– Врученный вами документ написан рукой человека, поставившего свою подпись перед вашими?
– Частично, милорд, – ответил доктор Мерфи. – Уильям Бидуэлл умирает; он писал свое признание в постели, откинувшись на подушки, но, мне кажется, его письмо, хоть и написанное трясущейся рукой, вполне можно разобрать. Последний абзац, что видно по изменившемуся почерку, написан мною под диктовку Уильяма Бидуэлла. Он уже не мог писать – только говорить, но подпись поставить сумел.
– Тогда я попрошу защитника огласить признание. Потом подумаю, как действовать дальше. Кто будет мешать – того выведут из зала.
Джереми Микледор взял в руки документ и, надев очки, сначала бегло просмотрел текст, а потом стал читать – громко и отчетливо. Зал замер.
Я, Уильям Джон Бидуэлл, делаю это признание по собственному волеизъявлению, желая рассказать, что случилось на самом деле вечером 14 октября прошлого года. Я делаю это, так как твердо знаю, что умираю. Я лежал в постели на втором этаже в комнате со стороны фасада, в доме никого не было, кроме моего племянника Джорджа, лежащего в колыбели. Отец работал в Пемберли. Мать и сестра пошли в курятник, оттуда донесся шум, и они испугались, что туда, возможно, проникла лиса. Я очень слаб, и мать не любит, когда я встаю с кровати, но мне вдруг захотелось посмотреть в окно. Держась за кровать, я подошел к окну. Дул сильный ветер, светила луна, и тут я увидел, как из леса вышел офицер в военной форме и остановился, глядя на наш дом. Я укрылся за шторами: теперь я мог смотреть, не боясь быть увиденным.
Сестра Луиза рассказывала мне, что офицер национальной гвардии, часть которой размещалась в Ламтоне, покушался на ее честь, и я инстинктивно чувствовал, что это он вернулся, чтобы увести сестру. Зачем еще приходить ему в такой вечер к нашему коттеджу? Отца, который мог бы защитить ее, не было дома, и мне в очередной раз стало больно, что я жалкий инвалид, неспособный заменить отца, который много работает, и слишком слабый, чтобы постоять за семью. Надев тапочки, я кое-как спустился вниз. Взяв каминную кочергу, я вышел из дома.
Офицер направился ко мне, протягивая руку, будто шел с миром, но я знал, что это не так. Я заковылял, пошатываясь, навстречу, потом остановился, дожидаясь, пока он подойдет, и тогда со всей силой нанес ему удар кочергой по лбу. Удар был не опасный, он только рассек кожу, однако из раны полилась кровь. Офицер пытался протереть глаза, но я понимал, что он ничего не видит. Спотыкаясь, он пошел назад, к лесу, а я испытал мощный прилив радости, придавший мне силы. Мужчина уже скрылся из виду, когда я услышал грохот, словно упало дерево. Я побрел в сторону леса, опираясь на стволы деревьев, и увидел, что офицер, споткнувшись о бордюрный камень могилы собаки, рухнул навзничь, ударившись головой о каменную плиту. Он был грузный мужчина, потому упал с таким грохотом, но я не думал, что это станет причиной его смерти. Я не испытывал ничего, кроме гордости: я спас любимую сестру; мужчина тем временем откатился от камня и на коленях пополз прочь. Я понимал, что он пытается скрыться, а у меня не было сил, чтобы его догнать. Меня охватила бурная радость: он больше не вернется!
Не помню, как вернулся в коттедж, помню только, что стер кровь с кочерги носовым платком и бросил его в огонь. Следующее, что помню: мать помогает подняться по лестнице, укладывает в постель и бранит за глупую попытку встать. О встрече с офицером я не обмолвился ни словом. На следующее утро мне рассказали, что позже в коттедж приходил полковник Фицуильям и говорил, что пропали два джентльмена, но об этом я ничего не знал. О случившемся я молчал даже после того, как объявили об аресте мистера Уикхема. Я сохранял молчание и в те месяцы, что он сидел в тюрьме в Лондоне, но потом понял, что должен написать это признание, и в случае, если его признают виновным, правда выйдет наружу. Я решил все рассказать отцу Олифанту, и от него узнал, что суд над мистером Уикхемом состоится через несколько дней и нужно поторопиться, чтобы признание попало в суд до начала процесса. Мистер Олифант сразу же послал за доктором Мерфи, и сегодня вечером я все рассказал им обоим и спросил у доктора, сколько мне осталось. Трудно быть уверенным, сказал он, но вряд ли больше недели. Он тоже советовал написать признание и подписаться под ним, так я и сделал. Все написанное – чистая правда: ведь скоро мне придется отвечать за все мои грехи перед Богом в надежде на Его милосердие.
– Ему потребовалось больше двух часов, чтобы написать это признание, и то благодаря лекарству, которое я ему давал, – сказал доктор Мерфи. – У меня и преподобного Олифанта нет сомнений: он знал, что смерть неизбежна, и все написанное здесь – исповедь перед Богом.
После нескольких мгновений глубокого молчания зал вновь наполнился шумными выкриками, люди вскакивали с мест, вопили, топали ногами; несколько человек начали скандировать «Свободу ему! Свободу! Освободить!», толпа их поддержала, и скоро весь зал дружно повторял этот призыв. Скамью подсудимых окружило такое количество полицейских и судебных клерков, что Уикхема почти не было видно.
Вновь громоподобный голос призвал к тишине.
– Объясните, сэр, почему вы принесли такой важный документ в последние минуты суда, перед самым вынесением приговора? – обратился судья к доктору Мерфи. – Этот ненужный драматизм – оскорбление суду и лично мне, и я требую объяснений.
– Мы приносим самые искренние извинения, милорд, – ответил доктор Мерфи. – Документ подписан три дня назад, когда преподобный Олифант и я выслушали признание. Был поздний вечер, и на следующее утро мы сразу отправились в Лондон в моей карете, останавливаясь, только чтобы слегка перекусить и напоить лошадей. Как вы можете видеть, милорд, преподобный Олифант, которому за шестьдесят, совсем измучен.
– Слишком много стало процессов, когда важные показания опаздывают, – сказал с раздражением судья. – Однако похоже, вы не виноваты, и я принимаю ваши извинения. Теперь буду обсуждать со своими советниками наш следующий шаг. Обвиняемого отвезут обратно в тюрьму, где он будет дожидаться королевского помилования, которое рассматривается министром внутренних дел, лордом-канцлером, лордом – главным судьей и другими высшими судебными должностными лицами. Я, как ведущий дело судья, тоже имею право голоса. В свете последнего документа я не стану выносить приговор, но вердикт присяжных не отменяется. Но будьте уверены, джентльмены, английские суды не приговаривают к смерти человека, если есть доказательство его невиновности.
Шум в зале заметно ослабел, люди потянулись к выходу. Уикхем стоял, его пальцы вцепились в перила скамьи для подсудимых, костяшки побелели. Лицо белое и неподвижное, словно он пребывал в трансе. Один из констеблей разжимал его пальцы по одному, словно тот был ребенком. Между скамьей и боковой дверью освободили проход, и Уикхема, не бросившего прощального взгляда в зал, повели обратно в камеру.