Сергей ЦветковСмерть в кафе
Человек из казарм Алисы
В июле 1925 года в казармах Алисы[1] города Майнца поселился немолодой на вид человек в штатском. Его умное, волевое лицо с высоким лбом, опорой которому служили чёрные дуги почти сросшихся бровей, и уверенные движения выдавали многолетнюю привычку распоряжаться и отдавать приказы.
Казармы, где некогда квартировался 117-й стрелковый полк, распущенный после вступления в силу Версальского договора, теперь занимал французский оккупационный гарнизон. Между собой солдаты и офицеры переименовали своё жилище в казармы Галлиени – в честь знаменитого маршала, спасителя Парижа в первой битве на Марне. Человеку в штатском выделили комнату в офицерском корпусе. Попытки разговорить его успеха не имели. Слухи насчёт нового постояльца ходили разные. Достоверно знали только то, что он русский и находится здесь с ведома высокого начальства.
В казармах стояла духота, открытые окна мало помогали. Но русский редко выходил из своей комнаты. Было очевидно, что он чего-то ждёт. Лишь под вечер он покидал расположение казарм и на час-другой устраивался за столиком в кафе неподалёку. Потягивая пиво, просматривал газеты со свежими новостями из разных частей света. Не проходило дня без более или менее важных событий. Сенат Южной Африки отклонил Закон о расовой дискриминации. В Советском Союзе создано Телеграфное агентство – ТАСС. Франция начала вывод войск из Рейнской области. В Багдаде открылись заседания первого в истории страны выборного парламента. Сирия была охвачена восстанием друзов. Волновались английские шахтёры. Финская сборная уступила в товарищеском матче футболистам из Австрии со счётом 1:2. О взрыве в кафедральном соборе Софии больше не писали. Он возвращался в казармы тяжёлой походкой, с мутными от пива глазами, и сразу валился в койку.
В недавнем прошлом он носил имя Мечислава Ярославского. Коллеги из Разведупра знали его под оперативным псевдонимом Ибрагим. Настоящим своим именем он не пользовался уже много лет. Оно было надёжно скрыто в личном деле вместе с важнейшими вехами его блистательной биографии, возможной только в революционную эпоху.
В родном Гомеле его звали Владимир Степанович Нестерович. 1895 года рождения, из рабочей семьи. Перед войной успел поработать слесарем в железнодорожном депо. На фронте с 1915 года. Окончил военное училище, революцию встретил в чине штабс-капитана. С «золотопогонным» прошлым порвал решительно и навсегда. В феврале 1917 года обзавёлся большевистским партбилетом, годом спустя откликнулся на призыв Троцкого к офицерам вступать в Красную армию. Быстро продвигался по службе. Сослуживцы отмечали сказочную храбрость, а также крутой нрав Нестеровича: скорый на расправу, мог осудить на расстрел за малейшее разгильдяйство. За бои с Добровольческой армией был награждён орденом Красного Знамени и почётным оружием. В январе 1921 года, во главе летучего корпуса из трёх тысяч штыков и сабель больше трёх недель преследовал армию Махно, разметав отряды его лучших атаманов. Впрочем, в заслугу себе эту эпопею не ставил. Говорил, что кажется сам себе Михельсоном, который усмиряет восстание Пугачёва. Гражданскую войну закончил в должности командующего 9-й кавалерийской дивизией. Прошёл переподготовку в Военной академии. В августе 1924 года был определён на легальную работу в Разведупре и откомандирован в Австрию.
Садясь в дипломатический вагон венского поезда, он не подозревал, что перелистывает последнюю страницу своей жизни.
Взрыв в соборе Святой Недели
В Вене военный атташе Ярославский занимался широким кругом дел, включая секретное военное сотрудничество Советской России с Германией. Но основной его специализацией была координация работы с балканской секцией Коминтерна.
Особого внимания требовали болгарские дела. В стране происходили кровавые события. Военный переворот привёл к власти националистическую партию Народного согласия, лидерам которой царь Борис III передал все рычаги управления. Правительство и коммунисты боролись друг с другом с крайней степенью ожесточения. После разгрома Сентябрьского восстания 1923 года компартия Болгарии ушла в подполье, её руководители были арестованы или бежали в Москву. Но Военная организация Болгарской компартии сохранила свою структуру[2], а её вожаки фактически возглавили сопротивление. Нападения боевиков на глав городских префектур и депутатов заставили правительство усилить репрессии. В марте 1925 года был ужесточён Закон о защите государства. Теперь смертной казни подлежали не только коммунисты, но и те, кто помогал их укрывать. Не довольствуясь этим, правительство прибегло к пыткам и тайным убийствам арестованных. Сильный удар по боевикам был нанесён 26 марта, когда в перестрелке с полицией погиб Яко Доросиев, глава оперативного отдела Военной организации.
И тогда остававшимися на свободе руководителями подпольщиков завладела отчаянная идея. Нет смысла распылять ослабленные силы, организуя убийства отдельных исполнителей и вдохновителей белого террора. Нужно покончить сразу со всем фашистским правительством, для чего необходимо собрать правительственную верхушку в одном месте. Столичный собор Святой Недели отлично подойдёт для этой цели. Поводом послужит панихида по какому-нибудь видному деятелю правительственной партии, которого следует заблаговременно прикончить. Собор будет заминирован и взорван. Сила взрыва должна быть достаточной, чтобы вызвать обрушение огромного купола, который погребёт под собою и живых, и мёртвых.
Этот дьявольский план пробудил надежды руководства Коминтерна на оживление революционного движения в Болгарии и встретил полное одобрение в Москве. Товарищ Ярославский получил задание оказать организационную поддержку заговорщикам.
Исполнение чудовищного теракта было поручено боевой группе («шестёрке») Петра Абаджиева, который имел среди соборного духовенства своего человека – церковного сторожа Петра Задгорского.
Ярославский был посвящён во все детали подготовки операции. Он выступал передаточным звеном между боевиками и высокими чинами на Лубянке и в Коминтерне. От мысли о масштабах кровопролития захватывало дух, но не так, как на фронте, когда он, бывало, клал из пулемёта на землю вражеские цепи, а до тошноты, до головокружительного замирания сердца. Он отлично понимал, что будут невинные жертвы, что их будет много и что они – просто зёрна в жерновах истории. Перемелется, мука будет. Обсуждать нечего и не с кем. У каждого своя роль в этом деле. Ему выпало всё знать, за всё отвечать и ненавидеть себя.
И он с головой погружался в работу, день за днём приближая роковой час. Препятствия возникали на каждом шагу. Первоначально в качестве «приманки» предполагалось ликвидировать директора полиции Владимира Начева. Однако слежка установила, что подобраться к нему чрезвычайно трудно из-за усиленной охраны. Ярославский подсказал другую кандидатуру – генерала Косту Георгиева, в прошлом начальника штаба Пятой Дунайской армии и одного из тех высших военных чинов, благодаря которым армия утопила в крови Сентябрьское восстание. Тринадцатого апреля генерал был застрелен перед церковью «Семи святых», куда он направлялся на вечернюю службу вместе со своей внучкой.
Но в тот же день вся операция едва не была сорвана из-за неожиданного покушения на царя. Борис III возвращался с охоты на перевале Арабконак (между Софией и Охраниэ). В безлюдном месте путь царскому автомобилю преградил человек с пистолетом. Ещё четверо боевиков прятались за камнями. Прозвучали выстрелы. Все пули прошили спутников царя: телохранитель и личный друг Бориса – сотрудник Музея натуральной истории, были убиты, шофёр ранен. Потерявший управление автомобиль врезался в телеграфный столб. Если бы не случайный грузовик, внезапно выскочивший из-за поворота и загородивший царскую машину, всё было бы кончено. Но царь вместе с раненым водителем и другим охранником сумели воспользоваться минутной заминкой, чтобы скрыться от убийц.
Ярославскому быстро удалось установить, что покушение организовано боевиками из Копривштицкой и Троянской анархистских чет, которые действовали на свой страх и риск. Выяснилось также, что царь намерен присутствовать на похоронах своего друга-охотника. Было неясно, успеет ли он вернуться в Софию и присоединиться к траурной церемонии в соборе Святой Недели.
Ярославский запросил мнение центра. Из Москвы ответили, что откладывать операцию нецелесообразно. Он отдал приказ готовить объект к взрыву. С помощью завербованного сторожа на чердак собора пронесли 25 кг[3] динамита. Взрывчатку заложили над одной из колонн центрального нефа, где по расчётам должны были встать первые лица государства. Здесь же разместили большую бутыль с серной кислотой, чтобы усилить смертоносное действие взрыва выделением ядовитых газов.
Дальнейшее он узнал уже из газет.
Пятнадцатого апреля в софийской церкви Александра Невского прошёл благодарственный молебен о чудесном спасении Бориса III от рук террористов. Среди присутствующих царил необыкновенный энтузиазм. Отпевание Косты Георгиева в соборе Святой Недели было назначено на другой день.
Шестнадцатого апреля был Великий четверг. Впервые после долгой зимы над Софией голубело чистое весеннее небо. В семь часов утра сторож впустил в собор одного из боевиков. Тот поднялся на крышу и присоединил к пакетам со взрывчаткой длинный, около 15 метров, бикфордов шнур, который должен был дать исполнителям теракта достаточно времени, чтобы спуститься вниз и покинуть собор до взрыва.
Траурная процессия вошла в собор в три часа дня, под печальный звон колоколов. Министры в полном составе правительственного кабинета шествовали в первых рядах. Поначалу они остановились возле заминированной колонны, но затем под напором всё прибывавшей толп