Потом поработал печник, за ним электрик, после чего внутри появилась прекрасная печь, а во всех помещениях нового здания и перед входом в него зажглись лампочки. Завершил работу неизвестно где найденный Борисом настоящий садовник. Этот плюгавый неразговорчивый мужичок за пару майских недель привез саженцы молодых деревьев и сирени. Изрядно потрудившись, он заменил в саду все погибшие яблони и сливы, а вокруг бани густо высадил кустарник, который со временем должен был полностью закрыть ее от посторонних глаз. Впрочем, баня стояла настолько далеко от Астрадамского тупика и проезда Соломенной Сторожки, что ее и так никто не видел.
– Ну, пойдем, Дашка, покажу тебе место твоей новой работы, – торжественно произнес Бутовский в конце мая, когда строительство и обустройство были закончены.
Та зарделась, но послушно последовала за молодым красавцем. С тех пор как в местной поликлинике ее обеспечили простеньким протезом в виде алюминиевой трубки с резинкой на конце, она обходилась без костылей. Пройдя по вычищенному и обновленному саду, Борис с Дарьей остановились под навесом у бани. Справа от массивной двери стояла удобная скамья, слева под небольшим забранным решеткой оконцем красовалась ровная поленница.
Кивнув на солидный висячий замок, Борис показал связку из трех ключей:
– Один всегда будет храниться у меня, второй у Яши Филина, ну а третий – у тебя, – отсоединив от связки, он протянул девушке ключ и, понизив голос, наказал: – Найди для него надежное местечко и никому о нем не говори. Слышишь? Даже моим корешам!
Дарья кивнула и поспешно запрятала ключ в лифчик.
Борис качнул головой:
– Не слишком надежное место.
– Я придумаю, – пообещала девушка.
– Договорились. Зайдем внутрь…
Распахнув крепкую дубовую дверь, Борис шагнул в темноту и щелкнул выключателем. Электрическая лампочка осветила тесный тамбур. Справа виднелась ниша с вешалкой для верхней одежды. Слева был вход в нужник, прямо еще одна дверь вела в просторное помещение, в центре которого красовались крепкий деревянный стол и удобные лавки.
– Это… не знаю, как и назвать. Тут и столовая, и кабинет, и комната для отдыха. Здесь мы с корешами будем гулять и решать вопросы, – гордо пояснил Борис.
Это была приличная по размерам комната без окон. У ее правой глухой стены стояли двухстворчатый шкаф и диван. Рядом с входной дверью блестело большое зеркало и два ряда металлических крючков для одежды. По левой стене – дверь в моечную, дальше темнела печная топка с поддувалом.
За столом по дальней стене высился красивый буфет с резными вставками и разнообразной посудой на полках. А рядом с ним, в самом углу, таинственно поблескивал боками большой металлический сейф.
– Печь, – кивнул молодой человек на закрытую чугунной дверцей топку. – Дровишки на улице под навесом. За дверью моечная и парная – все как положено.
В моечной стояли две лавки, деревянная бадья на дюжину ведер холодной воды и полдюжины банных кадок. Треть парной занимала печь с чаном для кипятка, по двум сторонам белели ярусы полок. Все было новеньким, пахнущим свежим деревом.
Осмотрев помещения, они вернулись в комнату отдыха.
– Значит, так, Дашка. Запоминай, что ты должна будешь делать, – перешел к главному Борис. – Полотенца и простыни хранятся в двустворчатом шкафу. Вся посуда в буфете. Мы будем собираться здесь по субботам. К нашему приходу парная должна быть натоплена, в кадке свежая колодезная вода, кругом чистота, на столе вкусный горячий ужин и холодная водочка.
Дарья глядела на него, хлопая длинными ресницами. Большую часть сказанного Бутовским она прекрасно поняла, так как ничего нового от нее не требовали. Но оставался главный вопрос.
– Хочешь спросить про деньги? – засмеялся Борька, похлопав ее по плечу. – Не переживай. Каждую неделю будешь получать круглую сумму.
Он достал из кармана пачку купюр, отсчитал сто пятьдесят рубликов, свернул их вчетверо и вложил ей в ладонь.
– Здесь хватит и на нашу ближайшую гулянку, и тебе с папашей на несколько дней.
Такой решительный и справедливый подход к делу Даше понравился. Несмотря на туговатое соображение, она научилась быть экономной и практичной. Ну а как же иначе? До войны с покупками помогала Катерина, а после ее отъезда на фронт все запасы приходилось делать самой. Папаше деньги не доверишь – обязательно пропьет. Дашка выучилась ходить по магазинам, запомнила цены и даже приноровилась торговаться с продавцами на ближайшем рынке. Ежели встречала товар по выгодной цене, то непременно покупала впрок, поскольку знала, что такое дефицит. К примеру, в 1940 году школьникам и студентам невозможно было достать обычных тетрадей. Они попросту исчезли из продажи. Катя готовилась к поступлению в университет, и ей пришлось сшить несколько тетрадок из оставшихся со школы чистых листочков.
Свернутые купюры отправились следом за ключом.
– И еще, – негромко сказал Борис, неожиданно погладив девушку по волосам. – Станешь хорошей хозяйкой – никому не дам тебя в обиду и каждую неделю буду приносить гостинцы. А начну, пожалуй, с настоящего протеза.
Присев на корточки, он осмотрел и ощупал на ее ноге алюминиевую трубку, кожаное ложе для конечности и перечеркивающие правую голень ремни. От осторожных прикосновений девушка перестала дышать, новые незнакомые ощущения прогнали по ее телу горячую волну.
Две внешне похожие, красивые сестры-близняшки жили абсолютно разной жизнью. Умненькая и живая Екатерина отлично училась в школе, была активной пионеркой, а позже комсомолкой, занималась спортом, посещала кружки. Дарья редко выбиралась дальше ближайшего продуктового магазина или небольшого рынка, расположенного у пересечения Соломенной Сторожки и Старого шоссе. Считать и читать она с горем пополам научилась, однако после смерти мамы времени на книги у нее не оставалось. Екатерина по возможности помогала по дому, но основные заботы ложились на хрупкие плечи Дарьи.
Жизнь рядом с пьющим папашей с каждым годом становилась все ужаснее, только поделать с этим сестры ничего не могли. Обе мечтали уехать куда-нибудь подальше, да только куда? Приходилось мириться с отвратительной реальностью и продолжать мечтать…
В 1940 году Екатерина с отличием окончила среднюю школу и, блестяще сдав экзамены, поступила на физический факультет МГУ. Однако вскоре пришлось забрать документы. Увы, но в том же 1940 году Постановлением Совета Народных Комиссаров № 1860 была установлена плата за обучение в старших классах средних школ и в высших учебных заведениях СССР. Сумма была немаленькой – 400 рублей в год. Столько получал в месяц молодой рабочий на заводе.
Такими деньгами семья Лоскутовых не располагала. Вот и пришлось одаренной девчонке с прекрасным аттестатом устраиваться на должность помощника кладовщика на ближайшую товарную станцию при железной дороге.
Складским работникам не требовался немецкий язык, которым Екатерина владела почти в совершенстве. Не требовались и отличные знания по физике, математике, литературе и истории. Не интересовали их ни нормы ГТО, ни навыки по стрельбе и по прыжкам с парашютом, приобретенные молодой комсомолкой за два года учебы в ОСОАВИАХИМе[5]. На бесконечных складах, забитых провизией или промышленными товарами, ценились внимательность, умение считать, оперировать штуками, килограммами, пудами и центнерами, разбираться в накладных, в артикулах, в счетах-фактурах…
Катя изнывала от нудной работы, но стоически терпела. Большая часть заработанных на «товарке» денег уходила на содержание семьи. Меньшую часть девушка откладывала для оплаты будущей учебы в Московском университете.
Как и обещал Борис, с первых чисел июня 1943 года в новой бане по субботам стала собираться компания его корешей.
К первой гулянке Дарья готовилась, как к самому строгому экзамену: заранее закупила продукты и выпивку, надраила во всех помещениях полы, заново перемыла посуду, нагладила чистые простыни и полотенца. Натаскала свежей колодезной воды, растопила печь, приготовила наваристый борщ, нажарила румяной картошечки, нарезала селедочки и посыпала ее лучком. К слову, готовила Дашка великолепно. Нутром понимая простую истину, заключавшуюся в том, что с ее развитием и худой памятью, с неумением быстро схватывать и нормально говорить она не сможет выполнять никакую другую работу, кроме домашней, девушка почти не отходила от матери, когда та стряпала на кухне. Так и выучилась.
А вот с водкой вышла накладка: охладить ее она позабыла. Что поделаешь, не была она знакома с тонкостями потребления крепкого алкоголя. Правда, Борис за просчет не взыскал, а лишь посоветовал заранее опускать авоську с бутылками в кадку с колодезной водой.
Молодые здоровые парни, завернувшись в простыни, сидели за столом, мерно потребляли, закусывали, говорили о понятных только им вещах. Изредка поднимались и шли гуртом в парную, из которой доносились удары березового веника, смех и радостные возгласы.
Нарядившись в самое красивое, оставшееся от сестры платье, Дарья прислуживала. Подносила водку, доливала борща, подрезала хлеб, подкладывала картошечки или хрустящей соленой капусты.
Парни ее будто и не замечали. Лишь однажды близкий Борькин кореш Моня легонько шлепнул девушку по заднице, когда та убирала со стола опустевшие бутылки. Дашка даже не успела вскипеть, как Борис резко одернул его:
– А ну, не балуй! Девчонка здесь не для того.
Моня скривился, но отступил. Больше ее никто не трогал. А сама Дарья после этого прониклась к главарю еще большим доверием.
Около полуночи Бутовский сильно захмелел и велел всем расходиться по домам. Кореша засобирались. К превеликому Дашкиному удивлению, покидая баню, почти все благодарили ее за гостеприимство и вкусный ужин. Растерявший совесть папаша никогда до такого не снисходил, потому простая благодарность растрогала девушку.
Но больше других удивил Борька. Дождавшись, когда дружки покинут баню, он с трудом поднялся из-за стола, качаясь, подошел к висевшему на крючке пиджаку, вынул из кармана небольшой сверток и протянул его Дарье.