В океанариуме я более-менее овладел собой, но в классе никак не получалось. С меня опять градом полился пот. Я решил применить к себе произнесенные ею слова, убедил себя, что пот – тоже часть меня, и с деланым равнодушием отозвался:
– Можно.
– Спасибо! – Она расплылась в улыбке и убежала из кабинета.
А я с глубоким вздохом принялся поглощать остатки обеда и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Оказалось, на меня противно лыбится Сэкикава.
– Повезло, а? Гляжу, вы там в океанариуме неплохо сдружились.
– Нет, не сказал бы.
– Да ты весь красный!
– Отвали, а? – Я в раздражении стиснул между палочками сосиску и запихнул ее в рот.
Если бы он точно знал, чем болеет Асами, и раньше продал мне эту информацию, меня бы это известие меньше выбило из колеи.
Но Сэкикава не в курсе всего самого главного и разнюхивает только всякую никому не нужную чушь. Впрочем, наверное, к лучшему, что он не продает за деньги такие важные сведения.
– Кстати, сегодняшний факт – сто иен. Берешь? – спросил он, откусывая очередной кусок якисоба-пана[14].
Я нахмурился, но все же положил ему на парту монету в надежде, что хоть в этот раз получу что-то стоящее.
– День рождения Асами… Двадцать пятое декабря! – Он смахнул монетку себе в карман и вскочил со словами: – Пойду попить куплю!
Он ушел, дожевывая перекус на ходу. Я же достал тетрадь и сделал в ней новую заметку: «ДР: 25 декабря».
И тут же перечеркнул размашистым крестом. Мы оба умрем пятнадцатого. Проще говоря, семнадцать ей уже не исполнится: силы Асами иссякнут раньше, и легкие сдадут.
Да, так я ничего полезного от Сэкикавы до сих пор и не узнал. Я снова спрятал тетрадь в ящик под партой и молча заел тяжесть, которой сковало душу, принесенным из дома обедом.
После уроков я пошел в библиотеку, в которой обычно не бывал. Миновав оживленные коридоры, спустился по лестнице. К вечеру там народа почти не осталось. Асами пока болтала в классе с подружками, и я полагал, что она подойдет попозже.
Пока я ее ждал, начал смотреть видео из фотогалереи мобильного. С разрешения сотрудников снял в океанариуме несколько роликов и теперь любовался на аквариумы и наше рабочее пространство. Какой все-таки неоценимый опыт мы получили!
В последний день я снял еще и Асами, завороженно смотрящую на медуз. Точнее, снимал-то я не ее, она просто попала в кадр. Просто далековато стоял от аквариума, вот и все. С этими мыслями я закрыл видео.
– Шпионские кадры, Сакимото-кун?
– Ой! – Я аж подпрыгнул, когда услышал ее голос прямо за моей спиной.
Асами рассмеялась и уселась на стул напротив.
– Нельзя снимать людей без разрешения.
– Да нет же! Я вообще медуз снимал, кто же знал, что ты в кадре вылезешь. Сам удивился!
– Эй, я тебе не привидение, чтобы в кадре вылезать, – все так же со смехом возразила Асами и вытащила анкету, которую нам предстояло заполнить.
Дрожащими руками порылся в сумке и я. Мой листок весь смялся, и я отчаянно попытался его разгладить. Кажется, только еще пуще насмешил одноклассницу.
– Теперь от учителей влетит!
«Ничего не влетит, не такой уж он и мятый», – вроде незамысловатый ответ, но он дался мне только с дикими запинками. Увы, если в океанариуме я еще как-то держался, то в повседневной обстановке дар речи мне изменял.
– Тебе жарко? – окончательно добила меня Асами, заметив, какие с меня текут ручьи.
Впрочем, пожалуй, держался я уже намного лучше, чем до нашей стажировки.
Затем мы с ней обменялись мнениями о прошедших трех днях и составили отчет. Если точнее, то я просто угукал на все ремарки Асами, и все же совместными усилиями мы управились меньше чем за час.
– Уф! Ну и хватит! – выдохнула Асами, откидываясь на спинку стула.
Уложив листок и ручку обратно в сумку, я заторопился домой. Пот, к счастью, иссяк, но я все же чувствовал себя не в своей тарелке. Про себя решил, что, если еще что-то такое случится, больше не допущу, чтобы мы сидели лицом к лицу: уж лучше бок о бок. Мне понравилось разговаривать с Асами, но я слишком нервничал и запинался, когда она смотрела на меня в упор.
– Ой! Стой! Пойдем вместе! – Асами вдруг вскочила с места.
Рассудив, что по дороге смотреть друг другу в глаза совсем не обязательно, я согласился:
– Угу, можно.
На улице я отцепил велосипед от стойки и догнал одноклассницу. Велосипед катился между нами, и я чувствовал себя чуть спокойнее. Девушка трещала без умолку, не ожидая от меня ответа, а у меня все мысли занимала только легочная трансплантация, про которую я столько вчера прочитал.
– Что, так до сих пор и думаешь про пересадку? – Асами словно прочла мои мысли, и я вздрогнул от неожиданности.
Я встал как вкопанный, и собеседница, очевидно, расценила это как «да».
– Оно и неудивительно. Кто угодно удивится, если узнает, что его однокласснице надо пересаживать легкие. Я недавно одной подруге рассказала, она вообще расплакалась. Наверное, все-таки не стоит болтать направо и налево, – пробормотала она, поднимая глаза к небу.
– К слову… Сколько тебе сказали ждать? – спросил я, стараясь не выдавать своего истинного интереса.
Вчера я узнал, что очередь на донорские легкие – в среднем около двух с половиной лет. Притом, сколько ни жди, операции не будет, если подходящего донора так и не найдется.
– Гм, ну в целом где-то годик. Только ведь тут какой вопрос: по сути, я жду, когда мой будущий донор умрет. Мне не очень-то хочется ждать чьей-то смерти. К тому же никто не обещал, что после долгожданной пересадки меня ждет счастливая жизнь.
Я опять неопределенно кивнул. Вот, видимо, и еще одна причина, почему ее не греет мысль об операции. Здоровый орган для трансплантации попадет в руки врачей, только когда кто-то другой умрет и даст больному шанс на жизнь. Пусть донор подписывает для этого добровольное согласие, но можно себе представить, какие смешанные чувства по этому поводу испытывает реципиент.
Донорский орган обязательно означает чью-то смерть. Понимаю, почему Асами не спешит радоваться и надеяться. Однако иначе ее жизнь не спасти. Я вздохнул: какая же она все-таки добрячка.
– Как-то так, в общем! Не парься, – радостно подбодрила меня Асами.
Но я уже задал вопрос, и поздно забирать назад произнесенные слова.
Дома я тут же занял себя готовкой. Решил, что на ужин у нас сегодня будут котлеты. Пока резал лук, глаза заслезились. Я и расплакался. Сам не понимал толком из-за чего, но слезы никак не унимались.
Глава вторая«Ставридка в кляре»
В ту же субботу я не придумал лучшего занятия, чем поискать какую-нибудь новую информацию о Зензенманне. Включил компьютер, забил его никнейм в поисковик, и первой же строкой в результатах поиска появилась его официальная страничка в твиттере и пара справочных сайтов. На один из них я и зашел.
Никто до сих пор не знал его возраста, пола, имени и даже национальности – никаких персональных данных. Достоверно известно только, что он появившийся не пойми откуда загадочный пророк. Точнее, он умел предсказывать только человеческие смерти в пределах 99-дневного промежутка, а больше на данный момент никто ничего не выяснил.
Разумеется, это большой вопрос, насколько можно верить информации в Сети. Может, кто-то эту статейку накропал наполовину по приколу, и ее нельзя принимать за чистую монету, однако по меньшей мере одно я понял наверняка: все пророчества, опубликованные у него в открытом доступе на страничке, сбывались на сто процентов. Имена, которые первыми вспоминают, когда речь заходит о пророках, – Нострадамус и Ванга, но я не слышал, какой процент их предсказаний воплотился в жизнь. Что же касается Зензенманна, то его страничка висела на просторах Сети и проверить удивительную достоверность его прогнозов мог любой желающий.
Он сделал первое предсказание примерно три года назад. Написал, когда умрет один знаменитый актер, и так и вышло. На первый твит никто особого внимания не обратил, но вот как только актера и в самом деле не стало, сообщение раскопали, репостнули, и вот тут уже к Зензенманну приковалось самое пристальное внимание тысяч пользователей.
Сбылись второе, третье предсказания, и вскоре уже весь интернет трубил о том, что миру явился истинный синигами. Зензенманн продолжил предсказывать гибель одной знаменитости за другой, а вскоре протянул длань и к простым обывателям.
Целые полчища людей стали присылать ему в личку фотки, и я среди них. Некоторым он выносил приговор. Час и обстоятельства смерти он не называл. Только день, если его видел.
Я пошарился еще по парочке сайтов, но ничего принципиально нового не выудил.
Вырубил комп, переключился на телефон. Улегся, открыл твиттер, проверил, нет ли новых сообщений от Зензенманна. Но последние мои вопросы в нашей переписке даже прочитанными не пометились.
Я попробовал поискать что-нибудь про Зензенманна непосредственно в твиттере. Выпало много тредов, и я изучал их один за другим.
«Отстой. Зензенманн назвал мой срок. Говорит, мне осталось 32 дня», – писала в прошлом месяце какая-то женщина чуть за двадцать. Последняя запись в ее аккаунте датировалась прошлой неделей: «По прогнозу я сегодня умру, но это хрень какая-то, не верю. Поеду на работу, как обычно. Вечером отчитаюсь!»
С тех пор она вот уже неделю молчала. Ей поставили тридцать тысяч лайков, сделали восемь тысяч ретвитов и накидали комментов.
«Хватит уже, подай признак жизни!»
«Вы живы?»
«По-моему, она реально все. Раньше каждый день постила, страшно».
«Пусть земля будет пухом…»
«Да жива она, просто троллит».
Многие за нее переживали, кто-то сомневался – примерно пятьдесят на пятьдесят. Лично я подумал, что она умерла, и поставил лайк как знак выражения скорби о потерянной жизни.
Когда я уже думал выключить экран, мне попался еще один любопытный твит.