— Ты имеешь представление о том, сколько стоит Россия?
Формально вопрос Ростовцева адресовался Михаилу.
— Россия?
— Я говорю о власти. Россия принадлежит тому, у кого в руках власть. Так сколько она может стоить?
— Не могу назвать точную цифру, но моей зарплаты на это точно не хватит, — усмехнулся Батурин.
— Намекаешь, чтобы я повысил твой оклад?
— Намекать не намекаю, но возражать против повышения не стану. Так на сколько потянет Россия?
— Четыре миллиарда долларов, — с нажимом на каждом слове произнес Зиновий Аристархович. — Для сравнения: один истребитель "Стелс" обходится американскому правительству в два миллиарда.
— То есть, наша страна по стоимости приравнивается двум истребителям? — обиделся за родину Михаил.
— Именно так. Ты имеешь представление, сколько денег было затрачено на выборы Ельцина в 1996 году?
Батурин вопросительно изогнул бровь.
— Один миллиард долларов. Эти деньги вложили в Ельцина олигархи. До этого его рейтинг не превышал 5–7 %. Без финансовой поддержки должность президента получил бы Зюганов, причем без особых усилий.
Чтобы занять в России командные посты, не требуются ни вооруженные перевороты, ни атаки, ни бомбежки. Десятки миллионов российских граждан проголосуют за тряпичную куклу, если кому-нибудь вздумается вложить в нее миллиард долларов.
Вся Госдума по нынешним пиар-расценкам стоит 500–800 миллионов долларов. Примерно во столько же обойдется губернаторский корпус. Президент — один миллиард. Плюс мэры городов и районов, плюс сотня-другая миллионов на непредвиденные расходы — в итоге четыре миллиарда долларов. Вот тебе и цена сегодняшней России.
— Зачем же тогда американцы строят истребители "Стелс"? Проще было бы закупить противника на корню.
— Затем, что им надо поддерживать военно-промышленный комплекс, — усмехнулся олигарх. — Уж лучше кормить своих военных, чем ораву голодных россиян. Представь на минутку, что Штаты купили Россию. Что они будут с нами делать?
— Хороший вопрос.
— Вот и я о том же.
— Почему тогда вам не купить Россию?
— А на хрена она мне сдалась? — Ростовцев разразился тонким кудахтающим смехом. — Шучу, конечно. К сожалению, проблема заключается не в деньгах.
— Слишком много конкурентов? — понимающе кивнул Михаил.
— Не без того, — вздохнул Зиновий Аристархович. — Даже не представляешь, сколько людей мечтает закупить на корню нашу милую маленькую родину. Кстати о конкурентах. Есть какие-нибудь известия от твоего нового сотрудника?
— Пока никаких, — покачал головой Батурин. — Он только вчера прибыл на место. Без особых на то оснований он не станет выходить на связь.
— Ты абсолютно в нем уверен?
Прежде, чем ответить, Михаил покосился на Марианну. Девушка не могла понять, о чем идет речь, но все равно ему не нравилось, что разговор идет при посторонних.
— В любом случае, я контролирую каждый его шаг.
— Вот и отлично, — кивнул Зиновий Аристархович. — Всецело полагаюсь на твой профессионализм.
У ограждения, перекрывающего вход на причал для рыболовных судов, собралась толпа. Слух о том, что семья Вальдесов поймала гигантскую акулу, со скоростью лесного пожара распространился по Виланове и ла Гельтру, небольшому каталонскому городку, расположенному в сорока километрах от Барселоны.
Любопытствующие все прибывали. Наиболее смелые даже пытались перелезть через загородку, но полиция тут же пресекала их попытки.
Мотор лебедки заскрипел. Из воды, покачиваясь на четырех широких ремнях, медленно взмыло вверх пойманное Вальдесами чудовище. По толпе прокатился полувздох-полустон, сменившийся изумленными восклицаниями.
— Е-моё! Да в ней метров десять, не меньше!
— А зубищи-то, зубищи! Joder![1] Гляди, какие зубы у этой твари!
— Она человека проглотит и не поморщится!
— Да что там человека! Вы слышали, как в Кении акулы сожрали слона, решившего переплыть через залив? От него даже бивней не осталось!
Вальдесы, задрав головы, изумленно смотрели на парящую в воздухе акулу.
— Откуда она взялась? — спросил Мануэль. — Никогда не слышал, чтобы в наших водах встречались подобные твари. Правда, лет пятнадцать назад я читал в газете, что на пляж Коста-Бравы море вынесло труп пятиметровой тигровой акулы.
— Такой экземпляр и в южных морях не часто встретишь, — заметил капитан Хункоса. Прежде, чем осесть в Виланове и ла Гельтру, он около десяти лет бороздил Карибское море на американском траулере. — Это кархародон — большая белая акула. Любопытно, каким ветром ее занесло в Средиземное море.
— Все дело в загрязнении воды, — глубокомысленно изрек Хорхе. — От радиации у нее нарушилась ориентация в пространстве. По телевизору говорили о чем-то в этом роде.
— Это вы ее поймали? — мужчина, держащий в руках дорогую фотокамеру, остановился около Вальдеса-старшего. — Анхель Гомес, газета "Клаксон". Будьте любезны, встаньте сюда. Если не возражаете, я сделаю пару снимков.
Отойдя на несколько шагов, он чуть присел и защелкал затвором фотоаппарата.
Лукас, закончив разговор по мобильному телефону, подошел к отцу.
— Я обо всем договорился, — объявил он. — Акулу мы отвезем в Барселону. Мясо покупает фабрика по производству искусственных кормов. Из зубов сделаем брелки и подвески, которые продадим в сувенирные магазины. В пасти у этой твари тысяч пять зубов размером с куриное яйцо. За каждый можно будет выручить до полутора евро. Представляешь, сколько денег мы заработаем? Теперь я смогу, наконец, жениться на Лоле. А ты говорил — режь сети, режь сети!
Мануэль перекрестился и склонил голову. Лукас отошел, не желая беспокоить отца. Вальдес-старший возносил благодарственную молитву защитнице рыбаков святой Марии де Кармен.
В магазине русских книг, затерявшемся в лабиринте узеньких улочек Китайского квартала Барселоны, два крепких парня в кожаных куртках задумчиво созерцали красный транспарант с надписью "СВОБОДУ ОБАН".
— Что такое ОБАН? — осведомился, наконец, Волкодав. — Общество анонимных наркоманов?
— Может, это "общество безденежных алкоголиков и нудистов"? — предположил Штырь.
— ОБАН — это начало слова "ОБАНЬКИ" — откладывая кисть в сторону, пояснил Кирилл Барков, владелец книжного магазина. — Я не успел дописать его до конца. Вы хотите что-то купить?
— А что означает "ОБАНЬКИ"? — проигнорировав вопрос, поинтересовался Волкодав.
— Понятия не имею, — пожал плечами Кирилл. — ОБАНЬКИ — это просто ОБАНЬКИ. С другой стороны, если заменить букву "о" на "е" и сделать акцент на последнем слоге, то слово приобретет определенный смысловой оттенок.
— Ты тоже из них? — спросил Штырь.
— Из них? — не понял Барков.
— Они — это кто? — уточнил Волкодав.
— "Ебаньки". Я слышал, что это какая-то подпольная тусовка русских эмигрантов. У них хаза где-то в Китайском квартале.
— Нет, я не из них, — на всякий случай соврал Кирилл. — Я сам по себе. Будь я одним из них, то написал бы "СВОБОДУ ЕБАНЬКАМ".
— Логично, — согласился Штырь. — А зачем ты вообще это пишешь?
— Как зачем? — удивился Барков. — Через три дня первомайская демонстрация. Это мой лозунг.
— Первомайская демонстрация? — изумился Волкодав. — Испанцы что, совсем с катушек съехали? На хрен им сдалась первомайская демонстрация?
— Скорее это можно назвать манифестацией, — уточнил Кирилл. — По ностальгическим соображениям я решил присоединиться к колонне анархистов. Без лозунга идти на демонстрацию как-то несолидно, вот я и решил потребовать "СВОБОДУ ОБАНЬКИ". Отсутствие смысла не имеет значения. Главное — нести идею в массы.
— Логично, — согласился Штырь.
— Так вы хотите что-либо купить?
В очередной раз проигнорировав его вопрос, Волкодав вытащил из ящика, стоящего у двери, сухую серебристую таранку и помахал ею перед носом у Кирилла.
— Что это?
— Вобла.
— А почему на вывеске над магазином написано "Книги"?
— А это что? — Кирилл снял с полки "Бандитский Петербург" и помахал им перед носом Волкодава.
— Книга.
— Вот вы и ответили на свой вопрос.
— Ты, фраер, особо-то не борзей, крылья не растопыривай, — оскалился Волкодав и привычно раздвинул пальцы веером.
Барков вздохнул. К нему не в первый раз наведывались крепкие парни с широкими бычьими загривками, и он прекрасно понимал, что за этим последует.
— Знаешь анекдот? — глумливо хохотнул Штырь. — Мужик просыпается утром и находит записку: "Я уехала. Твоя крыша." Так вот в данном случае все наоборот.
— Наоборот? — сделал невинные глаза Кирилл, притворяясь, что не понимает намека.
— Угу, — расплылся в довольной улыбке Волкодав. — Твоя крыша не уехала, а приехала. Как поется в песне: снимай штаны, знакомиться будем. Ну, это все лирика, а дело, в натуре, ясное: ты нам платишь, мы тебе обеспечиваем защиту.
— От кого, интересно? — не удержался Кирилл, и тут же пожалел о заданном вопросе.
Широкая длань Волкодава грубо схватила его за воротник и дернула вверх. Ноги Баркова оторвались от земли. Лицо налились кровью из-за врезавшегося в шею ворота.
— Ты, фраер, в натуре, шлангом-то не прикидывайся, иначе так измудохаем — в мордогляде свой портрет даже по зубам конкретно не опознаешь.
— В мордогляде? — заинтересовался Барков новым для него термином.
— В зеркале, значит, — опуская Кирилла на пол, сладким голосом объяснил Волкодав.
— Ребята! Оглянитесь вокруг. Что вы видите? — с вымученной улыбкой на лице, Кирилл очертил рукой широкий полукруг.
Бандиты послушно закрутили головами, но ничего особенно впечатляющего не обнаружили. Комната метров в пятнадцать. Пол покрыт обшарпанным, отстающим линолеумом. Вдоль беленых стен — стеллажи, уставленные книгами, видео- и аудиокассетами. У двери — ящик воблы, пропитывающий помещение ностальгическим ароматом родины. Пакеты с гречкой, банки прибалтийских шпрот, аджика в маленьких баночках, и — символ небывалой роскоши — бутылка милого сердцу русского человека Советского шампанского.