— Насколько вы были близки со своей дочерью в детстве, мистер Торвальд?
— Очень.
— А после того, как она покинула дом?
— Мы общались каждый день.
— Как вы коротко бы охарактеризовали состояние ее здоровья?
— Превосходное.
— Принимала ли она регулярно какие-либо лекарства?
— Витамины. Легкие антигистаминные препараты. Больше ничего.
— Из-за чего она принимала антигистамины?
— Дермографизм.
Лэш кивнул и сделал запись в блокноте. Состояние кожи, вызывающее зуд, — подобным страдал его сосед. Совершенно безвредно.
— Какие-либо необычные заболевания в детстве?
— Нет, никаких. Но все это должно быть в анкетах, которые она заполняла для «Американ лайф».
— Понимаю, мистер Торвальд. Я просто пытаюсь взглянуть на проблему с точки зрения независимого наблюдателя. У нее есть братья, сестры?
— Линдси была единственным ребенком.
— Она хорошо училась?
— Закончила с отличием колледж имени Брауна. Получила диплом по экономике в Стэнфорде.
— Вы назвали бы ее застенчивой? Общительной?
— Посторонние назвали бы ее тихоней. Но у Линдси всегда был широкий круг общения. Она из тех девушек, у кого много знакомых, но которые тщательно выбирают себе друзей.
Лэш снова отхлебнул кофе.
— Как долго ваша дочь была замужем, мистер Торвальд?
— Чуть больше двух лет.
— Как вы охарактеризовали бы ее супружескую жизнь?
— Они были самой счастливой парой из всех, что я видел на своем веку.
— Что вы можете сказать о ее муже, Льюисе Торпе?
— Интеллигентный, дружелюбный, честный. Остроумный. У него было множество увлечений.
— Ваша дочь когда-либо упоминала о проблемах в семье?
— Имеете в виду ссоры?
Лэш кивнул.
— Да, и тому подобное. Расхождения во мнениях, интересах, характерах?
— Никогда.
Лэш сделал еще глоток, заметив, что Торвальд не притронулся к своему кофе.
— Никогда? — недоверчиво переспросил он.
Торвальд схватил приманку.
— Никогда. Послушайте, мистер…
— Бергер.
— Мистер Бергер, моя дочь была… — Торвальд впервые чуть поколебался. — Моя дочь была клиентом корпорации «Эдем». Слышали о такой?
— Конечно.
— Тогда вы понимаете, что я имею в виду. Сначала я относился к этому скептически. Я считал, что это слишком большие деньги за несколько циклов работы компьютера, статистический бросок кости. Но Линдси настояла на своем. — Торвальд наклонился к Лэшу. — Поймите, она была не такая, как другие девушки. Она знала, чего хочет. А хотела она только самого лучшего. У нее было много парней, некоторые и в самом деле весьма симпатичные. Но казалось, будто она постоянно ищет чего-то, и ни один из этих союзов не продлился долго.
Торвальд выпрямился. Это была самая длинная фраза, произнесенная им до сих пор. Лэш записывал, предусмотрительно не глядя ему в глаза.
— И?
— С Льюисом было по-другому. Я понял это, едва она впервые произнесла его имя. Они влюбились друг в друга уже на первом свидании.
Воспоминание вызвало у Торвальда невольную улыбку. На несколько мгновений его ввалившиеся глаза повеселели, а лицо просветлело.
— Они собирались на воскресный обед, а вместо этого пошли кататься на роликах. — Он тряхнул головой. — Не знаю, кому пришла в голову эта сумасшедшая идея, возможно, им подсказали ее в «Эдеме». Так или иначе, не прошло и месяца, и они объявили о помолвке. А потом было все лучше и лучше. Как я уже говорил, я никогда не видел более счастливой пары. Они постоянно открывали нечто новое — в мире, в себе самих.
Блеск в его глазах угас столь же быстро, как и появился. Торвальд отодвинул чашку с кофе.
— А что с дочерью Линдси? Как она повлияла на их жизнь?
Торвальд пронзил его взглядом.
— Она завершила ее, мистер Бергер.
Лэш снова сделал запись в блокноте, на этот раз не притворяясь. Разговор пошел вовсе не так, как ожидалось. И, судя по тому, как Торвальд отодвинул чашку, похоже было, что беседа долго не продлится.
— Вам известно что-либо о том, что у вашей дочери или ее мужа в последнее время были какие-то неприятности?
— Нет.
— Никаких неожиданных трудностей? Никаких проблем?
Торвальд поерзал на стуле.
— Только если назвать проблемами выделенный Льюису грант и рождение прелестной дочурки.
— Когда вы в последний раз видели свою дочь, мистер Торвальд?
— Две недели назад.
Лэш отпил кофе, пытаясь скрыть удивление.
— Позвольте спросить, где это было?
— У них дома, во Флагстаффе. Я возвращался с регаты в Мексиканском заливе.
— Как бы вы охарактеризовали их дом?
— Как идеальный.
Лэш снова сделал запись.
— Вы заметили какие-то перемены по сравнению с прошлыми визитами? Увеличившийся аппетит или его отсутствие? Проблемы со сном? Апатию? Отсутствие интереса к прежнему хобби или намеченным целям?
— Я не заметил никаких аффективных расстройств, если вы это имеете в виду.
Лэш перестал писать.
— Вы врач, мистер Торвальд?
— Нет. Но моя покойная жена была психотерапевтом. Я могу опознать симптомы депрессии, когда увижу их.
Лэш отложил блокнот.
— Мы лишь пытаемся разобраться в случившемся, мистер Торвальд.
Неожиданно тот наклонился к самому лицу Лэша.
— Разобраться? Послушайте, я не знаю, что вы или ваша фирма надеетесь выяснить. Впрочем, я полагаю, что ответил на достаточное количество вопросов. И все дело в том, что разбираться тут не в чем. Ответа нет. Линдси не проявляла тяги к самоубийству. Льюис тоже. У них были все причины для того, чтобы жить. У них было все.
Лэш молчал. Он видел перед собой не только горе потерявшего дочь отца, но и отчаянное желание понять то, что не поддается пониманию.
— И скажу вам кое-что еще, — быстро продолжил Торвальд, все так же наклонившись к Лэшу. — Я любил свою жену. Думаю, наш союз был лучшим из всех, какой только может связывать двух людей. И тем не менее я бы не раздумывая отдал руку на отсечение, если бы это могло сделать нас столь же счастливыми, какими были моя дочь и Льюис.
С этими словами он отодвинул стул, встал из-за стола и вышел из ресторана.
5
Флагстафф, Аризона. Два дня спустя
Парковка была уже занята двумя «Ауди А-8», так что Лэш оставил свой взятый напрокат «таурус» у обочины и пошел по тротуару, выложенному каменной плиткой, слыша под ногами треск засохших сосновых иголок, к дому 407 по Купер-драйв — симпатичному бунгало с широкой низкой крышей и огороженным двориком позади. За оградой склон холма уходил вниз, и за ним открывалась слегка размытая в утреннем тумане панорама центра города. Еще дальше к северу поднималась пурпурно-коричневая горная цепь Сан-Франциско.
Подойдя к входной двери, Лэш сунул под мышку несколько толстых конвертов и полез в карман за ключом. С цепочки свисала белая карточка с номером удостоверения. Начальник отделения ФБР в Фениксе, его бывший сосед по мрачному серому общежитию в Куантико и товарищ по несчастью на жизненной полосе препятствий, был обязан ему кое-какими услугами. Одну из них Лэш превратил в ключ от дома Торпов.
Посмотрев вверх, он увидел под карнизом крыши камеру, установленную прежним владельцем дома и отключенную на время следствия. Поскольку после официального закрытия дела дом предполагалось выставить на продажу, сигнализация оставалась выключенной.
Еще раз посмотрев на дверь, Лэш вставил ключ в замок и открыл ее.
Внутри царила та особая тишина, с которой ему приходилось сталкиваться в домах убитых. Входная дверь вела прямо в гостиную, где были найдены тела. Лэш медленно двинулся вперед, оглядываясь по сторонам и запоминая детали обстановки. Кожаный диван орехового цвета и такие же кресла, старинный комод и внушительных размеров телевизор с плоским экраном — Торпы явно не нуждались в деньгах. На ковровом покрытии пола лежали две шелковые циновки, на одной из которых еще виднелись следы порошка, оставленного следственной бригадой. Неожиданное зрелище напомнило Лэшу последнее место преступления, и он поспешно двинулся дальше.
За гостиной через весь дом шел коридор. Справа находились столовая и кухня, слева две спальни. Лэш бросил конверты на диван и прошел в кухню, столь же прекрасно обставленную, как и гостиная. Задняя дверь кухни выходила в узкий боковой дворик, к соседнему дому.
Лэш вернулся по коридору к спальням. Он нашел детскую, всю в синей тафте и кружевах, главную спальню с ночными шкафчиками, заваленными обычным набором романов в мягких обложках и баночками с лекарствами. Тут же лежал пульт от телевизора. Третье помещение явно исполняло двойную роль — комнаты для гостей и кабинета. Здесь Лэш ненадолго остановился, с любопытством оглядываясь вокруг. На стенах висели японские гравюры, выполненные на тончайшей рисовой бумаге. На письменном столе стояли фотографии в рамках: Льюис и Линдси держатся за руки на фоне пагоды, снова Торпы, похоже, на Елисейских Полях. На каждой фотографии оба улыбались. Он редко видел подобные улыбки — самое обычное, непритворное, настоящее счастье.
Лэш подошел к противоположной стене, которую целиком занимали книжные полки. Очевидно, что Торпы были разносторонними любителями чтения. Две верхние полки были заставлены учебниками разной степени изношенности. Третью занимали профессиональные журналы. Ниже располагались несколько стеллажей с литературой.
Одна из них приковала взгляд Лэша. К этим книгам явно относились с особым почтением, с обеих концов полки стояли подпорки в виде нефритовых статуэток. Он посмотрел на заголовки: «Дзен и искусство стрельбы из лука», «Продвинутый курс японского», «Двести стихотворений времен ранней династии Тан». Полка над ней была пуста, если не считать фотографию без рамки. Линдси Торп на карусели в окружении детей, улыбаясь, протягивала руку к камере. Лэш поднял фотографию. На обороте виднелось написанное мужским почерком посвящение:
Хотел бы я быть так близко