ле нужного банкомата он остановился, повернувшись лицом к залу, чтобы держать посетителей в поле зрения. Глеб присел, открыл банкомат, извлек контейнер с деньгами и привычными, точными движениями уложил их в мешок.
— Готово, — сообщил он Косте, закрывая банкомат. — Можем идти.
За те минуты, что они провели в магазине, начался дождь. Асфальт почернел, остро запахло намокшей пылью. Прохожие прятались под навесами или раскрывали над собой разноцветные зонты. Машины проносились по лужам с шипением, как будто что-то жарилось на гигантской сковородке. Глебу почему-то вспомнились церковные байки про пекло. Если бы оно существовало, то там стояло бы такое же непрекращающееся шипение…
Глеб шел первым, держа мешок с деньгами, а Костя прикрывал его сзади. Им предстояло преодолеть двадцатиметровое расстояние примерно за пятнадцать секунд. Иногда эти секунды кажутся вечностью. Именно так они воспринимались сейчас Глебом. Хотя он не мог объяснить даже самому себе, почему весь день ощущал сильное напряжение. Может быть, потому, что Костя выглядел сегодня странным и каким-то фальшивым? Он что-то замышляет? Снюхался с бандитами?
Нет, о возможном предательстве напарника даже думать не хотелось. Глеб мысленно отругал себя за излишнюю подозрительность. Но тревога не прошла, продолжая потихоньку грызть его изнутри. Успокаивало только то, что до конца рабочего дня было еще далеко. Ведь всем известно, что в начале дня грабить инкассаторскую машину не имеет смысла: риск велик, а выручки немного. В первые часы работы напасть могут только дилетанты, а с ними бывшие военные, из которых в основном и набирают инкассаторов, справятся без труда. Главное — не терять бдительности и иметь рядом надежного напарника, который прикроет тебя в случае нападения. Но почему-то сегодня Глеб не мог полностью расслабиться и положиться на Костю.
Тем не менее работа продолжалась, потому что ее, как и жизнь, на потом не отложишь.
Ближе к обеду легкий дождик превратился в настоящий летний ливень, когда на лужах вздымаются пузыри, быстрые потоки несут мусор вдоль дорог, а земля, захлебываясь, не успевает выпить всю отмеренную небом воду. Как ни стараются горожане спрятаться от проливного дождя под зонтами, все равно промокают насквозь. Кошки прячутся в подвалы и сверкают оттуда желтыми глазами. Бездомные собаки с обвисшей мокрой шерстью на грязных животах жмутся к людям на остановках, и глаза псов так печальны, что никто не гонит их прочь. В такую погоду пешеходы завидуют тем, кто в автомобилях.
Машина инкассаторов промчалась мимо остановки, и Глеб с радостью отметил про себя, что никто не возмутился им вслед: Василий вел осторожно, чтобы случайно не забрызгать прохожих. Глеб всегда внутренне сжимался, если замечал, что кто-то ведет себя по-хамски, и мысленно поблагодарил Василия, старательно объезжавшего лужи. Несмотря на внешность настоящего громилы, водитель обладал деликатностью выпускницы пансиона благородных девиц. Он никогда не забывал сказать «спасибо» и «пожалуйста», а если приходилось обедать вместе, старался брать кусочки поменьше и попостнее. Хороший парень! Жаль, лишнее слово из него клещами не вытянешь.
Глеб уставился в затылок Василия. С таким не поболтаешь, чтобы прогнать скуку, а время, как назло, тянулось невыносимо медленно. Скорее бы день закончился, чтобы можно было с чистой совестью и легким сердцем отправиться домой. Уютный вечерний свет, приглушенное бормотание телевизора, какие-нибудь теткины вкусности под рукой…
Глеб бросил взгляд на часы и покосился на Костю, по-прежнему бледного и рассеянного.
— Может, у тебя температура? — поинтересовался он, скорее пытаясь завязать разговор и скоротать время, чем из искреннего беспокойства. — Подхватил какой-нибудь грипп новомодный: птичий или там… лошадиный. — Отметив про себя, что неуклюжая шутка никого не развеселила, Глеб сменил насмешливый тон на серьезный. — Как себя чувствуешь вообще?
— Уже лучше, — ответил Костя. — Можем поменяться ролями: я собираю урожай, а ты меня прикрываешь.
— Ты точно этого хочешь?
— Говорю же, — занервничал Костя, — со мной все в порядке! Проблем не будет.
От разговора Глебу ни легче, ни веселее не стало, и он решил попусту не болтать. А самый лучший способ убить время — как следует подкрепиться. Сегодня обед ему собирала тетка, поэтому содержимое судка получилось обстоятельным: ту́шенный в сметане кролик, рис с овощами и свекольная икра. Все это выглядело очень аппетитно, но есть, как назло, совсем не хотелось. Глеб ковырялся в судке складной вилкой до тех пор, пока Костя не проворчал:
— Слушай, есть такая поговорка: не хочешь жрать, не мучай брюхо.
— А ты? — предложил Глеб.
— Мне лучше повременить, — отказался Костя. — До полного восстановления организма.
Не настаивая, Глеб закрыл крышку судка и убрал его в сумку. Плохое предчувствие усилилось. Некстати вспомнилось, что бойцы перед боем старались не есть, опасаясь осложнений при пулевом ранении в живот. Не потому ли Костя, славящийся обжорством, отказался от угощения?
Нет, вздор! У страха глаза велики!
Успокаивая себя таким образом, Глеб сосредоточился на работе.
Еще несколько объектов было отработано без сучка без задоринки. Утомленное за день солнце катилось к горизонту, приближался конец трудового дня. Глеб чувствовал себя выжатым как лимон: ему приходилось быть вдвойне внимательным, потому что состояние напарника к вечеру опять ухудшилось. Пот снова катился по его вискам, появилась испарина над губой, глаза лихорадочно блестели, речь стала сбивчивой. Глеб не мог понять почему, но даже Костин голос сегодня раздражал его, не говоря уж о манере непрерывно облизывать пересохшие губы. Сегодня Костя не вызывал у Глеба ни симпатии, ни доверия, поэтому он наблюдал не только за окружающей обстановкой, но и за напарником.
Взвизгнув тормозами, микроавтобус остановился возле очередного отделения банка.
— Слава богу, последний объект на сегодня, — пробурчал Глеб, открывая дверь. — Устал как собака. Врагу не пожелаешь такой работенки.
Костя усмехнулся, выпрыгивая из машины вслед за ним.
— Считаешь, все так плохо?
— Считаю, что могло быть и лучше.
— Главное, чтобы хуже не стало…
— Не каркай, а? Без тебя тошно.
Костя, прищурившись, посмотрел на него, словно собираясь сообщить что-то важное, но передумал. Глеб бросил на напарника холодный взгляд и вошел в дверь.
Покончив с инкассацией, они покинули банк, провожаемые завистливыми взглядами служащих, которым наверняка тоже хотелось на волю.
Глеб вышел первым и настороженно осмотрелся. Улица была практически безлюдной, зато припаркованных машин было много, и за их тонированными стеклами мог прятаться кто угодно.
— Давай!
Глеб пропустил Костю вперед и, следуя за ним, украдкой изучал напарника. То, что он видел, ему определенно не нравилось. В Косте не было обычной вальяжной расслабленности — и походка, и какая-то скованность в движениях, и наклон спины заставляли заподозрить, что он готовится к прыжку или бегству. Но куда ему прыгать или бежать, если он не спортсмен, а инкассатор? Что он задумал? Почему то потеет, то трясется? И почему не смотрит по сторонам, словно знает, что ничего не случится?
Или знает, что как раз случится?
Не сбавляя шага, Глеб расстегнул кобуру на бедре и положил ладонь на прохладную рукоятку пистолета. На мгновение стало неловко, что он настолько не доверяет напарнику, но затем он успокоился мыслью о том, что береженого Бог бережет.
Они подошли к микроавтобусу, и тут же раздался щелчок — привычный звук разблокированных Василием дверей. А дальше были сплошные неожиданности.
Уронив мешок с деньгами на асфальт, Костя прыгнул внутрь, и Глеб услышал сухой резкий треск, который не мог спутать ни с чем: прозвучал выстрел. В следующее мгновение, как при замедленной съемке, он увидел лицо развернувшегося Кости и направленный на себя пистолет.
Глеб отреагировал молниеносно, выстрелив ему в правое плечо. Костя выронил оружие, схватился за руку и, скрутившись от боли, вывалился наружу.
Глеб оглянулся. К нему бежали двое — наверняка Костины сообщники. Они даже не потрудились надеть маски, настолько были уверены в себе или обдолбаны наркотиками. Первый, коренастый, с лицом, похожим на недопеченный блин, на бегу целился в Глеба. Второй, не настолько тупой, остановился, прежде чем выстрелить.
Пригнувшись, Глеб услышал, как пуля с разочарованным стоном срикошетила от борта фургона. Раздались еще два выстрела, но ни один не достиг цели.
Сидя на корточках, Глеб пальнул в круглолицего и со злорадным удовлетворением увидел, как того отбросило в сторону — прямо на капот стоявшего рядом автомобиля. Второй упал на колено, готовясь открыть прицельный огонь.
Состязаться с ним в меткости Глеб не стал, как не стал добивать стонущего Костю. Подхватив мешок с деньгами, он нырнул в микроавтобус. Тут-то пуля его и достала. Было ощущение, будто ломом саданули под ребра.
Ловя ртом воздух, Глеб заперся изнутри и пополз к водительскому сиденью.
— Василий! Вася, ты как?
Ответа не было. Снаружи еще пару раз выстрелили, и стало тихо, если не считать криков осмелевших зевак. Сквозь лобовое стекло Глеб увидел, как рядом сорвалась с места и, виляя, понеслась по улице неприметная темно-синяя машина. Костю преступники с собой не прихватили. Но Глебу не было до него дела. Сейчас его волновал только Василий.
Водитель сидел не как обычно, а привалившись к окну, и голова его бессильно склонилась к плечу. Стекла и обшивка были забрызганы мелкими темно-красными каплями, как если бы кто-то давил здесь спелые вишни. У Глеба перехватило дыхание. Впрочем, трудно дышать ему стало еще после того, как его продырявил налетчик.
— Василий, — позвал он, осторожно прикасаясь к неподвижному плечу, — отзовись! Не надо умирать! Не вздумай умирать, ладно?
Но тот оставался глух к просьбам и уговорам. Он уже сделал свой выбор. Безвозвратный и окончательный. Тормошить его было бесполезно.