– Ладно, умник, – сказал Снейдер. – Скажем, в моем подвале живет дракон. Начинайте, дамы и господа! – Он хлопнул в ладоши.
– Мы придем с ордером на обыск и потребуем показать нам дракона, – раздраженно сказал Гомез, потому что никто не знал, что все это означает.
Снейдер щелкнул языком.
– Я забыл сказать, что это дракон-невидимка.
– Сотрудники экспертно-криминалистической службы посыплют пол порошком, чтобы мы смогли увидеть его следы, – вмешался Шёнфельд.
Снейдер покачал головой:
– К сожалению, он парит в воздухе.
Теперь Сабина догадалась, в чем смысл этой игры.
– Мы можем увидеть его с помощью тепловизионной камеры, – предложила Майкснер.
Снейдер оставался невозмутимым.
– Он не излучает тепло.
– Мы распылим на него краску, – выкрикнула Тина.
– Она не пристанет к нему.
– Мы набросим на него сеть.
– Он не материален.
Последовало еще несколько предложений, которые Снейдер отклонил, затем идеи иссякли.
– Откуда вы вообще знаете, что в вашем подвале живет дракон, если не видите и не осязаете его? – в итоге спросила Сабина.
Снейдер убрал руки из-за головы и внимательно посмотрел на Сабину:
– Он говорит со мной.
– Какими же голосовыми связками, если он нематериален?
– Я его слышу.
– Эти разговоры можно записать на пленку? – спросила Сабина.
Снейдер с улыбкой поднялся.
– Вы заметили, что произошло?
– Немез изменила тактику, – буркнул Шёнфельд.
– Правильно! – воскликнул Снейдер. – Теперь мне вдруг пришлось доказывать свое утверждение. Это и есть квинтэссенция: ваша техника допроса была неудачна, пока Немез не спросила, откуда я это знаю. Нужно изменить тактику и заставить допрашиваемого что-то доказывать.
Видимо, по некоторым лицам Снейдер заметил, что это послание дошло не до всех.
– Коллега Вессели – и я признаю это безо всякой зависти – усовершенствовал данный метод. Во время допроса он утверждает противоположное тому, что хочет слышать преступник. Я приведу пример.
Он непринужденно уселся на кафедру.
– Вы приходите в большой автосалон, где продаются марки «Форд» и «Хонда». Вы склоняетесь к «хонде», но, как только вы говорите об этом дилеру, тот начинает расписывать вам преимущества «хонды». Однако вам хотелось бы знать, что дилер на самом деле думает о «хонде». Что будете делать?
Снейдер оглядел растерянные лица.
– Но это же так просто! Вы скажете, что вас интересует «форд», потому что у вас был плохой опыт с «хондой». Как отреагирует дилер?
Снейдер заговорил самодовольным тоном автодилера:
– Вы абсолютно правы, у японских машин слишком дорогие запчасти. Топливный насос не такой надежный, коробка передач, клиновый ремень, бла-бла-бла… – Он махнул рукой. – То есть вы утверждаете обратное тому, что хотели бы выяснить, чтобы разболтать собеседника. Коллега Вессели называет это «Полярный диссонанс».
Вдруг у Сабины появилось ощущение дежавю. Лекционный зал на секунду исчез, а она снова оказалась в гостиной Вессели – свечи, негромкая музыка, в носу запах креветок. Эту уловку Вессели использовал вчера вечером и с ней. Расхваливал Снейдера на все лады… «Мартен гениален, он никогда не ошибается, и его процент раскрываемости недостижим». Ха! На самом деле он думает обратное. И она на это повелась, стала возражать и выдала, чего Снейдеру еще не хватает, чтобы раскрыть преступления.
Сейчас она по-настоящему почувствовала, что ее использовали. Но, по крайней мере, теперь Сабина знала, почему уловка Вессели сработала. И тем больше сердилась, что клюнула на это. Но почему, черт возьми, его интересует, что Снейдер разбирает с ними на занятиях? Ему должно быть все равно. Спортивный интерес? Конкуренция? Или мужчины тоже испытывают желание уязвить друг друга?
– Немез, вам скучно? – спросил Снейдер.
Она подняла глаза.
– Нет, все отлично.
Снейдер посмотрел на часы.
– Хорошо, у нас еще час. Этого достаточно, чтобы дать подсказку тем из вас, кто ищет правду: правда ужасна!
Снейдер взял пульт управления, затемнил помещение и включил проектор.
– Конечно, я мог бы показать вам сейчас что-нибудь безобидное, но я получаю свой гонорар не за это. На следующих снимках вы увидите, как быстро зерна отделяются от плевел.
Снейдер стоял спиной к экрану и смотрел на их лица.
– Я покажу вам, на что способны некоторые сексуальные маньяки. Они не знают границ, для них не существует табу. Это самая ужасная форма преступления, какая только встречалась… над новорожденными младенцами. Увидевшие это поймут, что значит погрузиться во мрак. – Он вывел на экран первый слайд.
Сабина тут же зажмурила глаза. Она услышала, как Гомез начал давиться от рвотного позыва, а Майкснер нервно и часто дышать. Это был не мрак – это был настоящий ад.
– Мля, вот это дерьмо! – выругалась Тина рядом с ней.
Снейдер молчал, и Сабина взглянула на него. Он наблюдал за ними. В следующий момент Майкснер уже гипервентилировала.
Снейдер быстро вытащил бумажный пакет из ящика стола и подал ей.
– Дышите в него!
Майкснер помотала головой.
– Давайте! – приказал он. – Вы вдыхаете слишком много кислорода. Если не начнете сейчас дышать собственным воздухом, то потеряете сознание.
Майкснер вскочила с места.
– Сядьте и дышите в пакет!
– Вы просто больной! – воскликнула Майкснер и побежала к двери.
– Это не я больной, – тихо сказал Снейдер себе под нос. – Это то, с чем вам придется иметь дело следующие тридцать лет. И преступления будут еще более жестокими, поверьте мне.
Сабина наклонилась над унитазом в женском туалете, и ее вырвало завтраком. Она продержалась целый час, но больше не могла.
Затем она обрызгала лицо холодной водой и долго пялилась в зеркало, пока вода стекала с подбородка. На лице не осталось уже ни следов рвоты, ни слюны, ни желудочной кислоты – но в ее усталых глазах было что-то другое, взгляд полный страха и боли. Она видела горе и страдание. Перед глазами стояли картинки, от которых ей хотелось бы избавиться навсегда. Она чувствовала себя постаревшей на много лет, совсем не той женщиной, какой была час назад. Снейдер взял их всех за руку и отвел во мрак.
Тут она услышала за спиной шорох. В зеркале Сабина увидела, как Майкснер в дальнем углу туалета зажгла сигарету. Затем прошла вперед. Руки у нее дрожали.
– Снейдер скотина!
– Я знаю, – ответила Сабина.
– Не только из-за этих картинок или того, как он с нами обращается, я имею в виду в общем… Он скотина!
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – ответила Сабина. «Но он чертовски хороший профайлер», – вертелось у нее на языке. Однако в этот момент ей нисколько не хотелось защищать Снейдера.
Сабина вытерла лицо и обернулась.
– Он мог сделать еще хуже. Дать нам прослушать аудиофайл или показать видео. Когда ты слышишь, как беспомощный ребенок плачет и умоляет о пощаде… – Она сглотнула.
– Я бы нарушила любой проклятый закон в этой стране, чтобы освободить хоть одного из этих детей, – с яростью произнесла Майкснер.
Сабина считала так же.
– Может, именно это и было целью Снейдера.
– Возможно… но тогда у него извращенные методы. Ты действительно расследовала вместе с ним уголовное дело в прошлом году? – спросила Майкснер.
– Да.
– Вы спасли жизнь женщине.
Сабина кивнула.
– Но не всем.
– Я слышала, твоя мама тогда погибла. – Майкснер заговорила тише. – Мне очень жаль; тебе ее наверняка не хватает.
Сабина ничего не ответила. Для коллег в академии было проще простого раскопать детали ее прошлого. Но она не хотела снова вспоминать все те события.
– Понимаю, ты не хочешь говорить об этом, – наконец сказала Майкснер. – У тебя красивый медальон в виде сердечка.
– Спасибо. – Сабина инстинктивно коснулась цепочки на шее. Это было единственное украшение, которое она носила. – Подарок отца.
– Ты вообще откуда?
– Из Мюнхена.
– Jo mei, des hört ma, Hühnerkacke[13], — сымитировала Майкснер баварский акцент. – Я имею в виду, откуда родом?
Сабина рассказала, что они со старшей сестрой выросли на ферме бабушки, затем какое-то время жили в Кельне, но после развода родителей вернулись в Мюнхен. Впервые с приезда в Висбаден она разговаривала с Майкснер, как с нормальной, здравомыслящей женщиной.
– Замужем, дети есть? – спросила Майкснер.
Сабина помотала головой и подумала об Эрике.
– А ты?
– У меня годовалая дочь.
Сабина тут же подумала о фотографиях, которые Снейдер только что показывал им.
– Вот черт! – вырвалось у нее. Сейчас она поняла, что именно имела в виду Майкснер, когда говорила о Снейдере.
Майкснер достала из заднего кармана джинсов чехол для паспорта и показала Сабине фото сладкой белокурой девочки в розовой вязаной шапочке.
– И ты все равно здесь? – спросила Сабина.
– Моя мама присматривает за малышкой. Я вижу ее только по выходным, но мне надоела однообразная работа в Земельном управлении уголовной полиции, академия была моим шансом – такой выпадает не каждому. Я хотела стать профайлером, и очень хорошим профайлером.
– А отец девочки?
Майкснер поджала губы, словно размышляя, стоит ли рассказывать об этом.
– Ты его знаешь, – наконец призналась она.
– Шёнфельд? – вырвалось у Сабины.
Майкснер кивнула.
– Мы вместе со старшей школы. Нашей общей мечтой была работа в БКА.
«Шёнфельд, – эхом отзывалось в голове у Сабины. – Еще и это».
– Но дочка полностью на мне. Для него на первом месте карьера. Он эгоист и никогда не хотел брать на себя ответственность.
Тут открылась дверь. Тина просунула голову внутрь и нагло улыбнулась:
– Помешала сплетничать?
Никто не ответил.
Тогда Тина вошла.
– Снейдер настоящий говнюк, верно?
Мелани сидела в кабинете для допросов БКА на Йозеф-Холаубек-Плац недалеко от Дунайского канала. Напротив нее сидели Клара в зеленой полосатой жилетке с капюшоном и плюшевый пес Феликс, который смотрел в окно своими желтыми глазами-пуговицами.