– Да. Благодарю вас, Майкл, – негромко отозвался Келахан, – я заснул как ребёнок. Я давно так не спал.
– Сны?
– Никаких.
– Отлично. Хотелось ещё спросить, Энтони. Вас не затрудняют эти приёмы? Ведь вы живёте довольно далеко от Лос-Анджелеса.
– У меня есть собственный самолёт. К тому же, я не уезжал из города. Я решил побыть здесь несколько дней. Я снял номер и предупредил Терезу, чтобы она не волновалась – Келахан повернул голову в сторону доктора Клейда и тот увидел, как в его глазах зажглась надежда, – я хочу вернуться к ней другим. Последние несколько месяцев мы находились в ужасном состоянии. Я не мог ничего ей рассказать. Тереза видела, что со мной творится неладное, и несколько раз пыталась узнать причину. Я молчал. Я даже в глаза ей боялся посмотреть. Это создавало в доме невыносимую обстановку. А что я ей мог сказать? Я сам не знаю, что со мной происходит и почему это происходит? Как же мне ей объяснить?
– Вот мы с вами и попробуем во всём разобраться. А для начала попытайтесь успокоиться, Энтони.
Последние слова доктор Клейд сказал, когда увидел, что он начал волноваться. Его волнение выражалось в лёгкой дрожжи, отчего край верхней губы слегка дёргался. Она к тому же слегка кривилась, когда это происходило.
– Конечно, Майкл. Конечно. Я постараюсь. Я очень постараюсь.
– Вот и отлично. Думаю, мы с вами сумеем справиться со всеми проблемами.
Доктор Клейд придвинул кресло к дивану, а затем взял блокнот с ручкой. Удобно расположившись рядом с пациентом, Майкл приготовился записывать. Вопросы снова последовали один за другим:
– Энтони, мы с вами остановились на гостинице в Париже. Что происходило с вами дальше?
Келахан несколько раз прерывисто вздохнул, словно собирал свою решимость и только после этого начал отвечать. Первые слова прозвучали с хрипотцой, что явно выдавало волнение, но постепенно голос начал звучать ровнее.
– Мы с Терезой прервали медовый месяц и сразу же вернулись домой, в Сан-Франциско. Несколько дней я думал об этом Джеральде и пытался объяснить себе эти странные совпадения. Чем больше думал я о своём сне, тем отчётливее чувствовал, что запутываюсь. Меня пугали эти два совпадения. Меня мучила мысль о том, что я разговаривал с мёртвым человеком. И это оказалось более чем реальным. Эти мысли навели меня на другие. Если это реальность…. думал я, тогда и отец тоже реальность. У меня возникло странное чувство. Мне казалось, что отец отчаянно нуждается в помощи. И эту помощь непонятным образом должен оказать именно я. Я сумасшедший, если так подумал,… правда?
Прервав свой рассказ, Энтони повернул слегка побледневшее лицо в сторону доктора Клейда. Тот в ответ отрицательно покачал головой.
– Нет, Энтони, нет. Ваше состояние в данном случае вполне понятно. Видите ли, Энтони, – по обыкновению очень мягким и спокойным голосом продолжал объяснять доктор Клейд, – как правило, мы тяжело переживаем потерю близких людей. Чем больше мы их любили, чем ближе с ними были, тем острее эта потеря становится. Мы вспоминаем все события связанные с ними. Снова и снова переживаем их. Нам постоянно чего-то не хватает. Жизнь начинает терять прежнюю привлекательность. И если мы позволяем этим чувствам овладеть нами, тогда нам становится совсем плохо. Мы только и думаем о своём горе, Энтони. И часто это приводит к очень тяжёлым последствиям. Чувство утраты укрепляется на подсознательном уровне и руководит нашими поступками.
– Что же нам остаётся делать? – тихо спросил Келахан.
– Жить, Энтони. Не надо забывать о том, что все мы смертны. Настанет и наш час. Каждый человек проходит свой путь. Ваш отец прошёл свой. Вы должны пройти свой. Как бы мы не хотели обратного, всё имеет свой конец. И этот конец ждёт каждого в определённом месте и в назначенный час. По этой причине, нам не стоит горевать о людях, которые покидают нас. Мы поступим со своими близкими точно так же. Мы оставим их. Это неизбежность. Следует относиться к ней, как ко всем прочим, совершенно обычным явлениям, которые нас окружают.
– Это не просто…
– Я знаю, Энтони. Но нам придётся это сделать. Нельзя думать только о своём горе. Нельзя предаваться ему. Нельзя попустительствовать, давая ему расти. Нужно бороться, Энтони. Находить силы в себе и противопоставлять их горю. Сейчас мы с вами попробуем это сделать. Хорошо, Энтони?
Келахан медленно кивнул и тут же с сомнением произнёс:
– Но ведь со мной происходит другие вещи, Майкл. Эти сны,…они так ужасны.
– Мы разберёмся во всём. Сейчас же мы можем предположить, что они могли появиться в результате потери, которую вы перенесли.
Уверенный голос доктора Клейда приободрил Келахана. Он вопросительно посмотрел на него. Доктор Клейд легко кивнул и приготовился записывать. Увидев это движение, Келахан продолжил прерванный рассказ.
– Меня стала мучить мысль о том, что отец нуждается в помощи, и я единственный, кто может её оказать. Но я не знал, как ему помочь. И это ещё больше меня волновало. Отец так меня любил, а я был не в состоянии что-либо предпринять. Через десять дней после возвращения из Парижа, – продолжал рассказывать Келахан, – мне приснился ещё один странный сон.
– Вы запомнили его?
– Некоторые подробности, – негромко откликнулся Келахан, – вообще, я редко запоминаю сны. Но этот буквально врезался в мою память.
– Что вы увидели, Энтони?
– Я увидел Сан-Франциско. Я гулял по улице, пока не оказался в одном месте.
– Что за место?
– С одной стороны, эта была та же улица и тот же город. С другой стороны улицы, – Келахан слегка напрягся, отчего на лбу появились морщины, и тут же продолжил говорить, – появился какой-то сад, окружённый изгородью. Мне он понравился. Я хотел перейти улицу, чтобы войти в этот сад, но… у меня ничего не получилось. Я пытался много раз, но всякий раз приходилось возвращаться на прежнее место. Это продолжалось до тех пор, пока я не услышал странный голос. Голос произнёс три слова.
– Какие?
– «Тебе туда нельзя».
– Что происходило потом, Энтони? – доктор Клейд задавал вопросы негромким голосом и при этом делал отметки у себя в блокноте.
– Рядом со мной начали появляться люди. Очень много людей. В основном это были пожилые люди. Они выстраивались в длинную цепочку позади меня. Потом все они одновременно опустились на колени и стали молиться. Я увидел, как в саду на другой стороне улицы появилась процессия. Впереди процессии шли несколько десятков священников. Все священники были очень маленького роста и постоянно пели. Я отошёл в сторону, чтобы не закрывать молящимся старикам вид на процессию. Процессия, – продолжал рассказывать Келахан довольно ровным голосом, – перешла улицу и оказалась на нашей стороне. Я видел непонятные знамёна, которые несли люди, идущие за священниками. Вся толпа пожилых людей поднялась и отправилась вслед за процессией. Я тоже направился за ними. Я увидел, как все входят в маленькую улочку, окружённую домами. Я тоже пошёл туда и начал протискиваться вперёд. Когда я подошёл вплотную к процессии, то увидел, что священники превратились в акробатов. Маленьких акробатов. Они очень высоко подпрыгивали вверх. Меня это удивило. Я посмотрел на ноги и увидел сандалии. Все акробаты носили сандалии на очень высокой подошве. Сандалии были прикреплены к ногам…верёвками. Именно благодаря этим сандалиям акробаты подпрыгивали так высоко. Неожиданно один из маленьких акробатов перестал прыгать и подошёл ко мне. Он спросил меня, кого я ищу. Я ответил, что ищу своего отца. В ответ акробат сказал мне, чтобы я пошёл вперёд. Он объяснил подробно дорогу, которая должна привести к отцу. Я поблагодарил его и пошёл, следуя его указаниям.
– Он вам всё правильно объяснил?
– Да. Но только я смог понять это, когда проснулся.
– И куда вы шли, Энтони?
– Обычный город. Правда, незнакомый. Обычные улицы. Нормальные люди. Всё как в повседневной жизни. Разве только машин не было. Все ходили пешком. Я шёл, пока не достиг серого здания. Такое же здание как многие другие, – продолжал рассказывать Келахан, – я хотел войти в него, но там стояли двое мужчин возле двери. Они не пустили меня внутрь. Один из них показал рукой на маленькую дверь, которая находилась недалеко от места, где я стоял. Я направился к этой двери. Я открыл её и оказался в вестибюле полуподвального помещения. Слева от себя я увидел швейцара в униформе. Напротив швейцара, справа от меня, столпились десятки людей различного возраста. Были и мужчины, и женщины. На моих глазах, швейцар назвал какое-то имя. Едва он это сделал, как из толпы выделился мужчина. Он направился к двери и вскоре вышел из здания. Я ждал, пока швейцар заговорит и со мной. Но он молчал. Поэтому я прошёл мимо него. Едва я его миновал, как снова остановился. Из толпы этих людей на меня смотрела одна девушка. Очень пристально смотрела. Она была в таком простеньком цветастом платье. Такие платья обычно носили то ли в пятидесятых, то ли в шестидесятых. Точно не могу сказать,… Девушка на меня смотрела, поэтому я тоже на неё посмотрел. Меня заинтриговало её поведение. Я подошёл к ней и спросил: знакомы ли мы с ней?
– Она ответила вам, Энтони?
– Да, – Келахан кивнул головой. Доктор Клейд увидел, что он снова начинает волноваться. – Девушка обняла меня и поцеловала в щёку. А потом сказала: хорошо, что ты пришёл, Энтони. Отец очень хочет тебя увидеть.
Сразу после этих слов, у Келахана начала подёргиваться верхняя губа. Верный признак усиливавшегося волнения.
– Спокойней, Энтони. Спокойней. Помните, что вы рядом со мной. Что было дальше? – доктор Клейд задал вопрос совершенно спокойным голосом. И это благотворно отразилось на состоянии Келахана. Он начал успокаиваться, хотя голос, когда он продолжил рассказ, прозвучал несколько прерывисто.
– Я был удивлён. Я не знал эту девушку и не понимал, откуда она меня знает. Вообще, создавалось ощущение, что меня все здесь знают. Но я не думал об этом. Я оставил девушку и направился к следующей двери. Эта дверь мне очень хорошо запомнилась.