Она ничего не почувствовала. Вернее, отметила у себя полное отсутствие эмоций, а затем легкую тошноту. Пусть бы это оказалось ошибкой, пусть бы ей не пришлось бросать отца и покидать родной город, пусть бы это стало просто сбывшейся мечтой, в которую можно погрузиться на всю оставшуюся жизнь. Она не решалась копаться в истоках своей бесчувственности, чтобы не счесть себя жестокой, неблагодарной стервой. Когда на сцену поднялась жена мэра с наградной лентой в руках, Барбара просияла и даже сподобилась ответить улыбкой самому мэру, поцеловавшему ее в губы, но, когда к ней подошел отец и крепко обнял, она вдруг расплакалась и тем самым признала, что это – прощание, что титул «мисс Блэкпул» ни в коей мере не способен унять тот зуд, который терзает ее хуже ветрянки.
Никогда прежде (во всяком случае, в сознательном возрасте) ей не доводилось лить слезы в купальнике. Разве для того придуманы купальники, если вокруг тебя залитый солнцем пляж, радостные крики, мальчишки с глазами на ниточках? Но сейчас шею и ложбинку груди холодили на ветру – незнакомое ощущение – ручейки слез. Жена мэра заключила победительницу в объятия.
– Я в порядке, – заверила Барбара. – Честное слово. Глупость какая-то накатила.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне понятны твои чувства, – сказала жена мэра. – Я и сама испытала подобное – мы с ним познакомились точно так же. Еще до войны. Он тогда всего лишь заседал в городском совете.
– Вы тоже были «мисс Блэкпул»?
Барбара постаралась скрыть свое изумление, но не знала, насколько это удалось. И мэр, и его жена отличались тучностью, но если полнота мэра подразумевала вес в обществе и потому казалась естественной, то у его супруги ожирение выглядело кошмарной ошибкой. А быть может, он, в отличие от жены, просто на этом не зацикливался.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но это так.
Они смотрели друг на дружку. Чего только не бывает. Слов больше не требовалось, однако мэр, подойдя к ним, все же высказался:
– А глянешь на нее – и не поверишь. – У него не было привычки держать свои мысли при себе.
Жена укоризненно закатила глаза.
– Я дважды сказала «хочешь – верь, хочешь – нет». Я сама признала, что уже давно не «мисс Блэкпул». А тебе лишь бы подкусить.
– Почему-то я не расслышал, чтобы ты сказала «хочешь – верь, хочешь нет».
– И тем не менее. Дважды. Правда, милая?
Барбара кивнула. Лезть в их склоку ей не хотелось, но она решила хотя бы так поддержать несчастную женщину.
– Детки да булочки, детки да булочки, – приговаривал мэр.
– Ты и сам – не картина маслом, – отбрила жена.
– Верно. Так ведь ты и не выходила замуж за картину маслом.
Жена, поразмыслив, сочла за лучшее промолчать.
– А сама-то чем взяла? – не унимался мэр. – Вот ты как раз и была – картина маслом. Ладно, – обратился он к Барбаре. – Известно ли тебе, что здесь у нас – самый большой открытый бассейн во всем мире? А сегодня – одно из самых больших событий, так что не грех и расчувствоваться.
Барбара покивала, хлюпнула носом и улыбнулась. У нее нипочем не хватило бы духу намекнуть, что мучит ее нечто прямо противоположное: это событие оказалось даже ничтожнее, чем ей думалось.
– Негодяйка Люси, – сказал отец. – Во всем она виновата.
Мэр с супругой пришли в недоумение, но Барбара сразу смекнула, о чем речь. И увидела, что отец это понял; тут ей стало совсем невмоготу.
Барбара отдала свое сердце Люсиль Болл, впервые посмотрев «Я люблю Люси»{3}: теперь этот сериал определял ее чувства и действия. По воскресеньям весь мир застывал на полчаса, и отец привык в это время с ней не заговаривать и даже не шуршать бумагами, чтобы дочь могла уловить каждую мелочь. У нее было много любимцев: Тони Хэнкок{4}, Сержант Билко{5}, Моркемб и Уайз{6}. Но уподобиться им она при всем желании не могла. Это ведь мужчины. Тони, Эрни, Эрик, Эрни… А рядом с ними – ни Люси, ни Барбары. Ни одной смешной девчонки.
– Это всего лишь сериал, – повторял ей отец до или после, но никогда не во время передачи. – И притом американский. Британским юмором здесь и не пахнет.
– А британский юмор… Это у тебя особый термин для обозначения юмора из Британии?
– Прежде всего – от Би‑би‑си.
– Да уж, вот тут совершенно с тобой согласна.
Она лишь тогда прекращала над ним подтрунивать, когда ей самой это надоедало: отец никогда не включался в игру, что притупило бы остроту ее насмешки. Если уж Барбаре суждено было остаться в Блэкпуле, то она намеревалась до конца отцовских дней поддерживать с ним такой стиль общения.
– Прежде всего, она даже не смешная, – настаивал отец.
– Она – самая смешная актриса, другой такой на телевидении не было, – возражала Барбара.
– Не больно-то ты смеешься, – замечал отец.
И правда, смеялась она редко, потому что смотрела этот сериал уже не по одному разу. В последнее время Барбара старалась кое-что отфильтровывать, чтобы из остального усвоить как можно больше. Если бы «Люси» показывали семь дней в неделю, то и запоминалось бы лучше, но увы: приходилось максимально сосредоточиваться, чтобы хоть какие-то подробности отложились в голове.
– Послушай, ты сам на меня шикаешь, когда по радио зачитывают результаты футбольных матчей, – говорила она.
– А как же – я ведь делаю ставки, – объяснял он. – Один такой результат может изменить нашу с тобой жизнь.
Ну как было ему втолковать, не показавшись при этом чокнутой, что «Я люблю Люси» ничем не отличается от тотализатора? Настанет день – и одна из реприз Люси тоже сможет изменить жизнь Барбары, а возможно, и ее отца. Люси уже изменила жизнь Барбары, хотя и не в лучшую сторону: из-за сериала от нее отвернулись все – родные, знакомые, подруги по работе. Увлечение Барбары, как она сама чувствовала, было сродни религиозному экстазу. Она с такой серьезностью относилась к ситкомам, что окружающим виделся в этом некий фанатизм, а потому Барбара ни с кем больше не делилась.
Фотограф из «Ивнинг газетт» представился и повел Барбару к трамплину для прыжков в воду.
– Вы – Лен Филлипс? – поразился ее отец. – Кроме шуток?
Имя Лена Филлипса мелькало в газете; при виде такой знаменитости у Джорджа отвисла челюсть. «Вот радости-то, – пронеслось в голове у Барбары. – А он еще удивляется, почему я хочу унести отсюда ноги».
– Подумать только, Барбара! Мистер Филлипс – у нашей купальни, собственной персоной!
– Зовите меня Лен.
– А можно? Ну спасибо. – Тут Джордж немного смутился, как будто еще не заслужил такой чести.
– А что такого – у него же не десять тысяч мальчиков в подчинении, – заметила Барбара.
– Да нет, я сам по себе, только иногда один пацан помогает, – сказал Лен. – А сегодня в Блэкпуле такое событие. Я же не идиот – вместо себя пацана присылать.
Он жестом попросил Барбару сделать шаг назад.
– Улыбочка! – распорядился ее отец. – Или так говорят только дилетанты?
– Да нет, мы тоже. Хотя иногда я вместо этого кричу «Трусики!» – для разнообразия.
Джордж, удивленно качая головой, рассмеялся. Барбара видела, что он отводит душу.
– А кавалера нет? – спросил Лен.
– Его с работы не отпустили, Лен, – ответил за дочку Джордж и немного помолчал, размышляя, не слишком ли фамильярничает. – У них в выходные и праздники каждый человек на счету. А ее тетя Мари тоже сегодня не пришла, потому как на две недели уехала отдыхать на остров Мэн. Семь лет без отпуска. Просто в трейлере поехали, но и на том спасибо. Смена обстановки – все равно что отдых.
– Записывайте, Лен, – сказала Барбара. – Трейлер. Остров Мэн. Смена обстановки – все равно что отдых. Она с дядей Джеком поехала, пап? Или мальчишек тоже взяли?
– Ему это не важно, – сказал отец.
– А где она работает? – спросил Лен, кивая в сторону Барбары.
– Не знаю, – отозвалась Барбара. – Надо будет у нее спросить.
– В косметическом отделе универмага «Р. Х. О. Хиллз», – ответил отец. – А ее Айдан – в отделе мужской одежды. Они на работе познакомились.
– Ну, теперь она там надолго не задержится, верно? – предположил фотограф.
– Это почему? – не понял Джордж.
– Я не первый год фотографирую ваших «мисс Блэкпул». Как они посещают больницы, всяческие шоу, благотворительные вечера… Обязанностей – выше крыши, причем круглый год. Мы теперь будем частенько видеться, Барбара, так что привыкай к моей перекошенной физиономии.
– Надо же, Барбара, – выдохнул отец. – Могла ли ты помыслить?
Больницы? Благотворительные вечера? Круглый год? О чем она только думала? Тетя Мари лишь упомянула, что придется участвовать в церемониях открытия новых магазинов и зажигать рождественские елки, но кто же мог знать, что она подведет людей, если просто исчезнет; и вообще – что значит быть королевой красоты Блэкпула триста шестьдесят четыре дня без передышки?
– Куда ее понесло? – удивился Лен.
– Куда тебя понесло? – удивился отец.
Через пятнадцать минут вице-мисс, Шейла Дженкинсон, долговязая рыжеволосая дурешка из Скелмерсдейла{7}, уже стояла в короне, а Барбара вместе с отцом возвращалась домой на такси. Неделю спустя она уехала в Лондон.
Расставание с отцом было нелегким. Барбара знала: он боится одиночества, но ее это не остановило. Уже в поезде она задумалась, что же огорчило ее сильнее – печаль и страхи отца или же собственное бессердечие: у нее даже в мыслях не было изменить свои планы. Зато расставание с Айданом прошло безболезненно. Он, похоже, вздохнул с облегчением, а вслух сказал, что в Блэкпуле она бы только создавала ему проблемы. (По весне он женился на другой и создавал ей проблемы пятнадцать лет кряду.)
А в Лондоне – если, конечно, не требовать слишком многого – все пошло как по маслу. Вблизи Юстонского вокзала Барбара увидела дешевую гостиницу, заплатила из своих сбережений за трое суток вперед, отправилась в бюро по трудоустройству и тут же получила место в универмаге «Дерри энд Томс» (причем в отделе косметики) на Кенсингтон-Хай‑стрит. Казалось, только загадай для себя ухудшенную версию своей прежней жизни – и Лондон тут же исполнит твое желание. Лондону вообще было все равно, откуда ты родом, если не брать в расчет владельца табачного киоска и кондуктора автобуса: те с хохотом начинали передразнивать каждое твое слово, стоило только открыть рот. «Бульшой!», «Пиккаделле!», «Чашка кофа!» А то еще приглашали других покупателей и других пассажиров посмеяться вместе с ними.