– Жаль, что мы не десантники. Форсировали бы этот поток.
– Давайте попробуем! – обрадовался Макс.
И я – вслед за ним: мол, давайте, с разгону!
Но Вера опередила и нашу бабу Любу, и маму Макса:
– Я вам попробую! Хотите ноги сломать, шею свернуть или утонуть?
Мы не хотели ни того, ни другого, ни тем более третьего. Мы просто хотели как можно скорее запустить бумажного змея.
Однако мы его так и не запустили. Несмотря на все наши старания. Ветер стих. Был полный штиль.
Зато мы с Максом нагулялись и набегались. А ещё наговорились. Мы общались с Максом. Баба Люба – с его мамой. А Олег – с Верой и Надей.
Когда мы возвращались домой, Макс тихонько сказал:
– Грустно этой девочке в каталке. Мы бегаем, а она смотрит, завидует. Ты не знаешь, что с ней? Так родилась или что случилось?
– Не знаю. Спрашивать неудобно.
Дома я обратился к Олегу: ты у Веры не узнал, что с Надей?
– Нет, – ответил Олег. – Как-то неудобно об этом спрашивать.
– Смешные вы ребята! – сказала баба Люба. – Спрашивать можно обо всём. Только надо это делать тонко, вежливо. С пониманием.
– Тактично, – уточнил Олег.
– Вот именно, – отозвалась баба Люба. – Я как-нибудь с их мамой поговорю. У нас с ней открываются общие интересы.
– Какие интересы? – полюбопытствовал Олег.
– Секрет.
Об этом секрете мы узнали на другой день.
А вот о страшной тайне этой семьи всем нам ещё предстояло узнать.
Спасительная бабушкина улыбка
Утром бабушка собралась со мной в школу. Она хотела не просто проводить меня до школьного двора – она хотела пойти со мной на урок.
– Зачем? – противился я.
– Я хочу быть свидетелем.
– Свидетели в суде, – сказал я. – На уроке свидетели не нужны.
– Эх, Тёма, Тёма… – вздохнула баба Люба. – Я хочу стать свидетелем твоей победы. Я об этом мечтаю. А ты меня не пускаешь…
Я вдруг вспомнил фотографию красавицы Любы Ивановой. Внимательно посмотрел на сникшую и чуть сгорбленную бабу Любу. Мне стало грустно и стыдно за себя. Стараясь быть весёлым, я воскликнул:
– Хорошо, давай пойдём вместе! А тебя пустят?
Баба Люба засияла:
– Меня – да не пустят?
На подступах к нашему классу, может быть добровольно, а может быть по просьбе Екатерины Анатольевны, дежурили Женя Дудко и Варя Клокова. Варя и Женя тихонько говорили одно и то же. Варя девочкам, а Женя – мальчикам:
– У нас в классе – директор школы, надо вести себя хорошо.
Нам с бабушкой никто ничего не сказал. Зато она, услышав всё издали, не отказала себе в удовольствии подколоть Женю Дудко:
– А скажи мне, пожалуйста, милый мальчик, если в классе нет директора школы, можно вести себя плохо?
Женя покраснел и отвернулся.
Как обычно, я сел с Максом в середине среднего ряда. Бабушка расположилась на задней парте. С директором школы Светланой Владимировной. Она примерно того же возраста, что и баба Люба.
Я заметил, что они любезно поздоровались, но после этого Светлана Владимировна стала строгой и неприступной. Кто бы мог подумать, что через полчаса они будут обниматься и целоваться, плакать и смеяться?
После звонка в класс вошла Екатерина Анатольевна, а следом за ней – завуч начальных классов Ольга Игоревна. Все встали. Кроме моей бабушки и директора школы.
– Садитесь, – сказала Екатерина Анатольевна. – Сегодня у нас не совсем обычный урок.
Она оглянулась на Ольгу Игоревну. Та сразу продолжила:
– Я бы сказала, что у нас сегодня совсем необычный урок. Мы попробуем убедиться в том, в чём нас хотят убедить.
Она взглянула то ли на мою бабушку, то ли на директора школы Светлану Владимировну. Короче говоря, посмотрела в их сторону.
Мне показалось, что мои одноклассники ничего не понимают.
А я волновался. И сильно волновался!
– Не волнуйся, Тёма, – шепнула Екатерина Анатольевна.
– Итак, – сказала Ольга Игоревна, – не будем терять время.
И она выложила на стол учебники для разных классов – с первого по пятый.
– Артём, тебе удобно отвечать с места или выйдешь к доске? – спросила Екатерина Анатольевна.
Я вышел к доске. Мне хотелось посмотреть на всех свысока, а потом сказать Ольге Игоревне: «Не будем терять время – начнём этот экзамен с учебников пятого класса». Но во рту у меня пересохло, а ноги были ватные.
Баба Люба это поняла, поднялась из-за последней парты и подошла ко мне. В руке у неё была бутылочка с водой. Бабушка ничего не говорила. Просто протянула мне воду и по-домашнему улыбнулась.
Это была спасительная улыбка! Добрая улыбка родного человека.
Я успокоился. Глотнул воды и поставил бутылочку на первую парту. Варя Клокова с опаской отодвинула свои тетрадки: мало ли, вода прольётся.
Мне стало смешно. Однако я только улыбнулся. Бабушка ушла в конец класса и, прислонившись к стене, смотрела на меня.
Никто не виноват, что я артист
Ольга Игоревна положила передо мной рассказ о природе: читай.
Я пробежал его глазами. И стал неторопливо, но артистично читать.
Одноклассники смотрели с удивлением: неужели это Артём, который вместо слова «мама», запинаясь, читает то «эм-а», «эм-а», а то «мэ-а», «мэ-а»?
– Погоди, Артём, – услышал я Ольгу Игоревну, – быстрее можешь?
– Будет не очень выразительно. Монотонно.
– Читай без выражения, – сказала она.
И положила передо мной учебник литературы для средних классов. Кажется, для пятого. Ткнула пальцем в рассказ Гайдара «Совесть». Я читал быстро, но тускло. Осекся, дойдя до слов Нины Карнауховой: «И это с таких юных лет ты уже обманываешь родителей и школу?»
Я поднял глаза и увидел радостно кивающую бабу Любу. Её радость была понятной: вот как Тёма читает, а вы думали, что он к школе не готов!
Качала головой Ольга Игоревна: вот именно, Артём Петров, ты всех обманывал, делал вид, что не соображаешь, хотя на самом деле…
Одноклассники смотрели на меня, как на пришельца с другой планеты. Только Макс не смотрел. Ведь я даже в воскресенье, когда мы ходили на большую заречную поляну, ничего не сказал ему. Может быть, баба Люба что-то говорила обо мне его маме. Но его мама, наверное, не стала ему ничего рассказывать.
– Так, – сохраняя строгий вид, мягко произнесла директор школы Светлана Владимировна, – а как у нас с математикой? Задачи решаешь?
Я кивнул, а баба Люба ответила:
– Легко! И не только по математике, но и по физике!
Ольга Игоревна развела руками: учебник физики она не принесла.
Без особого труда я решил пару задач по математике с обыкновенными и десятичными дробями. И в ожидании дальнейших заданий повернулся к Екатерине Анатольевне. Она стояла с несчастным видом. На лице у неё были красные пятна. Тут мне впору было сказать: «Да не волнуйтесь вы, Екатерина Анатольевна, вы не виноваты, это я оказался хорошим артистом».
Мне показалось, что она поняла то, что я имел в виду.
– Ну почему, Артём?.. Эх, Тёма, Тёма… – вздохнула Екатерина Анатольевна. – Впрочем, я сама виновата.
– Это моя вина, – благородно сказала Ольга Игоревна. – Екатерина Анатольевна работает первый год. А я должна была понять, какой это ребёнок. Но вместо этого настроила молодого педагога на то, что в классе будет мальчик с отставанием от общего фона. Родителям не позвонила…
– Успокойтесь, Ольга Игоревна, – строго сказала директор школы Светлана Владимировна. – Этот разговор оставим для педсовета.
Ольга Игоревна опустила глаза. Светлана Владимировна добавила:
– Никто не виноват, что вундеркинд оказался артистом. Да ещё каким!
«Да тут все вундеркинды!»
Светлана Владимировна подошла ко мне. Положила руку на плечо. Приобняла. И сначала взъерошила мне волосы, а потом пригладила.
Варя Клокова прыснула, а я покраснел.
Светлана Владимировна спросила:
– Артём, в каком классе хочешь учиться?
– В этом!
– Вот как?! – удивилась она. – Тебе интересно в первом классе? С твоими знаниями? Ты же вундеркинд!
– Да, интересно. Мне здесь нравится. Я тут не один такой продвинутый.
Светлана Владимировна удивилась ещё больше:
– Ты шутишь, Артём?
– Нет, я не шучу. Здесь хорошие мальчики и девочки. Все хорошие!
Женя Дудко опустил глаза. А Светлана Владимировна медленно ходила по проходу между рядами и говорила как бы самой себе:
– Так, продолжай, Артём. Насчёт продвинутых детей. Да, здесь все хорошие. Но вряд ли кто-нибудь дотягивает до твоего уровня освоения школьной программы. Или ещё есть великие конспираторы? Замаскированные вундеркинды?
Она обвела глазами класс.
Я возразил:
– Школьная программа ни при чём. А продвинутые дети в нашем классе всем известны.
– Например?
– Маша Чикунова пишет музыку, она юный композитор.
Маша улыбнулась, и я продолжил:
– Она лауреат международного конкурса юных исполнителей. Играет не только на фортепиано, но и на аккордеоне.
– И на гитаре! – добавил Юра Смирнов.
– А ты-то откуда знаешь? – обернулась к нему Варя Клокова.
– Мы соседи.
Юра смутился так, словно отвечал не Варе, а учительнице.
– Между прочим, – сказала Маша Чикунова, – Юра очень хорошо поёт. Он пел в телепрограмме.
Взрослые – учительница, завуч, директор и моя бабушка – слушали с интересом. Никто не перебивал.
Я продолжил:
– В нашем классе есть художник.
Все загалдели:
– Это Лепин! Это Вася! Вася Лепин! Это Лепин Вася!
– Ти-ши-на! – сказала Екатерина Анатольевна.
Все замолчали. Екатерина Анатольевна кивнула: продолжай.
– Лепин, конечно, не Репин, – пошутил я, – но он вполне может стать профессиональным художником или, если захочет, архитектором.
– Я хочу заниматься ландшафтным дизайном, – сказал Вася Лепин. – Это настоящее искусство.
Все посмотрели на Васю с уважением. Хотя я думаю, что многие из детей понятия не имели, что ландшафтный дизайн – действительно, настоящее искусство по озеленению и благоустройству. Думаю, что некоторые не совсем понимали и то, что такое искусство. Да и не знали, как правильно пишутся все эти слова: «ландшафтный», «дизайн», «искусство». Однако именно те, кто не совсем поняли или совсем не поняли, смотрели на Васю с наибольшим уважением. Вот ведь как непонятные слова людей завораживают! С самого детства.