Я перестала плакать, подняла голову и спросила Мицуо:
— Имя Маугли я ещё помню, а кто такой Акела?
— Ну как же! Ты что, не помнишь Акелу?! Это же вожак волчьей стаи. Можно сказать, само воплощение Закона джунглей, такой одинокий волчище. Это он разрешил принять на воспитание в волчью стаю Маугли, человечьего детёныша. Я, конечно, не такой крутой, как Акела, но ведь я теперь за тебя, Юки, в ответе. Я теперь тебе и отец, и брат, и воспитатель. Я буду вожак, а ты будешь у меня всему учиться. Так что мы будем совсем как Акела и Маугли.
Увлечённая радостным монологом Мицуо, я тоже улыбнулась и возразила:
— Тогда уж лучше я буду удавом, мудрым удавом Каа. Мне имя Каа нравится больше, чем Маугли.
— Хм, понимаю, что ты имеешь в виду, но так не пойдёт. Надо, чтобы мы были в одной стае, иначе нельзя. Акела и Каа, правда, дружат, но в джунглях они живут по-разному и вообще один волк, а другой — змея. А мы с тобой, н-ну, вроде родичей. Если попросту, то я как бы старший брат, а ты младший. Поэтому надо, чтобы ты была Маугли.
При этих словах Мицуо сильно покраснел. Я вспомнила, что других родичей у него нет, тоже покраснела и энергично кивнула.
Поезд, идущий на север, в Аомори, набирал скорость. Мерно стучали колёса. Я привстала и посмотрела в дверное стекло. За окном ещё мелькали яркие огоньки пригородов. Усевшись опять рядом с Акелой-Мицуо, я пробормотала, зевая:
— Вот странно-то! Неужели этот поезд и всё это взаправду?
Акела, тоже зевнув, ответил:
— Да, думаю взаправду.
С той ночи мы и стали Акелой и Маугли, а если точнее — где-то около одиннадцати вечера.
3. Закон джунглей
Мир Акелы был очень прост. В то же время этот мир был настолько сложен, что у него самого голова шла кругом. В тот вечер Акела был очень доволен тем, что стал Акелой. Он чувствовал себя суровым волком-одиночкой, вожаком волчьей стаи. Он был Акелой по праву, данному Законом джунглей. Своим громогласным воем Акела созывал стаю на сбор. «Помните Закон джунглей! Будьте бдительны, волки!»
На суд Акелы был представлен голенький человеческий детёныш, лягушонок-Маугли, и волкам предстояло решить, принять ли его в стаю. На теле этого несчастного детёныша не было шерсти, и хвоста у него тоже не было. Чутьё и слух у него были в тысячу раз слабее, чем у волков. Когти и зубы тоже были слабенькие и не годились как оружие в схватке с врагом. Что хуже всего, он очень медленно рос, и спустя полгода всё ещё оставался младенцем, который даже не мог ходить. В общем, был он ни на что не пригодным, бестолковым детёнышем — даже не лягушонком, а каким-то убогим детёнышем оризии. Он был таким беспомощным, что даже мучить его не хотелось. Что уж теперь делать! Этот человечий детёныш нуждался в защите. Если разница в силе настолько велика, настоящий храбрец всегда пожалеет беспомощную козявку. Право на товарищество — самое важное право слабых. Это тоже одна из статей Закона джунглей.
Однако оставалась одна серьёзная проблема: до каких пор Акела будет сохранять своё преимущество перед Маугли. Ведь человеческий детёныш, который растёт так медленно, в десять лет начнёт овладевать особой человеческой премудростью, когда Акела уже будет старым волком с выпавшими клыками… Так что неспроста Акела-Мицуо припомнил в разговоре того, настоящего Акелу. Тот Акела погиб в бою с кровожадными рыжими псами — умер на руках у Маугли, пропев, как и подобает вожаку, свою Прощальную песню.
Акела-Мицуо по своей рассеянности принял решение, не подумав о будущем. В глубине души он, наверное, начал сомневаться, по праву ли называет себя Акелой. Но мне, как Маугли, ничего о тех сомнениях было неизвестно. Голенький человеческий детёныш Маугли целиком доверился Акеле, всем своим слабым существом отдался под его покровительство и собрался мирно заснуть. Акела-Мицуо обладал особым талантом: маленькие и слабые его любили. Эта особенность стала в нём развиваться уже к концу начальной школы. В учёбе у него особых успехов не было, но разыгрывать с малышами сценки или читать им книжки он умел как никто другой. И ещё он сам придумывал интересные истории. Например, о «ледяном человеке», который живёт в Сибири, или о злых духах, которые обитают на заброшенном кладбище, или об отце и сыне, которые летали по небу, как птицы. Воспитательницы из детского дома не зря обратили внимание на этот талант и стали поручать Акеле-Мицуо заниматься с малышами по вечерам. В течение часа в промежутке между ужином и отходом ко сну Акела-Мицуо каждый вечер применял свой талант с полной отдачей к вящей радости воспитательниц. Взамен он получил разрешение днём ходить в среднюю школу. Кроме того, ему было разрешено уже после окончания средней школы ещё год жить в детском доме. За это он должен был выполнять обязанности письмоводителя в администрации и был вечно занят. Наверное, такие поблажки были возможны только потому, что детский дом был общественный и сравнительно небольшой. Так ему удалось без особых мучений на экзаменах перейти в среднюю школу. В детском доме учеников средней школы в принципе не было. А на общих основаниях ему пришлось бы искать работу на стороне, селиться где-нибудь в общежитии по месту работы и ходить в вечернюю школу. Это больше соответствовало понятию «взрослого», и ребята обычно без колебаний следовали таким путём, уходя из детского дома. Некоторые шли работать в приюты для малолетних. Некоторые устраивались в сельские храмы. Всё это были примеры человеческого соучастия, сострадания и сочувствия. И Акела-Мицуо тоже в каком-то смысле высоко ценил человеческое сочувствие. Что ни говори, ведь в детском доме он общался в основном с женщинами и детьми.
По этой причине для Акелы-Мицуо присматривать за малышами было совсем не в тягость. Хоть я уже и окончила начальную школу, для Акелы я всё равно оставалась маленькой — как семилетний Маугли. Семилетняя девочка с короткой стрижкой, я всё так же разинув рот смотрела на двенадцатилетнего Акелу-Мицуо — рубашонка и перепачканные от гулянья штанишки, коленки в синяках. Маленький Маугли.
Под стук вагонных колёс Акела одну за другой рассказывал Маугли истории, которых у него был нескончаемый запас. А Маугли, надвинув на нос бейсбольную кепку и повернувшись к стенке, сначала слушал эти истории, но вскоре уснул, положив голову Акеле на плечо и мирно посапывая. Акела достал из своего узла хлопковый вязаный свитерок и накрыл плечи Маугли. Внутри вагона тяжело было дышать от жары и духоты, а в тамбуре, где свободно гулям ветер, было довольно зябко.
Уже после того, как Маугли уснул, Акела ещё продолжал свой рассказ о том, как тигр-людоед Шерхан похитил из деревни малютку Маугли. И о том, отчего Шерхан стал людоедом. И о родителях-волках, которые приняли Маугли в свою семью. И о наставниках Маугли — медведе Балу и чёрной пантере Багире. Обо всём этом Акела рассказывал больше для собственного удовольствия. Наконец он умолк и тихонько вздохнул:
— Ну просто Холодная спальня какая-то!
Его, конечно, уже клонило в сон. Он привык утром рано вставать, так что ложился каждый день в десять часов, но сейчас, может быть от волнения, спать не очень-то не хотелось. Поезд каждые десять минут делал остановку, так что сон разгоняли объявлявшиеся в вагоне по радио названия станций и звонки к отправлению состава. Курихаси… Кога… Названия станций все были незнакомые. Четверо сидевших рядом мужчин продолжали пить виски и вовсе не собирались угомониться. Теперь они затеяли резаться в карты, подбадривая друг друга неприятными для слуха выкриками. Слова было разобрать невозможно. Мужчины, видно, были родом из Ямагаты и говорили на тамошнем диалекте. Неожиданно много оказал ось таких пассажиров, которым приспичило в туалет. Они бесцеремонно хлопали дверями, наступали Акеле на ноги. Кто-то бежал в уборную, уже спустив штаны. Какие-то малыши выходили из уборной с голой попкой и ждали, пока мама натянет на них штанишки.
— В этой Холодной спальне не заснёшь! — бормотал себе под нос Акела. — Маугли ещё маленький, неразумный, ему всё нипочём — вот и спит себе крепким сном.
Постепенно дремота сморила и Акелу. Он закрыл глаза. Хотелось вставить в уши пробки. Поезд снова остановился на какой-то станции. На этот раз названия он не услышал. Может быть, ночной полустанок был такой маленький, что названия и вовсе не объявляли.
«Холодная спальня» — так назывались руины заброшенного города в джунглях, где обитали серые обезьяны. Акела припомнил, что когда-то в этом городе, столице царя царей, обитало множество людей со ста слонами и двадцатью тысячами лошадей. Старая белая кобра в одиночестве всё ещё продолжала стеречь царские сокровища в подвале дворца. Но серые обезьяны, конечно, о том не ведали. Они просто захватили разрушенный мёртвый город и стали в нём жить, подражая людям. При этом они радовались, что стали теперь умными, как люди. «Таких мудрых, сильных и добрых созданий, как мы, обезьяны, нигде больше в джунглях нет!» — повсюду кричали они. Однако обезьяны не знали Закона джунглей, не учили никаких его важнейших статей и соблюдать его не желали. И слова своего они не держали. Были они бесстыдные врунишки, и достойные обитатели джунглей не хотели иметь с серыми обезьянами ничего общего. Не о чем было говорить с ничтожествами, которые не знали Закона джунглей. Это было дело гордости, дело чести. В джунглях гордость ценилась выше пищи.
— Не хотел я тащить Маугли в Холодную спальню! — насупившись, бормотал Акела в полудрёме.
Как ни поверни, выходило, что это он сам как раз и не знал Закона джунглей. Если не знаешь Закона джунглей, не сможешь и жить свободно. Жить свободно — это не значит делать всё что захочется. Те, кто отталкивают других, чтобы захватить для себя место, не живут свободно. А надо сначала добыть такое место, потом посмотреть вокруг — нет ли человека, который больше тебя в нём нуждается. Вот тот, кто будет искать нуждающегося и в своих поисках даже до тамбура дойдёт, тот и есть свободный обитатель джунглей. Ведь тут, в тамбуре, есть и старики, и дети.