1. Крах Ростислава
Вскоре умер престарелый Вячеслав. Вроде бы и ждали его смерти, но всё произошло неожиданно. Великий князь скончался после пиршества.
– Я вечером его оставил здравым, – удивился Ростислав, – как то могло без великой причины статься?
После этого Ростислав (1154–1155, 1159–1161, 1161–1168) сделался великим князем Киевским. К слову, перед нами единственный великий князь этого имени из тех, что восседали на «золотом столе».
Вокняжение произошло против лествичного счета. После Вячеслава Киев должен был достаться Юрию Долгорукому – сыну Владимира Мономаха.
А еще были Ольговичи с Давыдовичами, которые тоже имели основания претендовать на власть в Киеве. Всё это порождало нестабильность и влекло за собой смуту. Самое главное, что князья претендовали на великий стол не сами по себе. За каждым из них стояла община – хищная, готовая поживиться за счет соседа. Осознание себя русичами не мешало враждовать, искать поживы в соседском доме – в общем, творить дикость и безобразия, обычные при отсутствии жесткой центральной власти.
Изяслав Давыдович Черниговский позабыл все недавние обязательства и благодеяния, оказанные Мстиславичами, и вступил в союз с Долгоруким против Ростислава.
Сын Юрия, Глеб, собрал половцев и двинулся Изяславу Черниговскому на подмогу. Против них выступил Ростислав с дружиной, но перепугался, ибо не рассчитывал встретить столько врагов. Ростиславом иногда овладевали приступы осторожности, граничащей с трусостью. Вот и теперь, вместо того чтобы атаковать врага, он вступил в переговоры и пообещал отдать оппонентам Киев и Переяславль-Южный. В этот миг прискакал сын покойного Изяслава Киевского – князь Мстислав с переяславскими полками. Он выговорил дяде Ростиславу за нерешительность, а затем поссорился с ним, да так, что увел войска.
Ростислав остался в одиночестве, начал отступление, его преследовали половцы и нанесли поражение. Князь отошел в Переяславль-Южный и там окончательно рассорился с племянником Мстиславом. Последний бежал на Волынь и занял это княжество. Ростислав убрался в Киев, а оттуда в Смоленск, хотя никто не преследовал. Разумеется, это малодушное и странное поведение не способствовало росту авторитета Ростислава Мстиславича на Руси.
Киев занял Изяслав Давыдович Черниговский, хотя был непопулярен: киевляне любили потомков Мстислава Великого. Со временем Ростислав и его отпрыски воспользуются этой любовью, но пока они сочли обстоятельства неблагоприятными: армия разбита, под Киевом стоят половцы… Ростислав предпочел сдать Киев врагу, чем драться до последнего человека.
Новый великий князь Изяслав Давыдович отдал Переяславль Глебу, сыну Юрия Долгорукого, а Чернигов уступал своему двоюродному брату Святославу Ольговичу («обед силен»). Но Ольгович справедливо заметил, что лучше бы Изяславу уйти из Киева, потому что Долгорукий скоро захочет взять себе «мать городов русских».
В это время на севере Руси разворачивались события, которые оправдывали это предположение. Долгорукий выступил прямо на Смоленск, ожидая встретить город почти без войск, но застал там Ростислава, бежавшего из Киева. Не потому ли еще отступил Ростислав, что узнал о походе Юрия? Тогда перед нами не трусость, а правильный стратегический выбор: своя рубашка ближе к телу, потерять Смоленск Ростислав не мог.
В итоге смоленский князь предложил «долгорукому» дяде мир и признал его власть. Попутно договорились о судьбе Новгорода. Напомним, что там правил Роман Ростиславич. Новгородская I летопись указывает, будто Романа попросили уехать общинники, но это говорится, чтобы потерпевшая поражение сторона могла сохранить лицо. На деле, конечно, всё было решено путем закулисных переговоров между Юрием и Ростиславом. Долгорукий посадил в Новгороде одного из своих сыновей. С этого времени суздальские князья будут то и дело оспаривать Новгород у других претендентов, и часто удачно. Что касается Ростислава, то унижение его было велико. Князь в один миг растерял всё завоеванное и оставался князем в одной только Смоленской земле. Никто не мог предвидеть, что смоляне еще подымутся с колен и превратятся в главную силу на Руси.
2. Смерть Долгорукого
Долгорукий выступил на Киев. К нему явились с заверениями преданности дядя и племянник Ольговичи: Святослав Черниговский («обед силен») и Святослав Всеволодович («синее вино»), которые не раз бегали туда и обратно. За предательствами князей иногда не успеваешь следить…
Положение Изяслава Давыдовича резко осложнилось. Черниговские волости от него отложились, киевляне его не приняли. Выхода не было, Изяслав миром отъехал из Киева с условием, что ему вернут Чернигов. Юрий Долгорукий приехал «в Русь», уселся на «золотой стол» (1155–1157), а сыновей своих расставил в важных городах: Турове, Переяславле, в Поросье, где жили туркмены. Андрею (Боголюбскому) достался Вышгород подле Киева, то есть важный наблюдательный пункт за действиями возможного противника, с какой бы стороны тот ни появился.
Не нужно расценивать эти назначения как уделы. Пока жив князь-отец, его сыновья – подручники, которые перемещаются по лествице или по прихоти главы рода, который руководствуется государственными соображениями. Но после смерти отца всё меняется, и наиболее активные сыновья действительно пытаются выкроить волости, чтобы передавать детям. Если князь ладит с общиной, которой правит, – прекрасно, тогда реализуется нечто вроде общественного договора и государь становится правителем-полководцем, который вынужден считаться с общинниками. Если контакт не удался, а община сильна, она то и дело меняет князей, как это происходит в Новгороде. Новгородские порядки нравились многим русичам, и они пытались воспроизвести их в Полоцке, Пскове, Галиче, а потом и в Киеве. Отчасти именно этим можно объяснить нестабильность в том же Киеве, где ни один князь не мог утвердиться надолго.
Долгорукий правил плохо, веселился, пьянствовал и ссорился с окрестными князьями. Сперва он попытался захватить Волынь у сыновей Изяслава Мстиславича, то есть у своих внучатых племянников. Последние попросили поляков о помощи. Поляки прислали войска, но с тех пор считали Волынь своей данницей. Эти претензии попали, например, в польскую «Великую хронику». Западная Русь постепенно стала терять суверенитет.
Юрия кое-как примирил с волынскими князьями Ростислав Смоленский, выступивший в роли посредника. Затем Долгорукий поссорился с Изяславом Давыдовичем Черниговским. Против отца выступил даже собственный сын Андрей (Боголюбский). Он бросил постылые южные волости, которые ему не нравились и казались склонными к анархии, и уехал во Владимиро-Суздальскую Русь. В то время эта окраинная земля была более склонна к порядку, чем южные регионы, к тому же разоренные постоянной войной. Впоследствии С.М. Соловьев выведет из этого теорию о борьбе «родового» и «государственного» начал на Руси, причем государственное начало будет приписывать северным князьям – Боголюбскому, Всеволоду Большое Гнездо, Александру Невскому…
Идея насчет «родового» начала очень интересна и перспективна, тем более что Соловьев верно подметил отсутствие на Руси феодализма западноевропейского образца. Но государственническая идея критики не выдерживает. Историк экстраполировал на это время более поздние события, а именно создание централизованного государства во времена Московской Руси. На самом деле Белая Русь Андрея Боголюбского была не «передовым» обществом, а «отсталым». Когда в Киеве, Переяславле, Чернигове полыхали войны, когда центр страны раскололся и жил в одной сплошной усобице, окраины еще казались крепкими, тем более что туда мигрировали русичи из южных областей; это давало и налогоплательщиков, и воинов. То же самое, что о Белой Руси, можно сказать и о Смоленске. Оба княжества окрепли за счет ослабления центра. Но через три-четыре поколения здесь должны были произойти те же процессы, что случились в Южной Руси.
Что касается Юрия Долгорукого, то государственные задачи, стоящие на повестке дня, оказались ему непосильны. Помимо прочего, он превратился из друга во врага половцев и должен был каким-то образом оборонять границу. Справлялся плохо, интересов Южной Руси не понимал и в итоге вызвал всеобщее раздражение. Изяслав Давыдович Черниговский стал собирать против него коалицию и заключил тайный союз с Мстиславом Волынским – сыном Изяслава Мстиславича. К заговорщикам примкнул Ростислав Смоленский.
Далее свершилось событие, до сих пор окутанное покровом тайны. Юрий Долгорукий после попойки у одного боярина разболелся и умер. До сих пор неясно, было ли это пищевое отравление, токсикоз от выпитого или убийство. В советской науке возобладало мнение, что великого князя отравили не любившие его киевляне. Хотя в принципе князь мог умереть и своей смертью, ему исполнилось примерно 66 лет. Так или иначе, его бестолковое правление завершилось, и вспыхнул новый пожар усобиц, сжигающий Древнюю Русь.
3. «Белоруссия», Смоленск и Андрей Боголюбский
Возможно, с этого времени корректно говорить еще не о расколе Руси, но об известной самостоятельности «Украины» и превращении ее в «Белоруссию». Под этими двумя терминами мы подразумеваем, как говорили выше и как знает читатель, знакомый с другими нашими книгами, Владимиро-Суздальскую Русь. Изначально она была окраиной славянских владений – крайной, украйной. Затем стала Белой, старшей землей по отношению к соседям.
Но это ни в коем разе не означает этнического раскола и даже образования отдельных «государств» на Руси, вопреки распространенному заблуждению. Этническая система оставалась единой. Приведем примеры из других стран и эпох. Во времена эллинизма существовало несколько государств, правящий слой которых говорил по-гречески и управлялся греко-македонской верхушкой. Македония, Пергам, Египет, «Азиатское царство», Боспор… Политические границы разделяли этих людей, но обычаи были одни и те же, да и говор один – он назывался койнэ. Еще любопытнее пример половцев. Они не создали государства. Мы имеем дело с вождествами, ханствами, в которых еще нет ни государственного аппарата, ни эффективных инструментов принуждения, ни, может быть, наследственной власти. Половцы разбросаны от Барабинской низменности до Валашской степи, в которой позднейшие валахи еще не живут. Государства нет, а ощущение единства и кровного родства есть. Примерно так, как половцы, ощущали себя и восточные славяне. Среди них не было ни «украинцев», обитавших в Москве и Ростове, ни «чистых русских», живших в Киеве (о расовой чистоте и речи нет, ибо киевляне активно смешивались с туркменами, обитавшими на реке Рось).
Но вернемся к сюжету.
Владимиро-Суздальскую землю унаследовал князь Андрей Юрьевич (1157–1174), который разместил свою резиденцию в Боголюбове. По этому сельцу он и получил прозвище Боголюбский, которым мы можем называть этого политика с полным правом, уже не беря это прозвище для условности в скобки. Южную Русь он не любил, разоренной в ходе Восьмилетней войны Киевщиной пренебрегал, но отчаянно боролся за преобладание на Руси. Боголюбский даже провозгласил себя великим князем – дело прежде неслыханное. Всё это укладывается в гипотезу о переселении значительной части русичей с юга на север. Они бежали в Смоленск, Новгород, Белую Русь, потому Боголюбский и счел справедливым присвоить себе великокняжеский титул. Он пытался подчинить своему влиянию также Рязань, Новгород и, конечно, Киев. В «матери городов русских» Андрей хотел держать зависимых от себя, младших князей. То есть перед нами прагматик, который сознает свою силу и хочет решать вопросы управления Русью силовыми методами.
А что делали две другие общины, усилившиеся, по нашему мнению, после разорения Киевщины и после миграции населения с юга? Новгород пошел по пути анархии: пытался менять князей, демонстрировал силу, вольность и… ввел в заблуждение позднейших историков, которые ошибочно назвали такой порядок вещей «Новгородская феодальная республика», хотя перед нами – скорее рецидив старых племенных порядков, когда община решала на вече все дела, а власть князя отнюдь не была наследственной.
В Смоленске дела обстояли иначе. Там общинники по-прежнему жили в гармонии со своим князем Ростиславом. Это дает повод исследователям Смоленской земли превозносить Ростислава. Для Смоленской земли это фигура и вправду довольно крупная. Для Руси в целом – нет. Ростиславу не откажешь в хитрости, ловкости, умении договариваться, но по сравнению с Мономахом или Мстиславом Великим размах не тот. Даже Юрий Долгорукий, этот пьяница, бабник и авантюрист, выглядит более крупной фигурой. Правда, осторожность и осмотрительность помогли смоленскому князю пережить многих противников, добиться верховной власти на Руси, а самое главное – оставить сыновьям хорошо удобренную почву, на которой они принялись строить условную «Смоленскую державу», опираясь не столько на грубую силу, сколько на дипломатию и договоренность с общинами. Это был альтернативный путь собирания Руси, не такой, как у Долгорукого или Боголюбского. Но посмотрим сперва, что вышло у самого Ростислава, а потом обратимся к деяниям его отпрысков.
4. Борьба за Киев и Новгород
После смерти Долгорукого в Киев явился Изяслав Давыдович (1158–1159) и захватил город. В Чернигове он посадил своего племянника Владимира Владимировича (1158), но его тотчас вытеснили Святославы – Ольгович («московский обед») и Всеволодович («синее вино»). Святослав Ольгович (1158–1164) получил в итоге черниговское княжение, а Всеволодович – Новгород-Северскую землю. Тогда произошло еще одно примечательное событие. Свершился переворот в Полесье, в Турово-Пинской земле. Долгорукий посадил там своего сына Бориса. Но после смерти великого князя правительство Полесья сменилось. Вместо Бориса появился некто Юрий Ярославич, далекий потомок Ярослава Мудрого по линии Изяслав Ярославич – Святополк Киевский – Ярослав. Еще одна земля обособилась. С тех пор о делах в Полесье мы знаем очень мало, ибо местные летописи утрачены (если они были).
Великий Новгород в 1157 году взбунтовался против суздальских князей и пригласил княжить либо Ростислава Смоленского, либо его сына. Разумеется, не обошлось без интриг самого Ростислава, который ухаживал за новгородскими общинниками и в итоге сформировал собственную партию. Ее с полным правом можно назвать «смоленской». Эта группировка будет действовать в Новгороде очень долго. Возникнет целый клан, который будет симпатизировать смолянам.
Откуда взялась симпатия? Дело ведь не только в любви и ненависти, которую Л.Н. Гумилев удачно называет комплиментарностью, придавая простому понятию научную окраску и солидность. Хотя личное обаяние Ростислава сбрасывать со счета нельзя. Видно, были некие торговые интересы у купечества Смоленской и Новгородской земель. И даже легко вычислить какие. Смоленск и Новгород лежали вдоль пути «из варяг в греки», а Долгорукий обеспечить нормальный торговый режим не сумел, хотя бы потому, что Смоленск оставался неподконтролен. Со своей стороны смоляне заинтересованы в новгородских товарах и новгородском транзите. Они готовы предоставить новгородцам отдых с обильной едой, хмельным медом, банями и прочими развлечениями для проезжих гостей (так называли в старину купцов, откуда и произошло впоследствии слово «гостиница»). Может, Ростислав обещал новгородским гостям какие-то льготы, например свободу от пошлин. А смоляне получали выгоды от торгового оборота. Новгородцам требовались рабочие для того, чтобы перетащить товары на переволоках, лодейные мастера, чтобы смастерить новые суда для сплава вниз по Днепру. Был и еще один интерес в дружбе смолян и новгородцев. Суздальские мужики снабжали Новгород хлебом. Когда новгородцы ссорились с суздальцами, поставки хлеба прекращались. Выше мы видели, как мужики из «низовских» (по отношению к Новгороду) земель блокировали северный город. Это могли делать (и охотно делали!) суздальцы. В такие годы надежда была на Смоленск, и смоляне, конечно, производили поставку зерна с юга не без выгоды для себя. Так возник альянс с Новгородом, который усилил Смоленщину.
Ростислав послал в Новгород своих сыновей Святослава и Давыда. Последний известен из текста «Слова о полку Игореве», где упоминается в паре с еще одним братом – Рюриком. «Вы, князья буй Рюрик и Давыд!» – обращается к ним Святослав Всеволодич, призывая идти на половцев. Имена Рюрика и Давыда стоит запомнить, эти князья будут играть большую, если не решающую роль в эпоху «смоленской гегемонии».
А пока Святослав с Давыдом явились к Новгороду, но встретили сопротивление княжившего там Мстислава – сына Долгорукого, который не хотел покидать берега Волхова. Он разметал мост на реке и засел в обороне. Однако новгородцы возмутились и настоятельно попросили Мстислава Юрьевича оставить город. В этот миг подошел Ростислав Смоленский со свежими силами. Мстислав покинул Новгород без боя. Князем остался Давыд, а Ростислав вернулся в Смоленск «с честию».
Что касается Изяслава Давыдовича Киевского, то он оставался слаб. Не подчинялась Волынь, не признавала Галиция, не любил Боголюбский, и готов был в любую минуту предать Святослав Ольгович Черниговский. Словом, такой скверной ситуации киевские князья еще не знали.
Изяслав Давыдович вознамерился утвердить власть и начал с Галича. Однако с галичанами объединился Мстислав Изяславич Волынский. Давыдович получил сильных противников, а черниговские правители не спешили ему помочь. Великий князь призвал было половцев, но изменили торки и берендеи. Армия Изяслава Давыдовича разбежалась, сам он ушел сперва в Гомий, затем в землю вятичей, которую держал его племянник, и, наконец, в степь к тем же половцам. Мстислав Волынский вошел в освободившийся Киев и передал великое княжение своему дяде Ростиславу в соответствии не столько с лествичным счетом, который сильно запутался, сколько с представлением о справедливости.
5. Меркнущий Киев
Итак, Ростислав вновь сделался киевским князем. Но он, как человек осмотрительный, оставался в Смоленске, а в Киев отправил посольство во главе со смоленцем по имени Иванко Ручник (или Ручечник) и с новгородцем, коего звали Якун. Состав послов весьма показателен. Общинники словно едут присмотреться и договориться. О чем? Не видим ли мы здесь опять торговые интересы? Смоленские и новгородские «гости»-купцы расширяют контроль над торговым путем «из варяг в греки» и едут потолковать с киевлянами, а точнее, с деловыми людьми?
Впрочем, Ручечник – это не купец, а ткач, то есть Иванко – незнатный человек, общинник, ремесленник. По И.Я. Фроянову, это – важное указание на демократический характер управления русскими землями, когда дела решались сообща, как в древнегреческих полисах.
Послы передали слова смоленского князя. «Оже мя въ правду зовете, с любовию, то я всяко иду Киеву на свою волю, яко вы имѣти отцомь собѣ въ правду, и въ моемь вы послушаньи ходити», – говорится в Ипатьевской летописи.
Первая встреча устроила всех, но затем начались разногласия. Мстислав Волынский поставил митрополитом Киевским Клима Смолятича, то есть выходца из Смоленска. Это не устроило киевлян, которые были недовольны тем, что митрополит и великий князь – оба выходцы из Смоленска.
Дело представлялось важным, ведь митрополит являлся не только церковником, но и идеологом, его фигура значила много для «симфонии властей». Ростислав предложил возвести на митрополичий престол своего ставленника Константина. Мстислав счел себя обиженным и отстаивал кандидатуру Клима. Волынский князь словно хотел показаться большим «смолнянином», чем сами «смолняне».
Ростислав отправил в Киев на переговоры сына Романа. Мстислав Волынский, чьи войска оккупировали Киев, встретил смоленского княжича с почетом в Вышгороде. В итоге договорились. Оба церковника отбыли из Киева: Клим во Владимир-Волынский, Константин – в Чернигов. Было решено, что компромиссную фигуру для митрополии позднее подберет патриарх Константинопольский – византиец. Подразумевалось, что эта фигура не будет связана ни с одной из русских городовых общин. Это решение всех устроило.
А в апреле 1159 года к Золотым воротам «матери городов русских» приехал Ростислав собственной особой. Он имел встречу со своим племянником Мстиславом, который рассыпался в любезностях и намекал на прежние договоренности о разделе владений. «Целовали бо бяху к нему хрест преже, яко тобѣ его ищемъ», – говорится в Ипатьевской летописи.
Перед нами – пик могущества Ростислава Мстиславича. Он контролирует Киев, Новгород и Смоленск. Последним городом управлял в отсутствие отца его сын Роман.
Мы видим нечто новое в отношении великого князя и русских земель. Власть Ростислава не основана на военной силе. Он уважает вечевое начало, умеет договариваться и применяет репрессии лишь в крайнем случае.
В то же время над Ростиславом тяготел круг проблем и государственных задач, которые требовали решения. «Положение было тяжелым: на севере Долгорукого сменил сын Андрей Боголюбский, который также претендовал на Киев, – пишет Л.В. Алексеев. – Вторым претендентом был Святослав Ольгович. С этим последним он (Ростислав) и начал улаживать отношения. 1 мая 1159 г. в Моровийске состоялось их соглашение “на великую любовь”, сопровождавшееся с обеих сторон грандиозными подношениями…»
Итак, первым делом Ростислав попытался договориться со Святославом Ольговичем Черниговским. Если перед нами попытка великого князя Киевского удержать контроль над торговым путем «из варяг в греки», опять всё ясно. В таком случае было бы очень неплохо наладить отношения с черниговцами. И это удается сделать. В мае 1159 года Ростислав Мстиславич и Святослав Ольгович съехались в Морависке (другая транскрипция – Моровийск) и договорились о дружбе. Видимо, Ростислав признал свободу и равноправие черниговской общины, а черниговцы в свою очередь обещали военную помощь, когда потребуется. Так Русь из жесткой системы, когда все подвластные земли платят дань Киеву, превращалась в свободную федерацию общин. Эти принципы впоследствии лягут в основу «смоленской гегемонии».
Во время переговоров Ростислава и Святослава князья и их свита сидят на конях, демонстрируя равноправие. Для русской дипломатии это важная часть этикета. Уже позднее, во времена Московский Руси, в XVI веке, наши дипломаты ревностно следят, кто первым на переговорах сойдет с коня при встрече. Об этом вспоминает австрийский посланник Зигмунд Герберштейн в «Записках о Московии». С простодушным самодовольством Зигмунд насмехается над русскими в связи с их нежеланием первыми сойти с коней, но тотчас повествует, как много он употребил хитростей, чтобы его оппоненты-московиты первыми поставили ноги из стремян на землю.
Итак, Ростислав Мстиславич и Святослав Ольгович восседали на конях как равные, затем сошли с коней и сели обедать у Ростислава. Великий князь одарил Святослава Ольговича «соболями, горностаями, черными кунами, песцами белыми, волками, горностаевыми и рыбьими зубами» (Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. С. 314). На другой день отобедали у Святослава, и тот преподнес Ростиславу пардуса (гепарда) «и коня дивного, на котором было седло, окованное золотом». После этого князья разъехались, словно и не было на этих переговорах официальных похорон верховной власти Киева над Черниговом. Переговоры показали еще один важный факт. Закончилось время, когда крупное княжество можно было поставить на колени военной силой. Главные русские общины были примерно равны по своим возможностям, и теперь следовало решать вопросы политического преобладания с помощью дипломатии. В данном случае мы видим добровольный союз представителей двух княжеских кланов. Второй вариант выстраивания отношений – концентрация княжеской власти в нескольких землях путем договоров с общинами. Мы видим это на примере Ростислава, который объединил под своей властью Киев, Смоленск и Новгород. Третий путь – свободная федерация княжеств, коими управляют близкие родственники из одного клана. Такой вариант мы еще увидим, его-то мы и называем «Смоленская держава», или «гегемония».
Новые порядки рождались в муках и постоянно сопровождались усобицами. К этому времени Боголюбский контролировал Владимиро-Суздальщину, покровительствовал Рязани, а его брат Глеб правил в Переяславле-Южном (1154–1167). Андрей был слишком осторожен для того, чтобы ввязываться в драку немедленно. Он выжидал и наблюдал, чтобы ударить наверняка.
6. Ростислав Мстиславич против Изяслава Давыдовича
Весь остаток 1159 года прошел в смутах на юге Руси. Учинителем главной из них был Изяслав Давыдович. Он бежал к половцам и пытался вернуть Чернигов. Святослав Ольгович Черниговский отказался возвратить город, община приняла сторону Святослава, и разгорелась война: половецкие ханы попытались силой посадить Изяслава Давыдовича на черниговский стол. Половцы грабили Черниговщину и угоняли в полон людей. Опять черниговцы бежали на север – во Владимир и Суздаль, в Новгород и Смоленск.
Великий князь Ростислав принял сторону Святослава Ольговича Черниговского и направил ему военную помощь. В Чернигов пришел также галицкий полк и полк с Волыни. Тем самым было показано, что князья этих земель чтут Ростислава и признают его старшим. Кроме этого, явились берендеи и смоленский полк во главе с Рюриком Ростиславичем. Это знаменитый «буй Рюрик», упомянутый в «Слове о полку Игореве», в будущем один из самых беспокойных князей Руси. И один из тех, кто создавал «Смоленскую державу». Рюрик Ростиславич еще не раз встретится нам по ходу повествования.
Союзники отогнали одно половецкое войско, но той же зимой Изяслав Давыдович собрал новую орду, внезапно навалился на Черниговщину, разорил ее, явился на Смоленщину и опустошил несколько районов. Половцы взяли в плен 10 тысяч человек, пишет Татищев, «а иных побили». Но все эти набеги лишь озлобляли население городовых общин, а брать города половцы не умели. Требовался не набег, а завоевание. Изяслав Давыдович попросил подмоги у Андрея Боголюбского. Час Андрея пробил: северного князя самого звали на юг.
Боголюбский был храбрым и умелым военачальником, но, повзрослев, не любил ходить в походы. Возможно, в этом – одна из причин его трагической гибели. Община воспринимала князя как судью и военного вождя, а нежелание ходить в походы трактовалось как отлынивание от обязанностей; община тоже не считала себя обязанной князю.
Боголюбский прислал рать на подмогу Изяславу Давыдовичу. Союзники захватили землю вятичей и несколько окраинных городов Черниговщины, но большого успеха не добились и отошли. Городки остались за сторонниками Давыдовича, а сам он отправился к Боголюбскому на север, чтобы выпросить более многочисленное войско. Но пока Изяслав ездил на север, Рюрик Ростиславич и другие князья сумели подавить сопротивление на черниговских окраинах. Давыдович остался ни с чем.
Боголюбский перенес внимание на север Руси и потребовал, чтобы ему подчинились новгородцы. Этот удар был неожидан. К тому времени в самом Новгороде управлял Святослав, один из сыновей Ростислава Киевского. Давыд, другой сын, по приказу отца засел с войсками в Торжке, чтобы оборонить приграничные территории от суздальцев. Оба Ростиславича держались только за счет лояльности самих новгородцев, а она оказалась величиной непостоянной. В Новгородской земле началась распря. Собрали вече и повелели Давыду выехать в Смоленскую землю, а княжить одному Святославу, ибо двух князей иметь невозможно. В Ипатьевской летописи событие описано так: «Новгородци и посласта къ кнзю своему. Святославу Ростиславичю и рекоша ему не можемъ дву князю держати. а пошли выведи брата Давыда с Нового Торгу» (статья под 1161 годом; дата смещена, событие произошло как минимум годом раньше).
Нельзя исключить, что новгородцы просто побоялись дробления своей земли на уделы вследствие присутствия Ростиславичей, но несомненно и то, что за событиями стояла агентура Боголюбского. Андрей сыграл на чувствах общинников. В конечном итоге он рассчитывал оторвать Новгород от Смоленска и ослабить противника экономически.
Давыд уехал в Смоленск, а в Новгороде продолжали кипеть страсти. Общинники собрались на вече и постановили свергнуть заодно Святослава Ростиславича. Последний возражал, не чувствуя за собой вины, был арестован и препровожден в Ладогу, а его имущество подверглось разграблению.
Узнав о том, как поступили с его сыном, Ростислав Киевский приказал всех «гостей»-новгородцев, бывших в столице Руси, переловить и бросить в поруб. То есть счел виновными в проступке всю новгородскую общину разом. Принцип коллективной ответственности – важный признак архаических обществ. Четырнадцать заключенных новгородцев померло, так что с «гостями» не церемонились. Ростислав, впрочем, был встревожен этими смертями, ибо доводить дело до кровавой вражды не хотел. Он отправил послов в мятежный Новгород с предложением помириться, однако новгородцы заточили его посланцев в поруб.
Святослав Ростиславич вскоре после этого бежал из Ладоги в сопровождении двух рабов. Ему помог один новгородец, настроенный дружелюбно. Удалось напоить стражу, и когда та уснула, князь скрылся. Ехал через Полоцк. Любопытно, что полочане в это время перешли на сторону Ростислава, признавали его власть и были союзниками. Возможно, послужила память о давнем племенном родстве. Зато Минск отпал от Полоцкой земли и вел с нею войну. Возможно, и здесь мы имеем племенной рецидив: минские дреговичи воевали против полоцких кривичей.
Что касается Новгорода, Андрей Боголюбский отправил княжить в этот город своего племянника Мстислава по уговору с общиной. После этого Андрей взял паузу: ждал благоприятного для себя развития событий и не спешил. Тогда никто не мог подумать, что этот осторожный и вдумчивый князь уничтожит через несколько лет русский Киев русскими же войсками.
Возможно, он не торопился выступить потому, что его брат Глеб, княживший в Переяславле-Южном, вдруг присягнул Ростиславу и признал его правителем всея Руси. У Андрея не стало опоры на юге. Он копил ресурсы.
А южане, напротив, растрачивали силы и средства. Эмигрант Изяслав Давыдович собрал половцев и атаковал южные княжества. Пришлось вмешаться самому Ростиславу, и нападение удалось отбить без крови (1160): Изяслав встретил превосходящие силы врага и бежал в степь.
Правда, он повторил нападение в 1161 году. Дело было зимой. Давыдович с большим числом половцев переправился через Днепр выше Киева и подступил к Подолу. Эта часть города была плохо укреплена, ее защищал тын. А значит, это делало задачу взятия нижней части Киева вполне осуществимой даже для половцев. Куманы рассекли ограду во многих местах, ворвались на Подол и подожгли избы. «И бъıс̑ брань крѣпка велми зѣло ѿ ѡбоихъ и летѧху мнози оубиваеми ѿ ѡбоихъ и тако страшно бѣ зрѣти. ӕко второму пришествию бъıти», – эмоционально комментирует ипатьевский летописец.
Эту часть города защищали киевляне и берендеи. В клубах дыма, среди прорвавшихся во многих местах врагов они почувствовали себя в полном отчаянии и побежали за каменные стены внутреннего города к Золотым воротам.
Великий князь Ростислав Киевский счел дело проигранным и отступил в Белгород, лежавший выше по Днепру. Еще раз отметим, что Ростислав не отличался решительным характером и был посредственным полководцем. Нашествие врага проглядел, оборону организовал плохо, город не удержал. Перед нами хитрый и ловкий политик, но отнюдь не воин.
Изяслав Давыдович вступил в Киев, посему иногда это считают его новым княжением (1161), хотя война на земле Киевской еще продолжалась. Давыдович осадил Белгород. Город был мал, хорошо укреплен, его обороняла отборная дружина Ростислава, и осада затянулась. Для Изяслава Давыдовича она стала роковой. На подмогу Ростиславу поспешили друзья: галичане, Мстислав Волынский, а также росские туркмены.
Услыхав об их приближении, воины Давыдовича стали разбегаться, бежал и он сам. Туркмены его преследовали, всюду кипели схватки, лилась кровь. Один из преследователей, названный в летописи Выйбор, рассек Давыдовичу голову саблей и убил незадачливого князя. «Изѧслава же постигоша къ ѡзерѧмъ. въѣздѧча. въ борокъ и постиже и. Воиборъ Генечевичь. и сѣче по главѣ саблею. а другъıи. боде и въ стегно въдъıмъ ѣ. и ту летѣ с конѧ», – говорится в Ипатьевской летописи под 1162 годом (дата вновь ошибочна).
«Великий Князь и Мстислав [Волынский] нашли его плавающего в крови и не могли удержаться от слез искренней горести», – пишет Н.М. Карамзин. У Татищева читаем иное: «Ростислав вскоре сам наехал на Изяслава и, видя его лежащим, сошел к нему с коня. Изяслав, видя братию, попросил у них пить. И Ростислав велел тотчас ему подать немного вина. Изяслав, испив, тотчас скончался» (История Российская. Т. 2. С. 323). Конспирологи, разумеется, припишут смерть Изяслава его родичу – смоленскому князю, который напоил Давыдовича вином. Но, скорее всего, перед нами – апология Ростислава, который подает родичу смертную чашу. Летописец любуется Ростиславом и заботливо фиксирует один из языческих обычаев; другое толкование эпизода было бы слишком натянуто. Изяслав Давыдович умер, бормоча молитвы и благодаря Ростислава за последний глоток вина.
С этих пор звезда Давыдовичей закатилась окончательно. Черниговщиной стали править Ольговичи, которые оспаривали Киев у Мономашичей.
7. Успехи Ростислава
После разгрома и гибели Давыдовича произошел передел Киевской земли. Ростислав полагал, что ее можно разделить. Великий князь отрезал Белгород и Торческ и отдал их в управление Мстиславу Волынскому. Торческ – это земли по реке Рось, место поселения росских туркмен, берендеев, каракалпаков.
В то же время великий князь Киевский жалел о своей уступке и в чем-то не сошелся с Мстиславом. Надо полагать, причиной стали деньги. Мы не знаем, на каких условиях был отдан удел, или, точнее, заключен договор. Должен ли Мстислав платить дань великому князю? Росписи даней нет. Устав Ростислава – это уникальный документ, действительный только для Смоленщины. А что происходило за ее пределами и каковы были выплаты великому князю Киевскому со стороны той же Смоленщины и других княжеств? Ясно, что Белая Русь ничего не платила, у нее появился свой великий князь. А прочие земли?
Или перед нами другое? Не отказ платить дань, а попытка Мстислава Волынского установить пошлины для купцов и тем самым стеснить торговлю по Днепру, урвав свою частную выгоду?
Так или иначе, дядя и племянник поссорились. Мстислав уехал из Поросья на Волынь (оставив, однако, в Торческе своего посадника). Но обнаружил, что и на Волыни не все стоят за него. Против Мстислава выступил князь Пересопницы, одного из пограничных городков, Мономашич, который принял сторону Ростислава.
Тогда же в Торческ приехал Давыд Ростиславич и без отцовского приказа, пишет С.М. Соловьев, «схватил там посадника Мстиславова, которого привели в Киев: было необходимо занять Торческ, для того чтоб отрезать Мстиславу сообщение с черными клобуками; в Белгород Ростислав отправил другого сына своего» (История России с древнейших времен. Кн. I. С. 509).
Мстислав Волынский одумался, приехал к дяде с извинениями и был прощен (1163). Ростислав возвратил ему города – видимо, на выгодных для себя условиях. Одновременно договорился с Юрием Туровским и признал его князем этой земли, которая выпала из переделов всего рода Мономашичей (да и не очень их интересовала, ведь она лежит далеко от пути «из варяг в греки»). Но на картах рисуют эту область неверно. Скажем, в нее включают Слуцк, но этот город был отдельным владением; первоначально в нем правил Владимир, брат Ростислава. Затем Ростислав уговорил Владимира обменять Слуцк на пять городов в Киевской земле (1162).
Административные перемещения свидетельствуют о том, что Ростислав стремился улучшить управляемость территориями и размещал там своих родственников в качестве посадников, причем вразброс, чтобы не объединить против себя. Л.В. Алексеев указывает на причины этого раздела. «Пример Полоцкой земли, раздираемой после смерти Всеслава Полоцкого его многочисленными сыновьями, был поучителен. Ростислав посадил в Смоленске своего старшего сына, одного из младших – в Торопце (Мстислава), а остальных постарался наделить землями вне пределов своего фамильного княжения. Так, Святослав оказался в Новгороде, Рюрик – в Овруче, Давыд – в Новом Торге, а затем в Витебске и, наконец, в Вышгороде под самым Киевом». Но чувствовали они себя неуверенно и действовали поначалу очень опасливо.
Урядившись на юге, Ростислав обратился на север. Первым делом вмешался в распри князей Полоцкой земли. Полочане по-прежнему воевали с минчанами, верх одерживала то одна, то другая сторона. Ростислав присоединил Витебск и посадил туда своего сына Давыда, который успел побывать отцовым подручником и в Новгороде, и в Торжке.
Витебскую землю впервые захватил еще Владимир Мономах в 1116 году, когда воевал с полоцкими Всеславичами. На некоторое время Мономах посадил там своего сына, «добродушного» Вячеслава. Последний со временем перемещается по служебной лестнице в другие земли, а Витебск достается сперва сыну Вячеслава – Михаилу, а затем внуку Роману. Видно, княжество находится в дружественных отношениях со Смоленском, но Ростиславу этого мало, он хочет усилить контроль на этом важном направлении, где перекрещиваются торговые дороги на Двину и Днепр. В 1165 году Ростислав заставил Романа Михайловича обменять Витебск на два поселения, Васильев и Красный.
Затем великий князь Ростислав Киевский произвел еще одно, гораздо более важное деяние: учинил новый переворот в Новгороде и восстановил там своего сына Святослава на княжении. Ставленник Андрея Боголюбского покинул город. Контроль над торговым путем «из варяг в греки» был опять восстановлен смолянами.
Новгородская I летопись старшего извода свидетельствует, что переворот свершился мирно. «В лѣто 6669 [1161; дата неверна, на самом деле – в 1162 г.]. Уладися Ростислав с Андрѣемь о Новъгородъ, и вывѣдоста Мьстислава, Гюргевъ внукъ, седевъшю ему годъ до года без недѣлѣ, а Святослава въвѣдоша опять на всѣи воли его». У В.Л. Янина в его «Очерках истории средневекового Новгорода» этот факт вообще не объяснен. И.Я. Фроянов полагает: новгородская община была столь сильна, что не подчинялась приказам Андрея Боголюбского. Тогда Андрей сговорился с Ростиславом и согласился на возвращение его сына, чтобы только «насолить» местной общине. Истина где-то близко. Возможно, Андрей Боголюбский понял, что не справляется с буйной новгородской вольницей, и задумал переложить эту проблему на плечи Ростислава. Что, впрочем, не отменяет и другого: сам Ростислав Киевский мог активно интриговать и склонять новгородцев в свою пользу. Боголюбский остался почти без союзников (если не считать рязанских князей) и предпочел отступиться от Новгорода мирно. А Ростислав, напротив, объединил вокруг себя русские княжества. Его союзниками были князья Туровский (благодарный за предоставление волости), Полоцкий, Галицкий, Черниговский и Волынский. Казалось, ненадолго вернулись времена Мстислава Великого, времена юности Ростислава, которые он помнил и которые казались ему золотым веком. Увы, миг единства вновь оказался кратким. Да и было оно лишь отзвуком прежней силы и славы Руси. Население росло, земли дробились. А с Запада набежали облака – пока они были легки, словно тени, но скоро тучи начнут густеть, появятся сполохи и под взблески молний грянет страшный шторм: Русь станет объектом экспансии крестоносцев. Но кто мог это предвидеть? Еще два поколения русичей беспечно сражались друг с другом, оспаривая волости, деля имущество, выясняя, чья община сильнее и не думая о завтрашнем дне.
8. Защитник купцов
Первым событием, едва не нарушившим хрупкую стабильность на Руси, стала смерть черниговского князя Святослава Ольговича. Это произошло в 1164 году. По лествичному счету стол должен был занять Святослав Всеволодович («синее вино»). Больше того, Святослав имел право даже и на киевский «золотой стол», если бы умер Ростислав Смоленский. Однако Русь бурлила, как переполненный котел, а в такие эпохи вопросы решают с помощью грубой силы, и мало кто думает о законах. Да и вообще, лествичная система обнаружила несостоятельность. Ее пытались ввести у славян в X веке, у тюркютов в VI, у сельджуков в XI. И везде она терпела провал через два-три поколения, потому что связи между родичами невероятно запутывались. Лествица – это вариант развития общества, рассчитанный на короткий период; интеллект правителей и общинников явно не в силах спланировать и осуществить более долгосрочный проект. Следовательно, гордиться нашими предками в данном случае нет причин. Они попытались реализовать примитивный вариант управления обществом, потерпели фиаско и стали экспериментировать дальше. Нам остается лишь зафиксировать неудачу, анализировать ее причину и следить, какие еще системы управления практиковались на Руси.
Часть черниговцев выступила за старшего сына покойного князя – Олега Святославича (младшим был известный Игорь – герой «Слова о полку…», имелись и другие сыновья и дочери). Но большинство общинников было против него. До войны дело не дошло. Олег уступил черниговское княжение Святославу Всеволодовичу (1164–1180, с перерывами), а сам удовольствовался Новгород-Северской землей и ушел туда вместе с братьями. Правда, Святослав Всеволодович («синее вино») обещал присоединить к волости несколько городов, но затем позабыл обещание. Пришлось вмешаться Ростиславу Киевскому, и лишь по воле верховного князя Всеволодович выделил еще четыре города своей родне.
В это же время Давыд Ростиславич, правивший в Витебске, воевал против Минска, отстаивая интересы полоцкой городовой общины. Это подтверждает мысль, что причиной вокняжения Давыда в Витебске была нужда в подмоге, которую испытывали полочане, теснимые минской общиной. Полоцк превратился в младшего партнера Смоленска. Древняя земля кривичей словно бы воссоединилась на короткое время, отринув политические границы (впрочем, воссоединилась без Пскова, где тоже обитали потомки кривичей).
И тогда же возникли первые сполохи надвигавшейся с Запада грозы. «Шведы, придя к Ладоге в 60 шкотах и учинив вред великий около Ладоги, вокруг посада пожгли и отступили на реку Вороняй», – повествует В.Н. Татищев (История Российская. Т. 2. С. 330). Навстречу врагу выступило войско. Шведские пираты были разбиты, 34 корабля захвачены. Конечно, всё это можно рассматривать как случайный набег. Да и вправду, не было ни зловещего плана наступления Запада на Восток, ни мирового заговора. Запад рос, был агрессивен, расширялся и уничтожал тех, кто стоял на пути, не стесняясь в средствах. При этом имелось четкое осознание своих и чужих. Русские к числу своих не относились.
Ростислав Киевский и его дети вместе с господством на пути «из варяг в греки» приняли заботы, связанные с охраной и развитием этого пути. В северной его части, на Ладоге, были разбиты шведы, и безопасность торговой дороги восстановлена. Легко предположить, что и на юге тоже будут войны. И верно, летописи говорят, что Ростислав активно бьется с половцами.
Началось с того, что куманы стали нападать на купеческие суда у днепровских порогов. Ростислав Киевский послал на врага воеводу с войском, тот отогнал степняков и расчистил путь для купеческих караванов.
Ростислав был разгневан разбоем степняков. Еще несколько лет назад он женил своего сына Рюрика на половецкой княжне. Тем самым хотел заручиться дружбой куманов и опять же обеспечить безопасный торговый путь. Не вышло: половцы показали себя недоговороспособными, и по отношению к ним потребовалось продемонстрировать силу. На кочевников по приказу Ростислава напал Олег Святославич Черниговский, старший брат знаменитого Игоря. В открытом сражении врага отогнали, но русское войско понесло большие потери. Нападения на купцов возобновились, тем более что у порогов, где торговцы перетаскивали суда, было удобно грабить караваны.
Пришлось вмешаться самому Ростиславу, который не очень любил войны и походы и к тому же состарился. «Ростислав, великий князь, видя от половцев частые набеги и что по Днепру купцов грабят и побивают, звал всех князей на съезд с войсками к Киеву», – говорит В.Н. Татищев (История Российская. Т. 2. С. 333). Пришел племянник его Мстислав Волынский с подручными князьями «Волынской федерации», явился туровский князь и даже Городенский. То есть город Гродно, некогда составлявший часть Полоцкой земли, входит в орбиту киевского влияния. Прислали помощь галичане. Привел полки переяславский князь Глеб, сын Юрия Долгорукого. Переяславль-Южный страдал от половецких набегов, а потому, если Глеб хотел удержаться у власти, он должен был признать верховенство Ростислава и выставлять войска против враждебных кочевников.
Половцы, услыхав о приближении столь крупной армии, попросту ушли в степь, не принимая боя. А Ростислав действовал нерешительно. Его войска обеспечили проход судов с товаром из Византии на Русь, чем и ограничились. Византия в то время находилась на пике «комниновского Возрождения», ею правил Мануил I Комнин, блестящий царь-западник, который поднял империю на небывалую высоту ценой величайшего напряжения сил, а затем растратил их в бестолковой хаотичной борьбе с Западом и сельджуками. Но в 1167 году Мануил находился на гребне успеха, Византия казалась ценным союзником, и Ростислав охранял греков на торговом пути. Греки везли на Русь шелк, благовония, пряности, оружие, а вывозили хлеб, мед, меха. Кстати, пряностей в то время доставляли на Русь достаточно много, люди обладали немалым богатством и могли расплатиться. А потому дилетантские замечания некоторых современных ценителей истории о том, что, например, в древнерусский сбитень не могли класть корицу, гвоздику или имбирь, выглядят забавно. Разумеется, дело не в напитке. Речь идет о гораздо более важных вещах: образованности, знании своего прошлого и отношении к предкам; все эти качества сегодня стремительно деградируют.
Но мы отвлеклись.
Обезопасив купцов, Ростислав поехал в Великий Новгород, узнав, что местные общинники стали конфликтовать с его сыном Святославом. Конфликт удалось уладить, но силы Ростислава находились на пределе. Складывается ощущение, что этот энергичный правитель пытается держать в поле зрения почти всю Русь и контролировать большую часть ее территории, но Русь расползается, растекается власть, и Ростислав не в силах совладать с этим процессом.
Из Новгорода он проследовал в Смоленск, и тамошние общинники устроили любимому князю триумф. Ростислава встретили за 300 верст от города (Татищев говорит, что за тридцать). «Сын Роман, внуки, Епископ Мануил, вместе с народом, приветствовали доброго старца: Вельможи, купцы, по древнему обыкновению, сносили дары Государю», – пишет Н.М. Карамзин (История государства Российского. Т. II. Гл. XVI. [1167]).
Заметим к слову, что «древнее обыкновение» – это полюдье, когда князь получает от общины добровольное приношение как лицо, соединяющее власть небесную и земную и как покровитель общества. Полюдье, в отличие от дани, акт сугубо добровольный.
Всё это весьма показательно. Смоляне продолжают считать Ростислава своим человеком и благодарят за возвышение общины. В их глазах он становится отцом-государем. А ведь по сути так и есть. Ростислав – подлинный основатель «Смоленской державы». Точнее сказать, Смоленщина на какое-то время вошла в число земель-гегемонов, которые оспаривают друг у друга власть на Руси. Теперь Смоленск – в числе крупных игроков на поле Руси.
Но Ростислав этого торжества уже не увидит. 14 марта 1168 года он умер. «Сей князь ростом был средний, лицо широкое и борода круглая, широкая, – свидетельствует Татищев. – Прилежал о церкви святой и едва когда пропустил пение, чин святительский чтил и многие милостыни священникам, вдовицам и сирым давал. О воинстве и судах не радел, из-за того в войнах мало счастия имел и в судах тиуны его мздою богатились, и было от них убогим утеснение» (История Российская. Т. 2. С. 335). Если всё так и есть, мы имеем дело с хозяином, а не воином. В принципе это соответствует нашему выводу о князе как о ставленнике купечества. Он и сам был скопидомом. Но в то же время странно, почему он пользуется такой любовью и популярностью на Смоленщине. Дело даже не в пресловутой торжественной встрече за триста (?) верст. Такое выражение верноподданнических чувств можно организовать. Но в Смоленской земле в это время – ни одного восстания. И это когда Киев бурлит, кипит Новгород, возмущается Галич… Значит, негативная характеристика Ростислава, данная Татищевым, относится не к отношениям со смолянами, а направлена как бы вовне: так Ростислав обходится с новгородцами и киевлянами. Да и из других княжеств пытается получить какой-то доход в зависимости от степени подчинения той или иной земли. Его тиунами – сборщиками даней и иных выплат – были, конечно, смоляне. Их-то община и обогащалась за счет политики князя по отношению к остальной Руси. На возможные злоупотребления своих тиунов Ростислав смотрел сквозь пальцы, если таковые злоупотребления не выходили за известные рамки. Видно, новгородцы этим время от времени возмущались, а измученные войнами киевляне, напротив, терпели.
Ростислав оставил нескольких сыновей. Всё это были энергичные и хитрые люди: Роман, Рюрик, Святослав, Давыд и Мстислав. Мы встретим их неоднократно на арене борьбы за русские княжества. Данное семейство станет в ближайшее несколько десятилетий самым активным на Руси. Для этого имелись все предпосылки, ведь Ростиславичи обладали владениями в Киевской земле. По замечанию Б.А. Рыбакова, эти владения «острым клином спускались с севера на юг, как меч, направленный на Киев. Острием меча был Вышгород в 18 км от Киева, принадлежащий Давыду Ростиславичу и бывший главной стратегической опорой смоленских князей на юге».
После кончины Ростислава вновь начались усобицы в русских землях, словно буря поднялась после затишья. Перед нами – новая эпоха.