– Вам не нравится? – с тревогой поинтересовалась она.
Мне честно не нравилось совершенно.
С детства у меня была стойкая неприязнь к овсянке. Она напоминала мне о ранних побудках, когда нужно было встать, умыться, причесаться, проснуться, а затем глотать эти склизкие комочки. После чего быстрее собираться и бежать в школу, которая находилась в паре кварталов от дома.
Одним словом, овсянка шла в моем списке того, что я в жизни больше всего ненавижу, вторым номером. Но даже самая отвратная каша не могла сместить с первого места мое бывшее свекрочудовище.
– Да, просто у меня каши уже и так полно. Правда, в голове, а не в тарелке, но зато столько – хоть с ближними делись, – с намеком закончила я.
Глафирия экивок поняла, но приобщаться к пище духовной не захотела, а лишь посоветовала:
– Если каши в голове много, надо не забывать помешивать. А то пригорит.
Чуть не вырвалось: «Да у меня и так пригорает! Только там, где спина заканчивает свое благородное название. Но это уже детали».
Призрачная же служанка, поняв, что завтрак не удался, вздохнула:
– А я думала, что все благородные девушки начинают день овсянкой. Именно ее прежняя хозяйка, мать лорда, каждое утро требовала подавать к столу. Съедала всего две ложечки, чтобы сохранить фигуру, – словно пытаясь оправдаться, произнесла Глафирия и запальчиво добавила: – Да и гостьи, которые приезжали, тоже только ею и питались спозаранку.
– Ну, может, местные девушки и блюдут фигуру, а я являюсь поборницей здорового питания.
– Это когда на тарелке все здорово или здорово? – прозорливо уточнила служанка.
– Второе, – отозвалась я.
Через несколько минут стало ясно: наше с Глафирией понимание о том, что такое «здорово», совпадает.
Передо мной появились котлетки. А еще… исходившая паром отбивная из телятины. Подрумяненная до хрустящей корочки, она возлежала на подушке из свежих овощей. Томленые в горшочке грибы. И, конечно же, хрустящие маринованные огурчики!
Служанка, заметив, с каким энтузиазмом я начала все это пробовать, всплеснула руками и воскликнула:
– Вот это я понимаю, здоровый аппетит!
Я чуть не подавилась от того, сколько умиления было в ее голосе. Однако даже это не поколебало моего решительного намерения как следует наесться, забыв обо всех диетах, на которых я сидела.
Бывший свекромонстр утверждала, что я, даже похудев на двадцать килограмм, со своими шестьюдесятью пятью по-прежнему слишком полная. И мне следует похудеть еще на двадцать.
Если перевести это с языка матушки муженька на человеческий, то, по мнению Вениамины Станиславовны, мне следовало весить чуть более сорока. А что? С учетом моего роста – отличный вес для скелета! С таким очень удобно укладываться в гроб. И нести потом его не тяжело будет.
К тому же это была идеальная масса для эмиграции. С оной можно было бы легко пересечь границу соседнего государства: стоит только ветру чуть сильнее подуть – и я уже окажусь за рубежом, минуя все визовые центры и таможни.
А я, желая сохранить семью, понравиться, худела… Зря старалась!
Сейчас же с удовольствием возвращала себе утраченное в браке, а именно – любовь к себе! Я была довольна своими килограммами, своей фигурой и своей внешностью! И «здоровое питание» приносило мне огромное наслаждение!
Подкрепившись, я уточнила у Глафирии про лыжи и кьёрса:
– Про лыжи не знаю, а вот зимнеходы точно есть. Их к ногам привязываешь – и точно на подушках ступаешь по снегу, не проваливаясь. Если надо – могу найти.
– Надо-надо, – отозвалась я.
– Хорошо, тогда принесу вам. А что до этого бездельника хвостатого, наверняка в центральном зале у камина греется, – выдохнула словоохотливая Глафирия и подробно объяснила, как тот найти.
Служанка была права: кошак вольготно развалился перед полыхавшим камином, греясь и мурлыкая от удовольствия, будто котенок.
– Доброе утро, котик! Составишь мне компанию, как договаривались? – спросила я у барса, чувствуя себя немного странно, ведь говорила с животным.
Надеяться на его разумный ответ было не совсем нормально. Но если учесть, что я в мире, где обитают драконы, в небе парят барсы, а прислуживают за завтраком привидения – то возникает вопрос: а что вообще такое нормальность?
– Идем?
Барс, словно только и ждал этого приглашения, подскочил на лапы и, подойдя ко мне, ткнулся мордой в знак согласия.
Если бы это сделала маленькая домашняя кошечка, то было бы мило. Но когда пушистик выше тебя в холке, можно и не устоять на ногах от подобного счастья и внимания.
Я бы плюхнулась на пятую точку, если бы не успела в последний момент схватиться за густую, белую с черными пятнами шерсть. Римур фыркнул недовольно. Наверняка ему было больно. Но он даже не попытался ни цапнуть меня в ответ, ни оттолкнуть.
– Тогда жди меня внизу, у входа, я скоро спущусь, – произнесла я.
Кьёрс согласно замурлыкал.
На том и порешили.
Я же отправилась к себе, где меня уже ждали штаны, куртка, валенки, шапка и варежки – все то, в чем и прибыла в этот мир. Когда одевалась, что-то показалось странным. Принюхалась – вроде ничего, но какой-то навязчивый душок все же витал.
Сдается, моя одежда пропиталась здешней сыростью? Не во всех комнатах были камины, а если и имелись, то не всегда топились. Отсюда и влажность. Да и затхлость – тяги-то, которую дает живой огонь, нет!
Впрочем, не стала долго размышлять, махнув на странность рукой – в магическом мире еще и не такое бывает, и спустилась вниз.
Как только мы с кьёрсом оказались за дверями замка, я закрепила на валенках местные снегоступы и целеустремленно пошла к следам, которые видела из окна.
Барс скакал рядом. Сегодня у него было игривое настроение, и он не напоминал того солидного кошака, который принес меня сюда. Римур то и дело заваливался на снег, мурлыкал. А иногда и вовсе расправлял крылья и взлетал, но тут же садился.
Порой зверь с интересом смотрел на то, как я изучала следы. Многие из отпечатков оказались мне незнакомы. Вот тут был заяц. А это лиса, кажется, пробегала. Имелись и полузаметенные волчьи следы. А вот эти, вытянутые с широкими подушечками и острой пяткой, я не распознала. Один след оказался мне неведом.
Я запустила руку в карман, где всегда носила небольшой блокнот и карандаш. Тут-то и поняла, что за душок учуяла в комнате – запах прелого зерна!
Похоже, этой ночью кто-то мелкий и очень запасливый решил перепрятать свою провизию! И не нашел лучшего места, чем карманы случайной попаданки! Ну, хомяк, ну сапиенс-запасапиенс! Я тебе устрою!
Вот только вернусь с опушки – и сразу же выскажу все, что думаю о пушистых тырителях. Впрочем, мысли о мести быстро улетучились из моей головы, когда я заметила еще один примечательный след чуть дальше.
Снегоступы энергично скрипели, когда я подошла к ближайшему кусту.
Кажется, там была лежка, потому что пышный сугроб оказался примят, а углубление было старательно устлано веточками и хвоей. Я только примерилась взять оставленный клочок шерсти, как замерла, так и не донеся руки до находки.
А все потому, что рядом раздалось утробное и грозное рычание. Таким обычно предупреждают о крупных неприятностях.
Медленно подняв голову, я увидела стоявшую в двух десятках шагов от меня тварь. Я знала многих животных, но такого зверя видеть еще не доводилось. Даже в зоологических атласах.
Высокий, настолько тощий, что можно было пересчитать ребра, несмотря на шерсть, пестревшую залысинами. Этот монстр был живым воплощением самой опасности. Ноги длинные и голенастые. Морда узколобая, вытянутая. Казалось, что голова твари была почти лысой, а в черных впадинах глазниц горели алые угли. Из пасти капала пена, а желтые клыки были остры, как зубья капкана.
«Если они сомкнутся на моей руке, можно будет с ней попрощаться», – промелькнула мысль.
Тварь меж тем утробно зарычала, а я, не отрывая взгляда от нее, готовой кинуться на меня в любой момент, тихонько позвала:
– Римур! Римур!
Оглянуться или крикнуть громче я не решилась, чтобы не спровоцировать хищника.
Судя по тому, как плешивая тварь мотнула башкой в сторону, Кьёрс меня услышал. Но мало того, что мой защитник услышал, он еще и среагировал!
Сбоку раздался треск кустов и грозный рык. Тварь отвлеклась от меня.
Я же, не медля ни секунды, помчалась прочь. За спиной раздался визг, рев и звуки ломающихся веток и костей. Я не обернулась. Была немного занята – штурмовала извилистую, разлапистую сосну. За пару секунд оказалась на макушке дерева. Что ж, у меня не было разряда по скалолазанию, а уж по ствололазанию – тем более, но, кажется, сегодня я сдала без подготовки на мастера в этом виде спорта, столь популярного среди выживальщиков.
Как только я крепко ухватилась за одну из верхних веток, тут же посмотрела вниз. Там на белом снегу, который уже успел обагриться кровью, клубком катались Кьёрс и гадина. В какой-то момент мне показалось, что тварь подомнет под себя крылатого. Однако Римур сумел извернуться. Желтые клыки клацнули в пяди от его горла.
В этот момент лапа кошака ударила по узколобой башке противника. Раздался резкий хруст шейных позвонков, и тело плешивого обмякло. Кьёрс встал, пошатнулся, посмотрел на меня и жалобно мяукнул.
Я замерла в нерешительности и огляделась. Кажется, опасности больше не было, и можно было спуститься, чтобы помочь Римуру.
Но только я начала слезать, как рядом с тем местом, куда собиралась спуститься, вспыхнул портал. Из него уверенно шагнул дракон, злой как тысяча демонов. Судя по парадному мундиру Итвара, лорд прибыл отнюдь не из своих покоев. Его явно выдернули с какого-то важного приема. Но кто звал его? Точно не я. Получается… Кьёрс?
Хозяин замка сначала посмотрел на меня, затем на Римура, а потом на поверженную им тварь.
– Что. Вы. Здесь. Делаете? – чеканя каждое слово, спросил дракон разом у меня и у барса.
Мы с кошаком переглянулись, и я вдруг подумала, что лучший ответ на этот вопрос: «Мы будем умирать». А от стыда за собственную глупость или от страха – это уже определим по ходу дела.