е была обезоружена. Во всяком случае девушка решила не показывать своих сомнений. Селеста сказала Эмме, что при сложившихся обстоятельствах нет необходимости откладывать отъезд. Она даст Эмме деньги, чтобы та приобрела себе одежду, приличествующую дочери обеспеченной женщины, и как только паспортные формальности будут закончены, они уедут.
И вот теперь, когда они провели в "Даниэли" два дня, в течение которых Эмма была предоставлена сама себе, Селеста вдруг объявила, что они покидают отель и переезжают в Палаццо, принадлежащий крестной матери Селесты - графине Чезаре. Собирая чемоданы Эмма вновь задумалась о том, что же стоит за поступками Селесты. Почему она привезла ее сюда? И почему, решив погостить у графини, мачеха сочла, что ей нужна компаньонка? Если бы ей потребовалась служанка, она могла нанять кого-нибудь за гораздо меньшую плату. Ведь в "Даниэли" ей пришлось заплатить за отдельную комнату - для Эммы - только для того, чтобы никто не подумал, будто она плохо относится к своей падчерице.
Эмма не могла постичь, почему Селеста решила переехать в какой-то сырой старомодный Палаццо, когда могла наслаждаться комфортом в роскошном отеле? Она была уверена, что Селеста собирается жить у графини, которой, по ее словам, было уже восемьдесят, не из альтруистических побуждений. На нее это было непохоже! Так почему же она переезжает туда? Есть ли у графини сын? Если есть, то не это ли причина возбуждения, с каким мачеха приняла приглашение? В конце концов у Селесты сейчас все есть, может, ей захотелось иметь еще и титул? А если это действительно так, то зачем она пригласила с собой Эмму?
Дверь номера распахнулась, и вошла Селеста, яркая и оживленная, ее изумрудно-зеленое платье из тонкого шелка плотно облегало изящные линии маленького, но прекрасно сложенного тела.
- Эмма, - небрежно спросила она, - ты уже закончила сборы?
Эмма встала. Она была довольно высокого роста и всегда чувствовала себя огромной рядом с хрупкой Селестой, хотя ее фигура и была пропорциональной, без угловатости, часто свойственной высоким худощавым девушкам.
- Не совсем, - ответила Эмма. - Я решила немного перевести дух. Скажи мне, Селеста, ты абсолютно уверена в том, что хочешь, чтобы я переехала в этот Палаццо вместе с тобой? Я хочу сказать, что могла бы остаться здесь, или в каком-нибудь другом более дешевом пансионате.
Лицо Селесты приняло странное выражение, и Эмма почувствовала, как в желудке у нее возникло отвратительное ощущение, такое, какое всегда возникало, когда мачеха звала ее к себе, чтобы сообщить о каком-нибудь новом плане, касающемся падчерицы.
- Конечно, ты отправишься со мной, - произнесла Селеста твердо, ее улыбка не гармонировала с холодными взглядом. - Нас обеих пригласили, и, естественно, ты будешь сопровождать меня.
Эмма пожала плечами.
- Но с чего это вдруг графиня пригласила меня? - настаивала она, и Селеста сделала нетерпеливое движение.
- Ты задаешь слишком много вопросов, - произнесла она раздраженно. Где мое шифоновое платье? Я надену его к обеду. Сегодняшний вечер графиня проведет с нами здесь, а завтра утром мы переедем из отеля в Палаццо. Она повернулась к зеркалу, с довольным видом изучая свое отражение. Между прочим, ты обедаешь с нами. С тех пор, как они приехали в Венецию, Эмма обедала в своей комнате, предоставив их столик в ресторане Селесте, которой нравилось создавать вокруг себя ореол таинственности, и слышать, как все поговаривают об очаровательной вдове, каждый вечер сидящей в одиночестве.
При последних словах мачехи глаза Эммы расширились, но она больше ничего не сказала. Тайна сгущалась, и у Эммы зародилась слабая догадка, что Селеста хотела произвести на графиню впечатление своей любовью к падчерице. Но зачем? Чтобы уверить графиню что она заботится о падчерице после смерти Чарльза Максвелла. Могло ли это быть тем ключом, который она искала? Эмма не знала. Ей было больно сознавать, что до сих пор Селеста считала ее обузой.
В тот вечер на Эмме было розовое хлопчатобумажное платье, которое, хотя и стоило Селесте приличных денег, тем не менее совершенно не шло к светлым волосам девушки. И так как она теперь на все смотрела с подозрением, то не могла не задуматься над тем, не выбрала ли Селеста ей такое платье специально, чтобы лишить ее привлекательности. Одежда, которую Эмма носила до сих пор, была удобной и соответствовала молодежной моде, и никогда еще у нее не возникало чувство, что ее преспокойно сделали совершенно безликой.
Графиня прибыла ровно в восемь. Селеста и Эмма встречали ее внизу в холле. Эмма подумала, что никогда в жизни не видела более царственной особы, но так как обе женщины были маленького роста, она чувствовала себя вдвойне неловко.
Когда знакомство состоялось, и они заказали аперитив, графиня повернулась к Эмме и спросила:
- А вы, моя дорогая, как относитесь к неожиданному изменению своей судьбы?
Эмма взглянула на Селесту, потом пожав плечами, ответила:
- Я... ну... это совсем не то, что больница.
Пальцы Селесты предупреждающе впились в ее руку.
- Больница? - графиня нахмурилась. - Моя дорогая, вы были в больнице? Но в вашем возрасте это очень плохо.
- Я... р... - начала Эмма, но пальцы Селесты сжали ее руку еще сильнее.
- Разве я не сообщала вам в письме, что у Эммы была очень тяжелая форма гриппа? - быстро заговорила Селеста. - Он едва не перешел в воспаление легких, и конечно, больница была самым безопасным местом.
Эмма посмотрела на свою мачеху с изумлением. Если нужны были доказательства ее предположений, то вот они!
- Нет, моя дорогая Селеста, - произнесла графиня, и Селеста отпустила руку Эммы. - Ты мне ничего не писала. Но это неважно. Как удачно, что вы приехали в Италию. Осмелюсь сказать, что здесь ваше окончательное выздоровление будет куда более приятным, чем в Лондоне. Я знаю вашу страну очень хорошо, и ее климат ужасает меня!
Эмма тяжело вздохнула, какое-то мгновение неспособная мыслить логически.
- Ваш английский превосходен, - неуклюже пробормотала она, не в состоянии, даже если бы ей это стоило жизни, придумать что-нибудь другое. Она знала, что от нее ждут каких-то слов.
- Спасибо, моя дорогая. Я сама всегда так думала, - улыбнулась графиня. - Ну, допивайте ваш мартини. Думаю, пора переходить к обеду. Она взяла Селесту под руку. - А теперь, моя дорогая, ты должна рассказать мне все. Я хочу знать о твоих двух покойных мужьях, и о том, думаешь ли ты снова выйти замуж. В тридцать три года твоя жизнь только начинается. Мы должны постараться сделать ваше пребывание здесь незабываемым. Эмма была потрясена. Она хотела пожаловаться на головную боль, которую действительно испытывала, и оставить их, чтобы хоть чуть-чуть собраться с мыслями, но ее внутренний такт не позволил ей оскорбить графиню таким образом. Кроме того, она знала, какой будет реакция Селесты, если она вдруг попытается сбежать с этого вечернего развлечения. Во время обеда она едва прикоснулась к еде, слушая разговор графини с мачехой. Еда была восхитительной - минестра, ароматный и вкусный суп, приготовленный из овощей и трав, но Эмма едва ли заметила, что находится у нее в тарелке. Даже сладкий десерт не пробудил ее от летаргии, в которую она погрузилась. К счастью, графиня обращалась в основном к Селесте, так что ей не пришлось больше лгать, хотя та не стеснялась приукрашивать правду в своих собственных интересах, если находила это более выгодным для себя.
- Бедный Чарльз, - говорила она. - Он был совсем молодым, когда умер, ему едва исполнилось пятьдесят три, и он был таким очаровательным! - она посмотрела на Эмму. - Естественно, мы с Эммой разделили наше горе, и думаю, помогли друг другу в тяжелое время.
- Конечно, - понимающе кивнула графиня. - Смерть всегда тяжело перенести, и тебе повезло, что рядом была подруга почти твоих лет. Кстати, моя дорогая, тебя ни в коем случае нельзя принять за мать этой девочки. Ты выглядишь удивительно молодо, и вас можно принять за сестер.
Оценивающий взгляд, которым она одарила Эмму, говорил лучше всяких слов, что графиня считает Селесту куда более привлекательной и изящной, чем ее падчерица.
- Мы с Эммой добрые друзья, - произнесла Селеста, снова глядя на девушку, словно подталкивая ее опровергнуть это утверждение, но Эмма была слишком поглощена своими мыслями и ничего не замечала. И по мере того, как время шло, она задумалась над тем, а почему, собственно, ее это вообще должно трогать. В конце концов у нее никогда не было сомнений относительно того, как к ней относится Селеста. Да она, в общем-то, и предполагала, что ее взяли в это путешествие в качестве компаньонки, так что какая разница, если Селеста решила сыграть роль феи, вырвавшей Эмму из тяжелой прозаической жизни и перенесла в этот изящный мир дворцов, аристократии, богатства?
Казалось логичным предположить, что Селеста хотела показаться спасительницей и наставницей Эммы. Графиня, явно гордившаяся своим родом, едва ли сочтет женщину, несколько лет назад без сожаления бросившую свою падчерицу, достойной светского общества.
Эмма не была глупа, что бы про нее ни думала Селеста, и возможность хорошо провести отпуск, не могла для нее оправдать умышленный обман старой леди. А именно этим и занималась Селеста. И, конечно, причины станут известны, как только граф изволит появиться. Пожилой, уродливый, распутный, ему, возможно, подходят все или только одна из этих характеристик, но Селеста, не упустившая случай выйти замуж за человека, которому было уже за семьдесят, ради одной единственной цели приобрести в обществе положение состоятельной женщины, вряд ли сочтет все это важным, когда речь идет о дворянстве, которое она получит, став графиней Селестой Чезаре. Эмма почувствовала отвращение и стыд, но само ее присутствие здесь делало ее участницей обмана, и все ее надежды на удовольствие, которое она могла получить от отдыха, были омрачены неловкостью ситуации. Как только они вернутся в номер, она скажет Селесте, что уезжает домой, и что та может переезжать в Палаццо завтра утром и делать все, что хочет, но без ее помощи.