ственная должность, пусть и нештатная. Не каждый справится. Лена справлялась отлично, а кроме этого умудрялась еще консультировать в потоке по семейным вопросам и вести кружки североведения.
На миг задумавшийся о жене, Гаврила Иванович стер с лица блаженную улыбку и поочередно подкрутил большим и согнутым указательным пальцами пышные усы. Кстати, тоже глупая привычка, но, в отличие от чесания носа, совсем не детская. Но приятная. И со стороны, говорят, смотрится внушительно и серьезно.
— Чем занимался Центр Перспективных Разработок в настоящее время?
Вся информация была перед глазами, и если вопрос прозвучал — требуется личное мнение. Собеседник понял правильно.
— Я там уже не работаю, — ответил Андрей, — но за деятельностью слежу. Будущее — за сближением человека и природы, Максим Максимович выбрал два главных направления: модификация клонированных птерозавров для получения индивидуального транспорта в управляемом и беспилотном вариантах, и живое жилье. То и другое, как вы знаете, получилось.
— Оба осуществленных проекта имеют общие генетические корни?
— Нет.
— Вы уверены?
— Да.
Гаврила Иванович добавил в голос жесткости:
— Ответ на этот вопрос имеет значение для безопасности человечества. Повторяю: вы уверены или вам кажется, что да?
— Уверен. — Андрей откинулся на спинку кресла.
Для содержания эвакуированных строить специальное помещение не стали, чтобы не доводить до разбирательств с экономическим блоком. Сейчас, пока проблема не решена, у чрезвычайщиков руки развязаны, полный карт-бланш, но позже, при «разборе полетов», им выпишут по первое число за каждую мелочь. Обидно. Когда нужно рисковать жизнями или принимать трудные решения, экономщики остаются в стороне, а когда опасность в прошлом — именно они оказываются главными. Задним числом указывают на огрехи и ухмыляются: вы, мол, у нас еще и не так попляшете.
Но сейчас дело касалось их координатора. Если на корабле что-то случается с капитаном, команда не ждет окончания расследования, она подключается к нему, потому что иначе не может. Любой из четырех блоков правительства — это именно такая спаянная команда. Значит, на этот раз контроль будет тотальным.
Обоих эвакуированных разместили за границей зоны в медицинских модулях-«излечебниках». Внешне медкапсулы походили на обычные транспортные, в которых люди без пересадок передвигались по планете всеми видами общественного транспорта: «жабами»-дирижаблями, «надводниками»-экранопланами, «страшилами»-стратошаттлами (впрочем, молодежь из-за обтекаемой формы называет их теперь просто «шило») и по подземным и подводным транспортопроводам, в просторечии — «трубам».
Анализы показали полную чистоту, но на всякий случай вывезенные из закрытой зоны объекты номер один и номер два прошли дезинфекцию и остались в карантине. Исключительная ситуация требовала исключительных действий. Допрос объекта номер два, как и, до того, объекта номер один, велся дистанционно, Гаврила Иванович видел Эндрю Сигала (в России — Андрея) целиком, помимо этого на очки выводилась каждая реакция мозга и тела собеседника с дешифровкой в понятные рекомендации.
— Немешариками засеяна уже половина планеты. — Гаврила Иванович снова подкрутил усы. — Как вы думаете, в них остались какие-нибудь недоработки?
Андрей Сигал — высокий голубоглазый парень двадцати двух лет, с чубом черных волос по последней моде и чуть хрипловатым голосом, над которым, видимо, дополнительно поработал — от природы таким не похвастаешься, защита организма при первом же проявлении сочтет за дефект и немедленно исправит. Снятые экзоскелет со шлемом лежали на полке, Андрей настороженно сидел рядом с «гробом» восстановителя в кресле для отдыха, где чаще находились не пациенты медицинских модулей, а переживавшие за них родные и близкие. Стоять в похожей на вытянутую цистерну капсуле высота позволяла только в центральной части, поэтому очень высокие люди, к которым в полной мере относился объект номер два, берегли головы и предпочитали сидеть.
— Недоработки с какой точки зрения: безопасности для человека и окружающей среды, скорости роста, удобства проживания, адаптации к неподходящим условиям или функциональности? — спросил Андрей.
Почувствовав, что рука опять тянется к носу, Гаврила Иванович поднялся из-за рабочего стола, сложил руки за спиной и зашагал по занимавшему весь третий этаж кабинету взад-вперед. Допрашиваемый видел только лицо, задний фон не передавался, и неудобств для восприятия это не доставляло:
— Вы правильно определили приоритеты, в первую очередь меня интересует безопасность.
— Сомнений в ней не осталось уже лет десять назад, и когда я прибыл в Центр после учебы, профессор с семьей долгое время жили в опытном образце. Все возникшие проблемы к тому времени были решены, и нам, стажерам, как и всем сотрудникам, со временем выделили по такому же дому.
— Расскажите о немешариках своими словами, как видите их вы — один из разработчиков, который занимался проектом изнутри.
Андрей пожал плечами:
— Живой дом — искусственный организм, продукт генной инженерии и нанотехнологий, в нем совмещаются особенности растения с возможностями вживленной техники. Он обладает зачатками разума в пределах, которые достаточны для выполнения простейших команд. Причинить вред человеку не может ни прямо, ни косвенно — это заложено изначально в качестве базиса, без которого надстройка не работает. Если понадобится, живой дом пожертвует собой ради человека.
— Вы уверены? — перебил Гаврила Иванович.
— Это доказано многолетними испытаниями. Незаселенный дом будет скучать и может захиреть. К хозяевам он привязывается, но не как животное.
— Поясните.
— Не выделяет одних в ущерб другим, а любит всех. Но собственных жильцов — особенно. Радуется, когда они дома. Старается сделать пребывание внутри приятнее: выращивает любимые фрукты, знает предпочтения в температуре, влажности, освещении и видах «за окном», и делает это не механически, как чип с заложенной программой, а как родственник, который давно вас не видел и теперь, наконец, заполучил в гости.
— Существует ли вероятность, что немешарик примет в отношении жильцов самостоятельное решение, которое он будет считать благом, а не деле результат окажется противоположным?
— Нет, причем категорически. Живой дом может многое, но принимать ответственные решения — дело человека. Когда в абсолютной безопасности жилья будущего убедились, посевы заняли огромные площади — вы сами знаете, что очереди растянулась на годы, и, наверняка, тоже состоите в одной из них, скорее всего, в ведомственной. Для тех, кто по работе не может находиться в благоприятных земных условиях, живые дома приспособили к существованию в агрессивной среде. Когда я еще работал в команде Зайцева, мы под водой боролись с избыточным внешним давлением, на Марсе — с внутренним, а также с радиацией, невероятными перепадами температуры и сниженной в несколько раз гравитацией. Правильно настроенный дом может расти где угодно и везде сделает все, чтобы жильцы были довольны и счастливы.
Гаврила Иванович заметил в рассказе странную особенность:
— Почему вы почти не используете устоявшееся название «немешарик»?
— Не знаю. — Андрей уставился в потолок, задумываясь, как именно он называет живые дома и почему. — Действительно. Наверное, потому что не мешать природе — лишь одно из качеств, это как принтер назвать кухонной плитой или мастерской по изготовлению дроидов. Живой дом — друг человека. В некотором смысле — соратник. Делать человека счастливее — смысл его жизни.
— А если в его категориях растения это счастье окажется не таким, каким счастье видят люди?
— Еще раз говорю: это невозможно. Живой дом — придаток человека. Как птерик.
Перед глазами Гаврилы Ивановича бежали данные, собранные операторами. Ничего нового. Связи, родственники, друзья, интересы, путешествия, работа… Все как у всех.
— Зачем вы приехали в Центр сегодня утром?
Андрей вздохнул.
— Командировка по запросу от руководства Центра, детали можете узнать в Кунгурском Биоцентре у Фомы Ильича Ракова.
— Во сколько вы прибыли?
— Без десяти восемь. Пролетел над рекой, и сразу последовал сигнал об эвакуации.
— Что вы видели?
— Ничего странного, все как обычно: здания лабораторий, поселок, девушка в реке… А все же: что случилось?
Андрей во второй раз задавал этот вопрос. С этого вопроса начался их разговор. Гаврила Иванович во второй раз ответил:
— Прошу сначала поделиться вашими фактами и мнением, сейчас важна каждая минута, если не секунда. Нужная информация может содержаться в незначительной подробности, поэтому прошу отвечать развернуто и обращать внимание на каждую мелочь. От ваших ответов зависят жизни людей.
Последняя фраза прозвучала слишком пафосно, Андрей поморщился:
— Если бы я знал, что произошло, мне было бы проще понять, что именно…
— Не проще, — перебил Гаврила Иванович. — Итак. Для чего вы прибыли? В нескольких словах. С Фомой Ильичом мы поговорим позже, отдельно.
— В поселке вокруг Центра расплодились гадюки.
— Защита организма обезвреживает укусы всех существующих змей. Это особые гадюки? Модифицированные?
— Ответить смогу, когда увижу собственными глазами и пощупаю трикодером. Из того, что мне известно, о какой-либо особенности змей ничего не говорит.
— Они кого-нибудь укусили?
— Таких данных у меня тоже нет. Если и кусали, то укушенные об этом в потоке не сообщали, их чипы сигналов опасности не посылали.
— Что вы знаете о последних разработках Зайцева и его сотрудников?
Андрей прищурился:
— Я уже отвечал на этот вопрос.
— Тот вопрос был об общей направленности работ Центра, сейчас я спрашиваю о частностях, включая слухи и случайные оговорки.
— У вас есть информация из потока, где вы можете узнать все, что знаю я.
— К сожалению, не все. Часть информации была уничтожена. Доходили до вас какие-нибудь новости в личном порядке?