– Ты был еще совсем маленький. Лет шесть тебе было. Но надо же, помнишь.
Он опять улыбнулся. Кэролайн встала и снова надела фуражку на голову брата. Козырек закрыл ему лицо, и ей пришлось нагнуться, чтобы поцеловать мальчика.
– Доброй ночи, – сказала она.
– Доброй ночи, – отозвался Джоди, но не двинулся с места.
Уходить от него ей очень не хотелось. Подойдя к лестнице, она оглянулась. Джоди пристально смотрел на нее из-под козырька этой нелепой фуражки, и в глазах его было нечто такое, что заставило ее спросить:
– Что-то случилось?
– Нет, ничего.
– Тогда до завтра?
– Да, – кивнул Джоди. – Конечно. Спокойной ночи.
Кэролайн поднялась наверх. Дверь в гостиную была закрыта, оттуда доносился неясный шум голосов, Кэти занималась тем, что вешала на плечики чью-то темную шубу и убирала в стенной шкаф возле входной двери. На Кэти было бордовое платье с фартуком в цветочек – ее уступка формальностям званого ужина. Увидев внезапно появившуюся Кэролайн, она сильно вздрогнула:
– Ой, как же вы меня напугали!
– Кто это пришел?
– Мистер и миссис Олдейн. Они уже там. – Кэти мотнула головой в сторону двери. – Вам лучше поторопиться, вы опоздали.
– Я ходила повидаться с Джоди.
Она остановилась возле Кэти, прислонившись к перилам, – уж очень ей не хотелось идти туда, где все. Кэролайн представила себе, какое это было бы блаженство – отправиться в свою комнату, забраться в постель и чтобы ей принесли вареное яйцо.
– Он все еще смотрит кино про индейцев?
– Вряд ли. Сказал, что там постоянно целуются.
Кэти скорчила гримаску:
– Лучше уж смотреть про поцелуи, чем про всякие безобразия, вот что я вам скажу. – Она закрыла дверцу шкафа. – Да-да, лучше интересоваться поцелуями, чем шляться по улицам и колошматить старушек по голове их же собственными зонтиками.
И с этим многозначительным замечанием она отправилась обратно в кухню. Кэролайн осталась одна и, не имея больше поводов задерживаться, прошла через вестибюль, натянула на лицо улыбку и открыла дверь гостиной. (Искусство эффектно появляться она тоже усвоила в театральной школе.) Шум разговоров сразу стих, и кто-то сказал:
– А вот и Кэролайн.
Гостиная Дайаны вечером, залитая в честь званого ужина ярким светом, блистала, как театральная сцена с тщательно подобранной декорацией. Три высоких окна, выходящие на тихую площадь, были задрапированы светлыми желто-зелеными бархатными шторами. Обстановку гостиной составляли огромные мягкие диваны розового и бежевого цвета, бежевый же ковер и современный итальянский кофейный столик из стали и стекла, изумительно сочетающийся со старинными картинами, шкафчиками из орехового дерева и прочей мебелью в стиле чиппендейл. Повсюду были расставлены цветы, и воздух был насыщен разными изысканными и дорогими ароматами, среди которых выделялись гиацинт, духи «Мадам Роша» и гаванская сигара Шона.
Все стояли именно так, как и представляла Кэролайн, собравшись вокруг камина с бокалами в руках. Не успела она закрыть за собой дверь, как от общей группы отделился Хью, поставил свой бокал и направился к ней через комнату.
– Дорогая, – сказал он, взял ее за плечи и наклонился для поцелуя, потом взглянул на свои тонкие золотые наручные часы, продемонстрировав при этом высунувшуюся накрахмаленную манжету, прихваченную изысканной золотой запонкой. – Опаздываешь.
– Но ведь Ландстромы даже еще не пришли.
– Где ты была?
– У Джоди.
– Тогда ты прощена.
Хью был высокий, гораздо выше Кэролайн, стройный, смуглый, начинающий лысеть. Это его немного старило, на самом деле ему исполнилось всего тридцать три года. Он был одет в темно-синий бархатный смокинг, вечернюю рубашку с полосками тонкого кружева, и в карих глазах его, темных до черноты под густыми бровями, в данный момент читалось некоторое раздражение, смешанное с удовольствием видеть Кэролайн и с долей гордости за нее.
Она успела разглядеть эту гордость, и ей стало легче. Хью Рэшли был человеком с принципами, которым нужно соответствовать, и Кэролайн тратила много времени на борьбу с ощущением своей полной несостоятельности. Во всех других отношениях он был, как будущий муж, в высшей степени удовлетворителен, успешен в избранной им деятельности в качестве брокера фондовой биржи, на удивление внимателен и заботлив, пускай даже его стандарты порой достигали чрезмерных высот. Но этого, наверное, и следовало ожидать: таково было свойство, присущее всем членам его семьи, а он, как ни крути, был братом Дайаны.
Элейн Холдейн всегда относилась к Кэролайн с прохладцей, поскольку муж ее, Паркер Холдейн, закоренелый греховодник, волочился за каждой хорошенькой молодой женщиной, а Кэролайн, несомненно, была одной из них. Саму Кэролайн это не слишком трогало. Во-первых, с Элейн они редко пересекались, поскольку Холдейны жили в Париже, где Паркер возглавлял французское отделение крупного американского рекламного агентства и приезжал в Лондон только на важные совещания раз в два или три месяца. Их визит к Дайане выпал как раз на один из его приездов.
Во-вторых, Кэролайн и сама недолюбливала Элейн, и это было очень некстати, потому что та была лучшей подругой Дайаны.
«Почему ты так бесцеремонно обращаешься с Элейн?» – не раз спрашивала ее Дайана.
«Ну прости», – пожимала плечами Кэролайн, зная, что лучшего ответа не придумаешь, ведь стоит только ввязаться в подробные объяснения, как Дайана обидится еще больше.
Элейн была весьма привлекательной и незаурядной женщиной, правда с излишней склонностью к пышным нарядам, от которой даже жизнь в Париже не смогла ее исцелить. Ей также частенько удавалось быть довольно остроумной, но благодаря собственному горькому опыту Кэролайн скоро поняла, что в ее шуточках и остротах таились ядовитые шипы злословия, направленные на друзей и знакомых, которым в то время не довелось оказаться рядом. Слушать ее было жутковато: кто знает, что она станет говорить о тебе в подобной же ситуации.
Зато Паркера никто не воспринимал всерьез.
– Прекрасное создание. – Он наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй на руке Кэролайн, и она уже почти приготовилась к тому, что он вот-вот щелкнет каблуками. – Почему вы всегда заставляете нас ждать?
– Я заходила к Джоди пожелать ему доброй ночи, – ответила Кэролайн и повернулась к его жене. – Добрый вечер, Элейн.
Они слегка соприкоснулись щеками, одновременно поцеловав воздух.
– Здравствуйте, дорогая. Какое миленькое платье!
– Благодарю вас.
– В свободной одежде чувствуешь себя так легко… – Элейн сделала глубокую затяжку и выпустила густое облако дыма. – А мы с Дайаной только что говорили об Элизабет.
У Кэролайн упало сердце, но она вежливо спросила:
– Как у нее дела?
И замолчала, ожидая услышать, что Элизабет уже помолвлена, что Элизабет гостила у Ага-хана[1], что Элизабет была в Нью-Йорке и позировала для журнала «Вог».
Элизабет была дочерью Элейн от прошлого брака, немного старше Кэролайн, и у той иногда возникало чувство, что об Элизабет она знает больше, чем о себе самой, хотя они никогда не встречались. Элизабет жила попеременно то с матерью в Париже, то с отцом в Шотландии, и в тех редких случаях, когда судьба заносила ее в Лондон, Кэролайн неизменно бывала где-то в отъезде.
Сейчас Кэролайн старалась припомнить, какие она слышала последние новости о жизни Элизабет.
– Кажется, она была где-то на Карибских или Багамских островах?
– Да, моя дорогая, она гостила у старой школьной подруги и чудесно провела время. Но пару дней назад прилетела домой, к отцу, и представляете, с какой ужасной новостью он встретил ее в аэропорту Прествика?
– И какой же?
– Понимаете, десять лет назад, когда мы с Дунканом еще были вместе, мы с ним купили в Шотландии одно имение… точнее, это Дункан купил его, несмотря на то что я решительно возражала… С точки зрения нашего брака это была последняя капля в чаше моего терпения.
Она остановилась с растерянным выражением на лице – видимо, сбилась с мысли.
– Элизабет, – кротко подсказала ей Кэролайн.
– Ах да, конечно. В общем, первым делом Элизабет подружилась там с двумя мальчиками из соседнего имения… ну, не совсем мальчиками – когда мы с ними познакомились, они уже были взрослыми, очаровательные такие юноши… и вот они взяли Элизабет под свое крылышко и относились к ней как к младшей сестренке. Не успели мы оглянуться, как она стала совершенно своей у них в доме, словно всю жизнь там прожила. Они ее обожали, но старший брат особенно о ней заботился, и можете себе представить, дорогая моя, перед самым ее приездом он разбился на автомобиле! Этот жуткий гололед на дорогах… Его машина врезалась прямо в каменную стену.
Вопреки своей воле, Кэролайн была искренне потрясена.
– Боже, какой кошмар! – проговорила она.
– Страшно подумать! Ему было всего двадцать восемь лет. Чудесный земледелец, прекрасный стрелок да и просто милый человек. Можете себе представить такое возвращение домой… Бедняжка позвонила мне вся в слезах и рассказала об этом, и я очень хочу, чтобы она приехала в Лондон, встретилась тут со всеми нами, и мы уж как-нибудь постараемся ее успокоить, развлечь и утешить, но она говорит, что ей почему-то нужно быть там…
– Не сомневаюсь, что ее отец только рад, когда она рядом с ним… – вставил Паркер, который выбрал этот момент, чтобы материализоваться возле Кэролайн и вручить ей бокал с мартини, обжигающе холодный. – Ну, кого мы ждем теперь?
– Ландстромов. Они из Канады. Он банкир из Монреаля. Их визит как-то связан с новым проектом Шона.
– Неужели Дайана с Шоном поедут жить в Монреаль? – спросила Элейн. – А как же мы? Что мы будем без них делать? Дайана, что мы будем делать тут без вас?
– И надолго они уезжают? – спросил Паркер.
– На три или четыре года. Может, меньше. Уедут сразу после свадьбы.
– А этот дом? Вы с Хью собираетесь здесь жить?