Л е н и н (вслушивается). Это так напоминает мне Россию… (Пауза.) Поляки едут убивать русских. За что, почему? Потому что германскому империализму мало Силезии, русскому монарху мало Королевства Польского, а австро-венгерскому — Галиции. И в такой момент, когда только единение революционных слоев пролетариата всех воюющих стран может остановить кровопролитие, господа социал-демократы голосуют за войну! За империалистическую, несправедливую войну. Позор! В данной ситуации я не вижу иного выхода, кроме как начинать немедля борьбу за поражение. Да-да, за поражение русского правительства в этой войне. Георгий Максимович, необходимо срочно связаться с Карпинским в Женеве, чтобы он немедленно прозондировал почву относительно издания брошюры о войне. И вообще настало время подумать о переезде в нейтральную страну. Отсюда нам будет невозможно — и уже невозможно — осуществлять связь с Петербургом и Москвой. Завтра Виктория выезжает в Россию. Нужно, чтобы товарищи были в курсе насущных задач сегодняшнего дня. Особое внимание следует уделить вопросам агитации среди солдат, отправляющихся на фронты. Не война до победного конца, а война этой войне…
Из дома выходит В и к т о р и я.
К о ж у х о в. Я свяжусь с Карпинским, Владимир Ильич, но…
Л е н и н. В чем дело, Георгий?
В и к т о р и я. Георгий Максимович удручен моим отъездом.
Л е н и н (нахмурился). Вы прекрасно знаете, Георгий, что отъезд Виктории вызван не чьей-либо блажью, а связан с опасным и ответственным заданием.
К о ж у х о в. Но куда успешнее она выполнит это задание, если я буду находиться рядом с ней. (Короткая пауза.) Тем более что я только что сделал Виктории предложение и она ответила согласием.
Л е н и н. Да? (Озадачен.) Что ж, этот, прошу прощения, «ход конем» прибавляет ситуации драматизма, но не исключает беспрекословного выполнения Викторией полученного задания. (Прошелся, подошел вплотную к Кожухову.) Вы думаете, царь и его присные забыли, что в пятом году студент технологического института Георгий Кожухов был главным мастером по изготовлению бомб для Красной Пресни? Вам мало четырехлетней каторги? Вы соскучились по звону кандалов? (Несколько секунд с любовью смотрит на Кожухова, потом — жестко.) Нет, уважаемый товарищ Кожухов, мы с вами — рядовые члены партии, и воля руководящего ядра партии для нас с вами — закон. (Резко поворачивается к Виктории.) Виктория, почему молчите вы?
В и к т о р и я. Я говорила Георгию Максимовичу, что это невозможно. (С малой долей надежды.) Я не ошиблась?
Л е н и н. Не ошиблись, да. Гм… Так о чем, бишь, я? (Виктории.) Вы собрались? Успели управиться?
В и к т о р и я. Да, мне помог Георгий.
Л е н и н (на секунду задумывается и — решительно). Нет, Виктория, еще раз — нет! Все-таки — нет! Вы поедете одна. И — никаких разговоров. Да, это жестоко, знаю. Вообще, должен сказать вам, господа революционеры, быть членом партии коммунистов — дьявольски нелегкая штука.
Шум, крики. Вбегает П а в е л — его лицо в крови, он бессильно опускается на моток проволоки. Из дома выходит Т е р е з а.
Что случилось? За что они вас?
П а в е л. Били — не спрашивали… (Сплевывает кровь.)
Т е р е з а. Узнали, что русский, наверное.
Л е н и н. Виктория, уведите товарища в дом и сделайте ему перевязку.
Виктория уводит Павла. Появляется г р у п п а возбужденных к р е с т ь я н — мужчин и женщин, среди них — М а р и я.
П е р в а я к р е с т ь я н к а. Русские шпионы!
В т о р а я к р е с т ь я н к а. Из-за них — война!
Т р е т ь я к р е с т ь я н к а. Воду в колодцах отравляют!
Ч е т в е р т а я к р е с т ь я н к а. Сам ксендз об этом сказал.
К о ж у х о в. Владимир Ильич, я прошу… Ступайте в дом…
Л е н и н. Нет-нет, им надо объяснить…
П е р в а я ж е н щ и н а. Нечего нам объяснять!
В т о р а я ж е н щ и н а. Прочь отсюда! Уезжайте в свою Россию!
Г о л о с а. Прочь!
— Прочь!
— Прочь!..
Крестьяне, размахивая руками, угрожающе надвигаются на Ленина.
К о ж у х о в (загораживая Владимира Ильича). Еще одно движение — и я буду стрелять!
Появляются ж а н д а р м и п о н я т о й с ружьем.
Ж а н д а р м. Почему народ? Разойдись! Р-разойдись, приказываю!
Крестьяне умолкают, пятятся, уходят. Остается лишь Мария.
Господин Ульянов?
Л е н и н. Да, вы не ошиблись. Я — Ульянов.
Ж а н д а р м. По показанию вашей прислуги Марии Шептицкой, вы занимаетесь шпионажем в пользу России.
Л е н и н. То есть?
Ж а н д а р м. Вы каждое утро поднимаетесь на Черную гору и оттуда делаете зарисовки местности.
Л е н и н (Марии). Вы… вы, пани Мария, действительно так заявили?
М а р и я (с вызовом). Ходите ж… чегой-то пишете… Каждое утро ходите, пишете… Нынче своими глазами видала…
Л е н и н (Марии). Вы за мной следили?! (Жандарму.) Я — русский журналист, публицист, занимаюсь литературной деятельностью. Что же в этом предосудительного? Я и рисовать-то не умею.
Ж а н д а р м. Об этом мы поговорим попозже и не здесь. А сейчас я должен произвести у вас обыск.
Л е н и н. Я протестую.
К о ж у х о в. Это — вопиющее беззаконие! По ложному доносу темной, необразованной девушки…
Т е р е з а (Марии). Что ты наделала? Как у тебя не отвалился язык, как не дрогнуло сердце?
М а р и я. Стасика… Моего Стасика забрали в солдаты!! (Зарыдала, убежала.)
Ж а н д а р м (понятому). Приступим. (Ленину.) Попрошу следовать в дом.
Свет на сцене гаснет и тотчас же загорается. Та же декорация. П о н я т о й выталкивает из дома Павла. Следом появляются ж а н д а р м, Л е н и н, К о ж у х о в, В и к т о р и я.
Ж а н д а р м. И вы, пан Ульянов, считает себя вправе укрывать беспаспортного русского? Где гарантия в том, что он — не ваш сообщник?
Л е н и н (вспыхнул). Сообщники бывают лишь у преступников. Этот молодой русский крестьянин возвращается с заработков к себе на Смоленщину… Немедленно отпустите его.
Ж а н д а р м (понятому). Доставишь арестованного в Новый Тарг, к окружному начальнику.
Понятой уводит Павла.
Ну-с, что же касается лично вас, составим протокол.
Л е н и н. Я оставляю за собой право опротестовать ваши действия.
Ж а н д а р м. Фамилия, имя, отчество?
Л е н и н. Ульянов, Владимир Ильич.
Ж а н д а р м. Вероисповедание?
Л е н и н. Православного. Впрочем, с вашего разрешения, в бога не верую.
Ж а н д а р м. Так и запишем. Род занятий?
Л е н и н. Я уже сказал: журналист, литератор.
Входит К р у п с к а я.
К р у п с к а я. Володя, что здесь происходит?
Л е н и н. Успокойся, Надюша, ничего особенного. Необходимая, очевидно, формальность, вызванная войной с Россией.
Ж а н д а р м. Господин Ульянов, вы обвиняетесь в шпионаже в пользу России. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Л е н и н. Это я должен потребовать от вас доказательств в подтверждение столь чудовищного для меня обвинения.
Ж а н д а р м. Они имеются. Это ваше оружие?
Л е н и н. Да. Но вы же видите — браунинг старый, заржавленный, без патронов.
Ж а н д а р м. Разрешение на оружие есть?
Л е н и н. Оно мне не нужно, потому что, как вы видите, этим револьвером уже нельзя пользоваться.
Ж а н д а р м. Неубедительно, господин Ульянов. (Прячет браунинг в портфель.) Оружие я изымаю до окончания расследования.
Л е н и н. Считаю бесполезным спорить.
Ж а н д а р м. Далее. В ваших бумагах обнаружены шифры…
К р у п с к а я. Это не шифр, господин вахмистр, это цифровые данные по аграрному вопросу, который исследует господин Ульянов.
Ж а н д а р м. Почему же среди этих цифр все время мелькают слова: «Австрия», «Венгрия»?
Л е н и н. Потому что я изучаю аграрные проблемы, относящиеся именно к этим странам.
Ж а н д а р м. Неубедительно и это. (Прячет тетрадки в портфель.)
Л е н и н. Я требую расписку на незаконно конфискованные рукописи.
Ж а н д а р м. Требовать будем мы. Ну-с, и последнее. Вы получили из России на шпионскую работу большую сумму денег — четыре тысячи рублей.
Л е н и н. Это ложь!
К р у п с к а я (в крайнем волнении). Господин вахмистр… У моей матери умерла в России родная сестра… Эти деньги — ее наследство. Есть письмо нотариуса…
Ж а н д а р м. Недурно придумано!
Л е н и н. Да как вы смеете! (Крупской.) Умерла Ольга Васильевна, и я ничего не знаю?
К р у п с к а я. Почтарь был совсем недавно, Володя.
Л е н и н. Елизавета Васильевна уже знает?
К р у п с к а я. Да. Не может прийти в себя.
Л е н и н. Почему же мы оставили ее одну? (Делает движение в сторону дома.)
Ж а н д а р м. Господин Ульянов, я еще не закончил. Подпишите протокол. Завтра в шесть утра отходит поезд в Новый Тарг. Я буду ждать вас на станции. Мне приказано доставить вас к окружному начальнику. Там решат, что с вами делать дальше.
Ленин молча расписывается, идет в дом. За ним — Крупская.
Л е н и н. Об обыске Елизавете Васильевне — ни слова.
К р у п с к а я. Да-да, понимаю, Володя.
Уходят в дом. Жандарм уходит.
К о ж у х о в. Дело принимает серьезный оборот.
В и к т о р и я. Какой ужас! Тупица жандарм… Донос Марии… Обыск… Неужели Владимиру Ильичу грозит арест?
К о ж у х о в. После того как и Австро-Венгрия объявила войну России, от местных властей можно ожидать чего угодно. Я сейчас же позвоню в Краков и подключу закопанских товарищей. Нельзя медлить ни одной минуты. В крайнем случае телеграфирую в Вену.
В и к т о р и я. Ты думаешь…
К о ж у х о в. Знаю одно: Владимиру Ильичу здесь дальше оставаться нельзя. Когда ты выезжаешь?