С л е д о в а т е л ь. Молчать! (Надзирателю.) Выведите его!
Л е н и н. Товарищ Павел, вы, право, напрасно за меня волнуетесь… Поезжайте в Поронин, моя жена даст вам денег на дорогу в Россию.
П а в е л. Не напрасно, Владимир Ильич. Я слышал… вас будут судить военно-полевым судом!.. Они расстрелять вас хотят… Никуда я один не пойду!
С л е д о в а т е л ь. Да вышвырните вы его. В шею!
Н а д з и р а т е л ь (хватает Павла). Пшел!
Павел упорно сопротивляется. Борьба.
С л е д о в а т е л ь (подходит, помогает надзирателю, повторяя с оттенком брезгливости). Я сказал — в шею!.. Я же сказал — в шею! В шею!.. (Ударяет Павла носком до блеска начищенного сапога.)
Л е н и н (срывается с места, гневно). Вы не смеете так обращаться с людьми!..
П а в е л (кричит). Не хочу! Не пойду!..
Надзиратель наконец выталкивает Павла из камеры. Слышен его крик: «Пустите! Не пойду! Не хочу! Пусти-и-и!» Крик замирает.
Пауза.
С л е д о в а т е л ь (сдержанно). Я не советовал бы вам, пан Ульянов, вмешиваться…
Л е н и н. Почему уездный суд Нового Тарга не рассмотрел и моего дела?
С л е д о в а т е л ь. Не уполномочен отвечать на подобные вопросы.
Л е н и н. Я должен понимать это как подтверждение слов Жихарева?
С л е д о в а т е л ь. Не могу сказать больше того, что я только что сказал. (Пауза.) Я разрешил вашей супруге, пани Крупской, свидание с вами. В вашем распоряжении — пятнадцать минут.
Ленин, наклонив голову, внимательно слушает, ему удается скрыть волнение.
(Пытаясь рассеять впечатление Ленина от своей жестокости.) Вы, пан Ульянов, знаете о моем личном расположении к вам…
Л е н и н (сухо). Не догадывался.
С л е д о в а т е л ь. Тем не менее это так. (Пауза.) Вы можете поговорить с супругой наедине.
Л е н и н (не сразу). Благодарю.
Следователь уходит. Появляется К р у п с к а я.
Надюша! Как я рад тебе, если бы ты только знала!..
К р у п с к а я. Володя! (Припадает к нему.)
Пауза.
Л е н и н. Успокойся, успокойся, Наденька, со мной ровным счетом ничего не произошло. Здесь вполне сносные условия… Как ты? Как Елизавета Васильевна? Какие новости?
К р у п с к а я (смахивает набежавшие слезы). Новостей много, не знаю, с чего начать. Следователь сказал мне, что пришли телеграммы от товарищей с ручательствами, что ты шпионажем не занимаешься.
Л е н и н (живо). От кого телеграммы?
К р у п с к а я. От депутата Марека и доктора Длусского. Но этого, сказал он, мало. Я знаю, ты будешь не очень доволен, однако я написала депутату венского парламента Виктору Адлеру.
Л е н и н (нахмурился). Что именно написала, какими словами?
К р у п с к а я (волнуясь). Видишь ли, Володя… Нам с Георгием Максимовичем стало известно, что…
Л е н и н. …мое дело находится в Кракове, в военно-полевом суде?
К р у п с к а я (тихо). Ты уже знаешь… Я просто прошу Адлера сделать все возможное, чтобы военные власти не занимались тобой.
Л е н и н (покашливает). Да-да… Это было бы нежелательно.
К р у п с к а я. Ответа пока нет. Георгий Максимович вчера спешно выехал в Вену, чтобы выяснить все на месте.
Л е н и н. От Виктории есть что-нибудь?
К р у п с к а я. Она добралась благополучно. Да, Карпинский сообщает из Женевы, что, скорее всего, там удастся издать «Тезисы о войне» отдельной брошюрой.
Л е н и н. Так… так…
К р у п с к а я (торопливо). Еще… Вчера стало известно… Социал-демократы Англии, Франции и Бельгии также проголосовали за войну…
Л е н и н (спокойно). Я ждал этого. (С силой, негромко, как бы про себя.) Предатели!
К р у п с к а я (с тревогой всматривается в лицо Ленина). Как ты похудел, Володя…
Л е н и н. Думаю, мы поедем в… лучше всего в Швейцарию… как только меня освободят, разумеется.
К р у п с к а я. В Швейцарию — это было бы прекрасно! И для тебя и для мамы…
Л е н и н. Ты еще не сказала — как она?
К р у п с к а я. Скрыть твой арест, конечно, не удалось. Которую ночь не спит. Курит. Страшно волнуется за тебя.
Л е н и н. Вот это напрасно. Совершенно напрасно.
К р у п с к а я. Ты же ее знаешь — как ни успокаивай…
С л е д о в а т е л ь (входит). Господа, свидание окончено.
Л е н и н. Как — уже?
К р у п с к а я. До свидания, Володя. Береги себя.
Л е н и н. Ты — тоже. Привет Елизавете Васильевне, Георгию Максимовичу и всем товарищам.
Крупская уходит. Ленин отходит к решетке, смотрит на сияющие белизной далекие горы. Свет в камере постепенно приглушается, как бы отдаляя от нас Владимира Ильича.
Появляется П а в е л с котомкой и мотком проволоки за плечами.
Л е н и н (задумчиво, не отводя взгляда от заснеженных гор). Предательство немецких, австрийских, французских, бельгийских, английских социал-демократов не ускорит окончания войны, а, наоборот, продлит ее на невероятно длинный срок…
П а в е л (останавливается, чтобы перевести дух, и, как бы в ответ на слова Ленина, рассуждает вслух). Социал-демократы какие-то… Это что же, они — люди или гады, ежели войны хотят?.. (Идет, отмеривая шаги палкой-посохом.) Идешь-идешь, а никак от этих гор не уйдешь. Уйду! Дале, по своей-то, русской земле, идтить будет легче… (Снова идет.) Ружье против царя поверни! Эка, куда хватанул! Тогда — прощевай, Пашка Жихарев, суши, маманя, сухари, а ты, Василина, за умного замуж выходи… (Останавливается.) А ловко бы вышло, если царя оглушить. Ух ты — самого царя! Замахнуться! Надо ж! А что? Только бы осмелиться — в первый раз руку поднять, вдарить. (Свистнул.) Ищи смелого!.. (Продолжает идти, натыкается на верстовой столб, падает на колени.) Вота! Вота она — родная землюшка! (Целует землю, поднимается, радостный, озаренный продолжает свой путь. Останавливается.) Забреют, ей-бо, забреют… Нешто, как прибуду домой, сдезертирничать? (Продолжает идти.) Нету! Пашка Жихарев Василину срамотить не будет. Факт… (Идет. Тряхнул головой.) Самого царя! Надо ж!.. (Идет.) Василина глаза, смотри, проплакала, маманя поклоны перед Николаем-угодником бьет… (Идет, спускается в зрительный зал, идет по главному проходу.) Вот как тут быть? Как сообразить? Иду вот, шагаю, топаю, можно сказать, навстречу радости, а вдруг как В а с и л и н а… (Ахнув, в тихой ярости, самому себе.) Не прощу тогда… Ни себе, ни ей не прощу… А об отце ее и говорить нечего — сшибемся лбами так, что из одного непременно дух вон… (Зрителям.) Боязно идтить што-то. А надо! Как хошь, Пашка, а надо… (Уходит.)
З а н а в е с
АКТ ВТОРОЙ
Изба Павла Жихарева. Зима. Вечер. В а с и л и н а топит печь. Д о м н а И п а т ь е в н а лежит на печи.
Д о м н а И п а т ь е в н а. Василинушка, да отдохнула бы, в избе уж, мотри, совсем тепло.
В а с и л и н а (на нее падают жаркие отсветы пламени). Вот, мама, как на кирпичах вам будет лежать невмоготу, с печки соскочите, тогда и брошу топить.
Д о м н а И п а т ь е в н а. Да уж печет… (Слезает с печи.)
В а с и л и н а (смеясь). Ничего, маманя, не припалили?
Д о м н а И п а т ь е в н а. Ох, озорница. Нечего уж припаливать-то… (Садится на лавку.) Любишь ты огонь, девка.
В а с и л и н а. Нашли, мама, девку. Девки-то горячие, а я, может, оттого и огонь люблю, что остыла вся.
Д о м н а И п а т ь е в н а. Ну-ну, не болтай лишнего чего… (Пауза.) Красивая ты, Василина!
В а с и л и н а. Только и делов!
Д о м н а И п а т ь е в н а. Любит тебя Павел, в радость ты ему.
В а с и л и н а. Ай сказывал?
Д о м н а И п а т ь е в н а. Сама вижу, не слепая. Будто солнышко с тобой в нашу избу вошло, а уходить не хочет. Радуюсь не нарадуюсь на любовь вашу… (Пауза.) Чего нашего-то так долго нет?
В а с и л и н а. Когда-сь придет… (Смотрит на огонь, задумчиво.) Не вру я, маманя, остыло у меня что-то в душе. Невесело мне.
Д о м н а И п а т ь е в н а. А потому, что к тяжелой работе ты непривычная. У вас, у Палишиных, поди, сроду соломой не топят.
В а с и л и н а. Не в соломе причина, мама. Не тем соколом Павел оказался, в которого стрела моя угодила. Сулил много, подарил — самую малость. Избу вот эту старую, полы щербатые, темень темную да копоть от каганца… Ему бы на электрической станции жениться, ежели он без нее жить не может. Сами подумайте, молодую жену на свою партячейку, да комбед, да мельницу, да электричество это проклятое променял.
Д о м н а И п а т ь е в н а. А ты пореже к своим ходи, не слушай больно-то, чего тебе там в уши жужжат. А матери, думаешь, легко сынка единственного с утра до ночи не видеть? А ведь мне помирать скоро… (Пауза.) Поди, знала, что бедные мы.
В а с и л и н а (думая о другом). В сусеки не заглядывала. Полюбила — ослепла. Чего уж теперь!..
Д о м н а И п а т ь е в н а (встревоженно). Не любишь теперь, выходит, Павла-то моего?
В а с и л и н а (закинув голову, тоскливо). Люблю — полюбила, забыть не могла, какая-то сила мне душу сожгла… (Ушла.)
Входит К о л я — он весь вымазан машинным маслом.
К о л я. Бабаня Ипатьевна, жрать хочу, до дому нет терпенья добежать даже…
Д о м н а И п а т ь е в н а (ахнула). Господи, да где же ты так вымазался? В трубу печную, что ли, залезал?
К о л я. Нету! По приказанию дяди Паши машину на мельнице разбирали — передвигать ее будем. Скорее хоть каких щей налейте…
Д о м н а И п а т ь е в н а. Руки-то хоть оботри, вот тряпка-то.