чёрными изваяниями, не способные служить укрытием, хорошо видна нарядная ёлка в чужой гостиной, занимающая едва ли не весь оконный проём.
– А у кого-то уже праздник.
Ласка замерла среди коробок, посмотрела на Аишу медовыми глазами.
– Ёлку наряжать мы сегодня не будем, – Аиша коснулась кончиками пальцев холодного стекла и обернулась к кошке. – Но займёмся другим, не менее важным делом. Наберём свежих шишек и веток для венков, раз уж у нас полно времени. Всё равно спать не хочется, а больше делать нечего.
Да и кто ещё пойдёт за ветками?
У дочери школа, контрольные по окончанию полугодия и друзья, с которыми всяко интереснее, нежели с привычными, скучными родителями. И вообще, кто в четырнадцать лет проводит много времени с родными?
У мужа работа и как конец года, так всегда задержки допоздна. И не след слушать соседку, трижды разведённую госпожу Бетти, намекающую упорно, без устали, что раз супруг задерживается на работе, то, значит, всенепременно изменяет жене с молоденькой секретаршей.
У подруг свои семьи.
Порой Аиша задумывалась о втором ребёнке, но… В межвидовых браках дети рождались далеко не всегда, а уж чтобы сирены от демонов рожали, о подобном и вовсе никто никогда слыхом не слыхивал. От человеческих мужчин – пожалуйста, так, собственно, и появлялись на свет сирены, не имеющие мужчин своего вида.
Говорили, что с оборотнями возможно.
И даже с сатирами.
А от демонов – никогда.
Конечно, Аиша понимала, на что соглашается, когда принимала брачное предложение Арлеса. Понимала, что так и будет, когда выходила за демона замуж – к немалому, надо заметить, удивлению матери и друзей. Кажется, тогда только Айлина и радовалась по-детски восторженно, непосредственно появлению отчима.
И потому нужно опять отбросить мимолётные, случайные мысли о детях. А что в последние месяцы посещают они голову всё чаще, так то из-за беременности Тианы. Из-за усталости, что копится неизбежно к концу года. Из-за не сказать, чтобы неожиданного, но всё одно неприятного осознания, что дочь выросла и куда меньше, нежели прежде, нуждается в обществе матери.
– Нет-нет, Ласка, ты со мной не пойдёшь, – Аиша прикрыла коробки, взяла кошку на руки, спустилась с чердака. – Останешься дома и будешь беречь его тепло до моего возвращения, а я быстро съезжу в лес. Никто, кроме тебя, и не заметит моего отсутствия.
Хотя насчёт быстро – здесь она явно погорячилась.
Дороги замело, улицы ещё не расчищали даже в черте города, а за городом дела обстояли и того хуже.
Машина благополучно застряла на полпути к лесочку, раскинувшемуся невразумительной кляксой сразу за окраинными улицами, и после некоторого раздумья и нескольких тщетных попыток выехать из сугроба самостоятельно, Аиша решила оставить автомобиль там, где есть. Обратно идти недалеко, а с машиной завтра Арлес поможет. Или Марка попросит, если собственный муж снова окажется слишком занят.
Или если она сама не рискнёт признаться супругу, куда отправилась на ночь глядя. А с другой стороны, она сирена, может за себя постоять. Частичная трансформация – оружие надёжное и действенное вполне.
Лес, подобно дому, встретил тишиной, но не гулкой, не пустой, – прозрачной, хрустальной, застывшей в морозном воздухе. Свежий снег укутал толстым пуховым одеялом землю, набросил тяжёлые шубы на ели, опутал лиственные деревья легчайшей белой шалью. Чёрное бездонное небо в лесу, вдали от огней города, и впрямь казалось бескрайним, зовущим уверенно, настойчиво, так, как может звать только небо и только сирену.
И в сугроб Аиша ухнула выше колена. Сделала несколько шагов, с трудом переставляя ноги, вязнущие в снегу рыхлом, мягком, словно пушистый кошачий хвост. За спиной потянулась цепочка следов, похожих на колодцы-провалы, рассёкших уродливой кривой линией нетронутый белый наст.
Да и шишки вряд ли найдутся.
Зато можно наломать еловых веток.
Время позднее, вокруг никого.
Никто её не заметит.
Одежду Аиша оставила под ближайшей елью, тщательно завернув всё в пуховик и присыпав сверху снегом для надёжности. Там же сменила ипостась.
Крепнущий мороз вонзил ледяные свои клыки лишь в первую минуту-две, пока хрупкое человеческое тело торопливо, путаясь в рукавах и пуговицах, освобождалось от слоёв ткани, но затем неохотно разжал челюсти, отпуская на волю белокрылую сирену. Ступая неловко, переваливаясь по-утиному, Аиша выбралась из-под широких лап, колких, что коготки, тянущихся под весом зимней шубы к самой земле, расправила крылья и взлетела. Лес негустой, а над макушками деревьев и вовсе простор расстилался, тёмный, влекущий в неизвестность, кружил голову заманчивой далью, пусть и ограниченной поодаль предостерегающими городскими огнями.
Аиша сделала круг-другой над лесом, разминая крылья и разогревая тело, наслаждаясь упоительным ощущением воздушных объятий, незримых, но поддерживающих уверенно, колючим ветром в лицо, самой радостью полёта. Затем снизилась, выискивая подходящую ель. Стряхнула снег, осыпавшийся пушинками, аккуратно отломала глянувшуюся ветку, бросила на землю, потом принялась за другую. С птичьими когтями да пальцами, более сильными, крепкими и менее чувствительными к холоду и царапающим иголкам и шершавой коре, нежели обычные человеческие руки, дело спорилось быстро. Закончив с одним деревом, Аиша спускалась к земле, собирала улов и относила к месту, где оставила одежду. Сваливала кучей там и летела дальше. Много старалась не брать, да и не к чему ей столько. Стрелой взмывала над верхушками, жадно глотала ледяной воздух, будто освежающий лимонад в жаркий полдень, пила и не могла напиться. Напевала негромко, себе под нос, одну из услышанных по радио новогодних песен. И чудилось, словно мир вокруг оживает, пробуждается ото сна, отвечает на звуки голоса её, наполняется серебряными тенями.
Ярче мерцали звёзды в небесной выси.
С вкрадчивым звоном расползалась паутина трещин по стеклу тишины.
И тени то скользили змеями у самой земли, то рассекали стрекозами воздух, слишком быстрые, чтобы даже сирена смогла рассмотреть их, понять, на что они похожи.
Быть может, ни на что в частности.
Аиша скинула на еловую кучу последнюю партию, зависла в воздухе, оглядываясь. Снежинки позёмкой вились вокруг, поднятые мерными взмахами крыльев, и Аише виделись в маленьких вихрях неведомые силуэты.
Всё сбудется в Новый год
И печаль твоя пройдёт.
Просто пожелай,
Просто загадай.
Дурацкая песенка. И навязчивая, как всякие глупые песенки из тех, что день и ночь крутят по всем радиостанциям. Всего-то раз услышала и уже не отлипает, так и тянет напевать незатейливые строки снова и снова, мурлыкать лёгкий мотивчик.
Пожелай.
Загадай.
И всё сбудется.
Да-да, конечно. Щелчок пальцами, взмах волшебной палочки доброй феи и весь мир у ваших ног. Ни один вид магии в реальном мире так не работает, это известно всем нелюдям и тем, кто хоть немного связан с настоящим колдовством.
Аиша тряхнула длинными светлыми волосами, пытаясь избавиться от назойливой мысли что-нибудь загадать. Зачем? Просто так. Всё равно ведь не сбудется.
Маленькая тайная мечта, в которой Аиша не желала признаваться даже самой себе. Бесполезная, несбыточная.
А о бесполезном да несбыточном мечтать не след – к чему, если всё равно так и останется хрупкой, зыбкой грёзой? Она, Аиша, давно уже не в том возрасте, когда наивно, всей душой верят, что стоит пожелать и всё сбудется непременно, словно в глупой песенке.
Но мимолётная мысль проскользнула-таки юркой золотой рыбкой и Аиша с досадой закусила нижнюю губу. И зачем об этом подумала?
Снежные вихри вдруг поднялись выше, окружили, переплетаясь в искрящейся белой карусели, и Аише показалось, будто силуэты склонили головы – если, конечно, у них были головы, – принимая её желание, а мир протяжно вздохнул, бросив горсть снежинок сирене в лицо. Аиша охнула, мотнула головой, заполошно взмахнула крыльями. Внизу неожиданно громко, резко хрупнул наст, выдавая присутствие постороннего, заставляя сердце глухо стукнуть в приступе паники. Аиша даже не приземлилась – упала камнем, судорожно пытаясь развернуться в воздухе. На смену ипостаси у сирен уходило буквально несколько секунд и на снег встали уже не птичьи ноги, но босые человеческие, тут же утонувшие в сугробе. Ступни обожгло холодом, по телу пробежала дрожь, а вокруг сразу сомкнулось кольцо рук, заключая в горячие, тесные объятия.
– Ты с ума сошла?!
Испугаться и запаниковать сильнее Аиша не успела, узнав горьковатый запах мужского парфюма. Вскинула голову, посмотрела удивлённо в обеспокоенное лицо супруга.
– Что ты здесь делаешь?
– Могу спросить тебя о том же, – Арлес на мгновение крепко прижал жену к себе, затем отстранился, расстегнул и снял куртку и набросил Аише на плечи.
– Я оставила записку, – там же, за рамой зеркала в холле.
Коротенькое послание просто на всякий случай, написанное по привычке – предупреждать родных, когда куда-то уходишь.
– Я читал, – Арлес огляделся явно в поисках её одежды. – Правда, как-то совершенно не ожидал обнаружить жену голой на морозе в заснеженном лесу, да ещё и ночью.
– Простуда или пневмония мне не грозит.
Сирены почти ничем не болеют, регенерация хорошая, даже в случае обморожения восстановится она быстро. Правда, стоять на снегу босой, в одной лишь куртке на голое тело всё равно радости мало. И зубы словно сами собой клацать начинают, и дрожь едва-едва сдержать удаётся.
– Что вовсе не означает, что тебе можно бегать по лесу, изображая нудистку, – пригнувшись, Арлес забрался под ель, вытащил завёрнутую в пуховик одежду. – Где Лин?
– Ночует у подруги, – Аиша тоже осмотрелась, но вихри улеглись и загадочных силуэтов как ни бывало.
То ли были, то ли не были. И только сияние звёзд оставалось ярким, ровным, будто подсветка магазинных вывесок.
– И я думала, ты позже вернёшься, – помедлив, добавила Аиша.