чах, где он казался ещё более закрытым, чем раньше. Она не знала, что именно его тревожило, но чувствовала, что его взгляд на мир изменился, стал ещё более отчуждённым.
Но теперь у неё не было выбора. Она коснулась экрана, поднесла телефон к уху и прислушалась к длинным гудкам.
– Да? – голос Егора прозвучал чуть хрипло, будто она разбудила его или он был чем—то отвлечён.
– Егор… Привет, – её собственный голос показался ей чужим и неуверенным.
Он не ответил сразу. Несколько секунд в трубке было только его дыхание, а затем, спокойным, но настороженным голосом, он произнёс:
– Что—то случилось.
Это был не вопрос. Лия сжала пальцы на телефоне, почувствовав, как внутри всё сжалось.
– Да.
Она выдохнула, чувствуя, как в горле пересохло. Как объяснить? С чего начать? Рассказать ему, что её жизнь словно треснула, что она больше не уверена, какое из её воспоминаний настоящее, а какое исчезло бесследно?
– Это… – она сглотнула. – Это связано со снами.
В трубке снова повисло молчание.
– Продолжай, – наконец сказал он.
Лия закрыла глаза, пытаясь собраться.
– Ты говорил мне, что твои сны… особенные. Что иногда ты просыпался и мир был другим. Что то, что ты видел во сне, как—то влияло на реальность.
– Я помню, – его голос звучал осторожно.
– Егор… У меня началось то же самое.
Она услышала, как он глубоко вдохнул, затем замолчал, будто решая, что сказать, а затем тихо, но твёрдо произнёс:
– Лия, тебе нужно срочно приехать ко мне.
– Это… это настолько плохо?
– Если всё так, как ты говоришь… – он сделал паузу. – Тогда у тебя мало времени.
Лия почувствовала, как по спине пробежал холод.
– Я еду.
Егор не стал спрашивать, когда она приедет. Он просто сказал:
– Жду.
Она отключила телефон, вышла на улицу, остановила такси. Город за окнами казался теперь ещё более чужим, ненадёжным, будто он мог исчезнуть в любой момент.
Но внутри неё впервые за всё это время появилось ощущение, что она движется в правильном направлении.
Теперь оставалось только добраться до Егора.
Лия вышла из такси, взглянула на дом и задержала дыхание. Старый подъезд, знакомые стены, лестница, ведущая к квартире Егора, – всё оставалось таким, каким она помнила, но теперь в этом месте ощущалось нечто иное, неуловимо тревожное. Казалось, что этот дом уже не принадлежит её реальности полностью, словно он дрейфовал между мирами так же, как и она сама.
Она поднялась по ступеням, чувствуя, как сердце стучит чуть быстрее обычного. Каждое движение давалось с трудом, будто воздух стал плотнее, будто что—то неведомое наблюдало за каждым её шагом. Она подняла руку и постучала в дверь.
Шаги за дверью раздались почти сразу. Она слышала, как кто—то замер на мгновение перед входом, прежде чем повернул замок.
Когда дверь открылась, перед ней стоял Егор.
Он был всё тем же – угловатый, высокий, с вечной усталостью в глазах, но в этот раз в его взгляде появилось нечто иное, словно он заранее знал, зачем она пришла. Он изучил её лицо, и Лия ощутила лёгкую дрожь – он выглядел так, будто ждал этого момента.
– Заходи, – сказал он негромко, отступая в сторону.
Она прошла внутрь, оглядываясь, будто видела это место впервые. Запах травяного чая, слабый аромат старых книг, тонкий, почти неуловимый оттенок влажности – в этой квартире не менялось ничего, но внутри у Лии росло ощущение, что изменения уже произошли, просто ещё не проявились.
Они молча прошли на кухню, где свет из окна падал ровными линиями на стол, создавая резкие тени. Егор сел напротив, положив руки на колени.
– Рассказывай, – произнёс он спокойно, но в его голосе слышалось напряжение. Лия сжала пальцы, чувствуя, как внутри её грудной клетки нарастает тяжесть:
– Я изменила реальность, – сказала она наконец, глядя ему прямо в глаза.
Он медленно наклонил голову, но не отреагировал так, как она ожидала:
– Как именно?
Она сглотнула.
– Во сне, – сказала она. – Вначале я не поняла, что произошло. Просто легла спать, а когда проснулась, всё оказалось не таким, каким было.
– Что изменилось?
– Антон.
Егор чуть прищурился:
– Что с ним?
Лия провела рукой по лбу, пытаясь подобрать слова:
– Мы провели вместе ночь. Я помню всё: его голос, его прикосновения, каждую деталь. Но когда я проснулась, он исчез. В том смысле, что… – она осеклась. – Он не просто ушёл. Он никогда не был там.
– Ты хочешь сказать, что его никогда не было в твоей жизни?
– Он не помнит меня, – голос её сорвался. – Он представился мне заново, как будто мы никогда не встречались.
Егор молча слушал.
– Я проверила фотографии, – продолжила она. – Люди исчезли. События изменились. Даже мои книги стали другими. Я не знаю, где граница между тем, что действительно происходило, и тем, что я просто помню.
Егор откинулся на спинку стула и провёл рукой по подбородку.
– Ты не первая, кто через это проходит.
Она замерла.
– Ты… ты тоже?..
Он медленно кивнул.
– Да. Когда—то давно. Вначале это были просто сны, которые я принимал за необычайно реалистичные видения. Но потом я заметил, что они оставляют след в реальности. Я пытался изменить события – сперва незначительные вещи: разговоры, детали встреч, даты. Но затем я сделал ошибку.
Лия напряглась:
– Какую?
Он посмотрел на неё долгим, изучающим взглядом.
– Я изменил свою историю с Эмили.
– Ты рассказывал мне о ней, – сказала она осторожно.
Егор кивнул, обхватив руками чашку с давно остывшим чаем.
– Она была для меня всем, – сказал он тихо. – Но в какой—то момент мне показалось, что я сделал неправильный выбор. Что если бы я признался ей раньше? Что если бы мы были вместе с самого начала?
Лия чувствовала, как внутри у неё всё сжимается:
– И ты изменил это?
– Да. Во сне я заставил себя пойти к ней, сказать, что чувствую, ещё до того, как это произошло в реальности.
– И что случилось?
Егор криво усмехнулся.
– Вначале всё казалось идеальным. Мы были счастливы. Всё шло так, как должно было идти. Но потом я начал замечать детали.
Лия сжала ладони.
– Какие?
– Её воспоминания изменились, – он провёл рукой по столу, словно выравнивая несуществующие складки. – Она перестала помнить моменты, которые мы прожили в моей оригинальной версии прошлого. Её характер изменился. Она реагировала на вещи не так, как я ожидал. Я понял, что той Эмили, которую я знал, больше не существовало.
Лия сглотнула.
– Но ведь сейчас вы вместе?
Егор слабо улыбнулся.
– Да. Потому что я остановился. Я перестал вмешиваться. Я больше не пытался менять то, что уже случилось.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Ты хочешь сказать…
– Да, – его голос стал твёрдым. – Если ты продолжишь, то можешь не просто потерять куски своей жизни. Ты можешь исчезнуть из неё.
Лия тяжело вздохнула, чувствуя, как внутри растёт страх.
– Исчезнуть…
– Представь, что однажды ты проснёшься и не узнаешь, кем ты была.
Она медленно покачала головой, не зная, что сказать.
– Значит, мне нужно остановиться, – прошептала она.
Егор кивнул, глядя на неё внимательно.
– Пока ещё есть, что спасать.
Лия вышла из квартиры Егора, ощущая, как воздух вокруг неё стал вязким, почти ощутимым. Ей казалось, что она идёт по воде, по густому, сопротивляющемуся пространству, которое теперь не принадлежало ей полностью. Слова брата эхом отдавались в сознании: "Ты можешь исчезнуть из собственной жизни." Она не могла их забыть, не могла отмахнуться, не могла убедить себя, что это просто пугающая теория, преувеличенный страх.
Теперь всё, что она делала, каждая мысль, каждое движение напоминало ей о том, как хрупка её реальность.
Она шла медленно, будто боялась, что если ускорится, то что—то изменится вокруг неё прямо на глазах. Проходящие мимо люди казались нормальными, занятыми своими делами, но Лия больше не могла быть уверена, что завтра их лица останутся прежними, что они будут знать её имя, что её собственные воспоминания совпадут с тем, что будет записано в её телефоне, книгах, фотографиях.
Женщина вспомнила, как всё начиналось. Всё казалось игрой, захватывающим исследованием природы сна и реальности, поиском ответа на вопрос, который волновал её с детства: "что есть время и можем ли мы его изменить?" Но теперь это было не любопытство, не эксперимент, а что—то куда более опасное.
Она зашла слишком далеко.
Раньше её жизнь была понятной: книги, встречи с коллегами, редкие отношения, которые она никогда не ставила во главу угла. Теперь же всё это разрушилось, обернулось зыбким сном, от которого невозможно проснуться.
Мир больше не был для неё тем устойчивым, понятным местом, где каждый день предсказуем и логичен. Она не могла избавиться от осознания, что каждое её сновидение оставляет на реальности невидимые следы, ускользающие от других, но очевидные для неё самой. Поначалу ей казалось, что это просто совпадения, случайные сдвиги в деталях, но теперь она понимала: каждый раз, засыпая, она запускала процесс, который не поддавался её контролю. Чем дальше она заходила, тем более неуправляемым становился этот механизм, и теперь у неё не осталось сомнений, что это не просто воображение – она действительно меняла свой мир.
Однажды исчезла ночь с Антоном. В другой раз – люди с фотографий. Потом целые сцены из её книг, словно кто—то стирал куски её прошлого, но только она одна это замечала.
Лия понимала, что слова Егора не были преувеличением или пустым предостережением. Он был прав. Всё, что она замечала – исчезающие люди, изменённые события, переписанные страницы её жизни – указывало на одно: её реальность становилась нестабильной, податливой, словно ткань, которую кто—то неумелыми руками распускал по нитям, лишая целостности.
Реальность, в которой она существовала, становилась всё более нестабильной. И проблема заключалась не в том, что изменения происходили, а в том, что она не могла их контролировать.