— Понятно, — ответил Финни.
— У Денизы Эллерден была горничная по имени Мэри Мак-Дугал, — продолжал я. — Насколько я понял, она от них ушла. Выясни причину ее ухода, и где она теперь.
— О'кей, — сказал Финни.
— Позвони мне завтра в полдень.
После разговора с Финни я спустился в бар и выпил пару коктейлей. Сидя за столиком, я старался вызвать в памяти лицо Ланы, но чем дольше думал, тем дальше она уходила от меня, а вместо ее лица в памяти всплыла бледная перекошенная физиономия Клодетты.
Я понял, что смогу спокойно думать о Лане только тогда, когда кончу с делом Эллердена. Я твердо решил закруглить порученное мне расследование, выпил в поддержку этого решения еще один коктейль и занялся чтением вечерних газет.
Я остановил машину рядом с домиком береговой охраны неподалеку от дороги, ведущей на гребень утеса, и стал подниматься по ней.
Наступили сумерки, но даже при вечернем освещении вид отсюда открывался изумительный. Скалы поросли жесткой травой, и между ними в самых неожиданных местах встречались небольшие группы деревьев. На расстоянии в полмили от меня, там, где дорожка обвивала гребень холма, скала круто обрывалась к морю. Где-то там, у среза скалы, стоит коттедж Уинса.
Я закурил сигарету. На душе у меня было хорошо, а это означало, что во мне пробудился интерес к этому делу. Мысли мои вернулись к Клоду. Интересно, к кому он пошел после разговора со мной?
Мне показалось, что человек, давший ему деньги, и виновник заметки в газете — разные люди. Так мне подсказывала интуиция.
Несмотря на проигрыш, Клод пытался дерзить мне. Я вспомнил фразу о том, что с ним еще не покончено.
Я перевалил через гребень холма и остановился, чтобы полюбоваться видом. Холм переходил в пологий скат, над которым возвышалась одинокая скала. Здесь, под ее защитой, и стоял коттедж, к которому вела узкая дорожка, выложенная белым камнем.
Коттедж был одноэтажный, с красной черепичной крышей. По одной его стене вился плющ, рядом с домом стояла пустая собачья конура.
Я посмотрел на часы: было 21.30, когда я подошел к коттеджу и толкнул дверь. Она открылась, и я вошел в дом. На стене в обычном месте находился выключатель, и я зажег свет. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь в крошечном холле, отделанном деревом. Из него я вошел в основную комнату коттеджа.
Это была большая, красиво обставленная гостиная. На полу лежал дорогой ковер, в углу стоял письменный стол и несколько кресел. Слева находилась дверь в другую комнату. Я прошел туда и зажег свет.
Это была спальня, рядом с которой находилась ванная. Здесь тоже была неплохая мебель, хотя в целом комнаты были обставлены излишне затейливо, по-женски.
Я погасил свет в спальне и вернулся в гостиную. На столе лежала записка, адресованная Николасу Гейлу. Почерк был неровный, угловатый. Я развернул ее, в ней было всего несколько слов: «И черт с тобой тоже!»
Я вспомнил, что это была моя последняя фраза, которую я сказал Уинсу. Я спрятал записку в карман. Может быть, я ошибся в Клоде, и он решил не возвращать деньги тому человеку, а просто удрать с ними?
Неожиданно кто-то вырубил свет в холле. Теперь все комнаты были погружены в темноту, если не считать слабого отблеска со стороны окна, полузадернутого занавесками.
Послышались шаги, и в комнату кто-то вошел. В полутьме я с трудом различил три громоздкие фигуры.
Я обошел стол и прислонился к стене. Рукой я пошарил на столе и нашел тяжелую пепельницу.
— Ну, мистер Гейл, — сказал мужской голос, — давайте немного побеседуем. Это будет неплохо для вашего здоровья.
На звук этого голоса я швырнул пепельницу. Мужчина выругался, и началось настоящее дело. С самого начала я не имел в этой драке ни малейшего шанса. Трое на одного в комнате, не дающей простора для маневра, это слишком.
Меня ударили дубинкой по голове, и почти одновременно я получил свинг в челюсть, пинок в коленную чашечку и короткий удар под сердце.
Я упал на колени и попытался ухватить нападавшего за ноги, но удар дубинкой по шее подсказал мне, что лучше держаться прямо. Я ухитрился снова прижаться к стене.
Тот же голос сказал:
— Держите его, не давайте уйти от стены.
Две пары рук прижали меня к стене, а чья-то нога ударила меня в голень, очевидно, чтобы просто напомнить, что иногда лучше вести себя потише.
Я почувствовал, как тонкая струйка крови стекает у меня по лицу, и подумал, что в конце концов Клод, может быть, не так уж и глуп.
Чья-то рука откинула занавеску, стало немного светлей. Говоривший мужчина стоял передо мной. Я слышал тяжелое дыхание его сообщников, державших меня распластанным по стене.
Голос сказал:
— Придется проучить вас, мистер Гейл, чтобы вы больше не пугали таких простаков, как Клод Уинс. Вам нравится швыряться пепельницами? Так получите!
Я старался правильно рассчитать время и, когда пепельницу с разбитыми краями сунули мне в лицо, резко повернул голову, но почувствовал, как острый край прошелся по носу. Хорошенькие маленькие звездочки заплясали у меня перед глазами.
Голос сказал:
— Отпустите мистера Гейла, ему дурно. — Мужчины отпустили меня. Я привалился к стене и попытался собраться с силами, но это было трудно. Мои глаза застилало туманом.
— Ну, на сегодня хватит, мистер Гейл, — сказал голос. — Вы будете впредь вести себя хорошо, иначе придется бритвой попортить ваш вид.
Эти слова были для убедительности подкреплены ударом в челюсть. Он доконал меня, и я начал потихоньку сползать по стене. Пол медленно приближался ко мне.
Я лежал на полу и ждал заключительного пинка. Подобная работа всегда завершалась пинком, но я не знал, куда он будет направлен. Я решил, что, вероятно, в лицо.
Я стал медленно тащить по полу руку, чтобы прикрыть лицо, но она наткнулась на ботинок главаря.
Я обхватил его пальцами, наверное, в смутной надежде предотвратить пинок.
В моем гаснущем сознании мелькали обрывки странных мыслей. Например, я подумал, что этот ботинок старомоден. В этот момент его хозяин наступил мне на руку. Я ощупал пальцами подошву. Гвозди в нее были забиты группами по три. Я нащупал одну группу, в которой оставался только один гвоздь, а два выпали.
Мне пришла в голову слегка истеричная мысль о том, что главарю группы скоро придется чинить обувь.
Ботинок вырвался из моих слабых пальцев. Голос сказал:
— Забавляетесь, мистер Гейл? Как вам понравится это?
Я поднял руку к лицу, чтобы защититься от удара. Но он пришелся не в лицо, а в живот. После этого меня поглотила темнота.
Процесс возвращения сознания обычно похож на возвращение со дна моря.
Прошло, наверное, немало времени, прежде чем я пришел в себя и вспомнил, что случилось. Перед уходом троица задернула занавески на окне, и в комнате царила полная темнота. Она гипнотизировала меня.
Я лежал на полу, вытянув ноги. Одна сторона моего лица горела от пореза, нанесенного пепельницей. Тупая боль распространялась по всему животу. Мне и раньше отбивали внутренности, и я радовался этой боли, так как знал, что она обещает всего лишь внутренний ушиб, не больше. Если бы появились симптомы кровоизлияния, то дело могло кончиться для меня неважно.
Я попробовал подняться, но это усилие причинило мне новую боль. Голова у меня буквально раскалывалась. Я перекатился на живот, уперся руками в пол и попытался встать на колени. Это не удалось. Я хотел доползти до спальни, так как мне нужна была вода.
Я начал двигаться в сторону спальни. Дорога заняла немало времени. Добравшись до двери, я с трудом открыл ее и даже дотянулся до выключателя и зажег свет. Но это усилие потребовало такого труда, что после него мне пришлось лечь на пол и отдохнуть минут пять. Накатила тошнота, и меня вырвало.
Но после этого я почувствовал себя лучше. Я подстегнул себя мыслью о «Голосе» и его ботинках, о том, что я сделаю с ним, когда поймаю. Это немного помогло.
Я лежал на полу и смотрел в темноту гостиной. Кто-то зажег свет в холле. Мне не был виден человек, но через минуту я услышал шорох шелковой женской юбки.
Женщина подошла ко мне и сказала:
— Не двигайтесь и ни о чем не беспокойтесь, Я достану для вас воды.
Вскоре я почувствовал прикосновение мокрой губки ко лбу. Мне подумалось, что дела принимают неплохой оборот.
— Не открывайте глаза, — сказала она. — Наверное, у вас сильно болит голова. Я помогу вам лечь на кровать. А пока не разговаривайте.
Я и не пытался. У меня было такое ощущение, как будто в моей голове бьют кузнечные молоты, а нижняя челюсть совершенно онемела. Я полежал еще немного на полу.
— А теперь попробуйте встать, — сказала она.
С ее помощью я ухитрился подняться, дошел до кровати и повалился на нее.
Тут я снова потерял сознание.
Когда я пришел в себя, у меня на лице лежал мокрый носовой платок. Я несколько раз глубоко вздохнул и пришел к выводу, что, принимая во внимание все обстоятельства, я чувствую себя не так уж и плохо, что со временем ко мне вернется интерес к жизни.
Я открыл глаза и взглянул на свою спасительницу. Потом снова закрыл, потому что не поверил им. Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Со второго раза я понял, что это не сон. Девушка существовала на самом деле.
Она стояла около кровати и смотрела на меня. Белый горностаевый жакет лежал на кресле в углу. Девушка была в белом платье с широкой юбкой. Ее плечи, шею, руки и лицо покрывал золотистый загар, который бывает у молодых здоровых людей, когда они плавают, гуляют и вообще проводят много времени на открытом воздухе. У нее были волосы медового цвета и синие глаза, затененные длинными ресницами. Она была высокого роста с изящной фигурой, словом, уникальна.
Я сказал:
— Это неправда. Я не верю этому.
— Что неправда? — удивилась она.
— Вы, — ответил я. — Мне довелось немало повидать на своем веку, но таких красивых женщин я не видел.
Моя спасительница улыбнулась. Это была странная улыбка, глаза в ней не участвовали, они оставались серьезными и грустными.