Нашъ завтракъ былъ рано убранъ, и Холмсъ въ халатѣ ожидалъ обѣщаннаго свиданія. Наши кліенты оказались точными: часы только-что пробили десять, когда въ дверяхъ появился докторъ Мортимеръ, а за нимъ молодой баронетъ. Послѣдній былъ небольшого роста, живой, черноглазый мужчина лѣтъ тридцати, крѣпко сложенный, съ густыми черными бровями и здоровымъ серіознымъ лицомъ. Онъ былъ одѣтъ въ красноватый костюмъ и имѣлъ видъ человѣка, проводившаго большую часть своего времени на воздухѣ, а между тѣмъ въ его рѣшительномъ взглядѣ и въ спокойной увѣренности его манеръ было что-то, обличающее въ немъ джентльмена.
— Это сэръ Генри Баскервиль, — сказалъ докторъ Мортимеръ.
— Вѣрно, — подтвердилъ сэръ Генри, — и странно то, мистеръ Шерлокъ Холмсъ, что, если бы мой другъ не предложилъ мнѣ пойти къ вамъ сегодня утромъ, я самъ по себѣ пришелъ бы. Я знаю, что вы занимаетесь разгадкой маленькихъ загадокъ, а сегодня утромъ мнѣ попала одна загадка, которая требуетъ большаго обдумыванія, чѣмъ я на то способенъ.
— Садитесь, пожалуйста, сэръ Генри. Вѣрно ли я понялъ, что съ вами лично случилось нѣчто необыкновенное съ тѣхъ поръ, какъ вы пріѣхали въ Лондонъ?
— Ничего особенно важнаго, мистеръ Холмсъ. Нѣчто похожее на шутку. Сегодня утромъ я получилъ это письмо, если только можно это назвать письмомъ.
Онъ положилъ на столъ конвертъ, и мы всѣ нагнулись надъ нимъ. Конвертъ этотъ былъ изъ простой сѣроватой бумаги. Адресъ: "Сэръ Генри Баскервиль, Нортумберландскій отель", былъ напечатанъ неровными буквами; на почтовомъ штемпелѣ было "Чэрингъ-Кроссъ" и число вчерашняго дня.
— Кто зналъ, что вы остановитесь въ Нортумберландскомъ отелѣ? — спросилъ Холмсъ, проницательно всматриваясь въ нашего поеѣтителя.
— Никто не могъ этого знать. Мы рѣшили вмѣстѣ съ докторомъ Мортимеромъ остановиться въ этомъ отелѣ уже послѣ того, какъ я съ нимъ встрѣтился.
— Но, безъ сомнѣнія, докторъ Мортимеръ уже поселился тамъ раньше?
— Нѣтъ, я остановился у одного пріятеля, — сказалъ докторъ. Не могло быть никакихъ указаній на то, что мы намѣрены были отправиться въ этотъ отель.
— Гм! Кто-то, повидимому, глубоко заинтересованъ вашими дѣйствіями.
Холмсъ вынулъ изъ конверта полъ-листа бумаги малаго формата, сложенный вчетверо. Онъ его развернулъ и расправилъ на столѣ. Посерединѣ листа была наклеена отдѣльными печатными словами единственная фраза: "Если вамъ цѣнна ваша жизнь или вашъ разумъ, вы должны держаться далеко отъ болота". Одно только слово "болото" было написано чернилами, но также печатными буквами.
— Теперь, — сказалъ Генри Баскервиль, — вы, можетъ быть, скажете мнѣ, мистеръ Холмсъ, что это значитъ, и какой чортъ такъ интересуется моимидѣлами?
— Что вы объ этомъ думаете, докторъ Мортимеръ? Вы должны допустить, что въ этомъ-то ужъ во всякомъ случаѣ нѣтъ ничего сверхъестественнаго.
— Конечно, сэръ, но это письмо могло быть получено отъ человѣка. убѣжденнаго въ сверхъестественности этого дѣла.
— Какого дѣла? — рѣзко спросилъ сэръ Генри. Мнѣ кажется, что вы всѣ знаете гораздо больше, чѣмъ я о моихъ собственныхъ дѣлахъ.
— Мы подѣлимся съ вами всѣми нашими свѣдѣніями, прежде чѣмъ вы уйдете изъ этой комнаты, сэръ Генри. Обѣщаю вамъ это, — сказалъ Шерлокъ Холмсъ. A пока съ вашего позволенія мы ограннчимся этимъ весьма интереснымъ документомъ, который былъ, по всей вѣроятности, составленъ и сданъ на почту вчера вечеромъ. Нѣтъ ли у васъ вчерашняго "Таймса", Ватсонъ?
— Онъ тутъ въ углу.
— Могу я васъ попросить достать его и развернуть на страницѣ съ передовыми статьями?
Онъ быстро пробѣжалъ глазами столбцы газеты и сказалъ:
— Вотъ отмѣнная статья о свободной торговлѣ. Позвольте мнѣ прочитать вамъ извлеченіе изъ нея. "Если вамъ польстятъ, вы вообразите, что отъ покровительственнаго тарифа должны быть поощрены ваша спеціальная торговля или вашъ собственный промыселъ, но разумъ говоритъ, что отъ такого законодательства благосостояніе будетъ далеко отъ страны, наша ввозная торговля будетъ менѣе цѣнна и жизнь на островѣ въ ея общихъ условіяхъ будетъ держаться на низкомъ уровнѣ". Что вы думаете объ этомъ, Ватсонъ? — воскликнулъ сіяющій Холмсъ, потирая отъ удовольствія руки. Не находите ли вы, что тутъ выражено прекрасное чувство?
Докторъ Мортимеръ посмотрѣлъ на Холмса съ выраженіемъ профессіональнаго интереса, а сэръ Генри Баскервиль съ недоумѣніемъ взглянулъ на меня своими черными глазами и сказалъ:
— Я немного смыслю въ тарифахъ и тому подобномъ, но мнѣ кажется, что мы удалились отъ пути къ объясненію этого письма.
— Напротивъ, сэръ Генри, мы идемъ по самымъ горячимъ слѣдамъ. Ватсонъ больше васъ знакомъ съ моимъ методомъ, но я опасаюсь, что и онъ не вполнѣ понялъ значеніе этой сентенціи.
— Признаюсь, я не понимаю, какое она имѣетъ отношеніе къ письму.
— A между тѣмъ, милый мой Ватсонъ, между ними существуетъ тѣсная связь, одно взято изъ другого. "Если", "вамъ", "вы", "отъ", "должны", "ваша", "вашъ", "разумъ", "далеко", "цѣнна", "жизнь", "держаться". Видите ли вы теперь, откуда эти слова взяты?
— Чортъ возьми, вы правы! Ну, не прелесть ли это! — воскликнулъ сэръ Генри.
— Право, мистеръ Холмсъ, это превосходитъ все, что я могъ вообразить, — произнесъ докторъ Мортимеръ, смотря съ удивленіемъ на моего друга. Я могъ бы догадаться, что слова взяты изъ газеты, но сказать изъ какой и прибавить, что они взяты изъ передовой статьи, это поистннѣ удивительно. Какъ вы это узнали?
— Я полагаю, докторъ, что вы отличите черепъ негра отъ черепа эскимоса?
— Конечно.
— Но какимъ образомъ?
— Потому что это моя спеціальность. Различіе бросается въ глаза. Надглазная выпуклость, личной уголъ, изгибъ челюсти…
— Ну, а это моя спеціальность, и различіе также бросается въ глаза. На мой взглядъ такая же существуетъ разница между раздѣленнымъ шпонами шрифтомъ боргесомъ, которымъ печатаются статьи "Таймса", и неряшливымъ шрифтомъ дешевой вечерней газетки, какая существуетъ между вашимъ негромъ и эскимосомъ. Распознаваніе шрифтовъ одно изъ самыхъ элементарныхъ знаній эксперта по преступленіямъ, хотя признаюсь, что однажды, когда я былъеще очень молодъ, я смѣшалъ "Leeds Mercury" съ "Western Morning News". Но передовую статью "Таймса" очень легко отличить, и эти слова не могли быть взяты ни откуда больше. Такъ какъ это сдѣлано вчера, то вѣроятность говоритъ за то, что слова вьтрѣзаны изъ вчерашняго нумера.
— Насколько мнѣ удается слѣдить за вашими мыслями, мистеръ Холмсъ, — сказалъ сэръ Генри Баскервиль, — кто-то вырѣзалъ это посланіе ножницами…
— Ногтяными ножницами, — добавилъ Холмсъ. Видно, что ножницы были очень коротки, такъ какъ слово "держаться" вырѣзано въ два пріема.
— Это вѣрно. И такъ, кто-то вырѣзалъ посланіе короткими ножницами и наклеилъ его клейстеромъ…
— Клеемъ, — поправилъ Холмсъ.
— Клеемъ на бумагу. Но мнѣ хочется знать, почему слово "болото" написано чернилами?
— Потому что не нашли его въ печати. Остальныя слова очень просты и могли быть найдены въ любомъ нумерѣ, но "болото" менѣе обыкновенно.
— Да, конечно, это вполнѣ ясно. Не узнали ли вы еще чего-нибудь изъ этого посланія, мистеръ Холмсъ?
— Есть одно или два указанія, а между тѣмъ приняты всѣ мѣры, чтобы скрыть руководящую нить. Вы замѣтили, что адресъ напечатанъ неровными буквами. Но "Таймсъ" такая газета, которую рѣдко можно найти въ чьихъ бы то ни было рукахъ, кромѣ высокообразованныхъ людей. A потому мы можемъ признать, что письмо составлено образованнымъ человѣкомъ, желавшимъ, чтобы его признали за необразованнаго, и его стараніе скрыть свой почеркъ наводитъ на мысль, что этотъ почеркъ вамъ знакомъ или можетъ стать знакомымъ. Еще замѣтьте, что слова не наклеены аккуратно въ одну линію и что нѣкоторыя гораздо выше другихъ. Слово "жизнь" напримѣръ совершенно не на своемъ мѣстѣ. Это доказываетъ, можетъ быть, небрежность, а можетъ быть, волненіе и поспѣшность со стороны составителя. Я склоненъ принять послѣднее мнѣніе, потому что разъ дѣло было такъ важно, то нельзя думать, чтобы составитель письма былъ небреженъ. Если же онъ спѣшилъ, то тутъ является интересный вопросъ, почему онъ спѣшилъ, такъ какъ всякое письмо, брошенное въ почтовый ящикъ до сегодняшняго ранняго утра, дошло бы до сэра Генри раньше его выхода изъ отеля. Не опасался ли составитель письма помѣхи и отъ кого?
— Тутъ мы входимъ уже въ область догадокъ, — сказалъ докторъ Мортимеръ.
— Вѣрнѣе въ область, въ которой мы взвѣшиваемъ вѣроятности и выбираемъ самую возможную изъ нихъ. Это научное приспособленіе воображенія, но мы всегда имѣемъ матеріальное основаніе, на которомъ строятся наши разсужденія. Вотъ вы, безъ сомнѣнія, назовете это догадкой, а я почти увѣренъ, что этотъ адресъ написанъ въ отелѣ.
— Скажите, Бога ради, какъ вы можете это утверждать?
— Если вы тщательно разсмотрите его, то увидите, что и перо и чернила надѣлали писателю много хлопотъ. Перо брызнуло два раза въ одномъ словѣ и трижды высыхало во время писанія короткаго адреса, что служитъ доказательствомъ того, что въ чернильницѣ было очень мало чернилъ. Частное перо и чернильница рѣдко бываютъ въ такомъ плачевномъ состояніи, а чтобы обѣ эти принадлежности ппсанія были скверныя — обстоятельство, встрѣчающееся весьма рѣдко. Но вы знаете, каковы вообще чернила и перья въ гостиницахъ. Да, я очень мало колеблюсь, говоря, что если бы мы могли обыскивать корзинки для ненужныхъ бумагъ во всѣхъ отеляхъ по сосѣдству съ Чэрингъ-Кроссомъ, пока бы не напали на остатки вырѣзанной передовой статьи "Таймса", то сразу наложили бы руки на человѣка, пославшаго это оригинальное письмо. Эге! Что это такое?
Онъ тщательно разсматривалъ бумагу, на которой были наклеены слова, держа ее не больше какъ дюйма на два отъ своихъ глазъ.
— Въ чемъ дѣло?
— Ничего, — отвѣтилъ Холмсъ, — опуская бумагу. Это чистый полулистъ бумаги, даже безъ водяного знака. Я думаю, что мы извлекли все, что можно было, изъ этого любопытнаго письма; а теперь, сэръ Генри, не случилось ли еще чего-нибудь интереснаго съ вами съ тѣхъ поръ, какъ вы въ Лондонѣ?