– Возможно, мне не так долго осталось, ребятишки. Я веду битву со временем, и мне нужно кое-что закончить, прежде чем я… прежде чем я вас покину.
Рамзи хмурится.
– О-о. Вы переезжаете? – Я закатываю глаза. Даже я поняла, о чём она, но доктор Преториус реагирует иначе.
Она рявкает:
– Переезжаю? Ха! Мне что, правда сказать прямо, ребёнок? Я умираю. Неизлечимая болезнь сердца, с которой не в силах бороться лучшие доктора в стране. И прежде чем я откинусь, я должна знать, что не зря прожила жизнь, понятно?
Рамзи лишь мямлит:
– Ох, – и опускает взгляд на свои поношенные ботинки.
– Ага. Самое настоящее «ох». Вы ещё ничего толком не видели!
Вот опять эта фраза. «Вы ещё ничего толком не видели». Что такое грандиозное и важное она готовит?
– Скажу вам, ребятишки, это будет нечто невероятное. И вы первыми это испытаете.
Думаю, она хочет, чтобы мы восхитились, сказали «Ого!» или даже поблагодарили её, так что я так и делаю.
– Ого, – говорю я, но, кажется, не особо убедительно. Повисает несколько неловкая тишина, так что я задаю единственный вопрос, интересовавший меня всё это время.
– Почему мы?
Она улыбается своей волчьей улыбкой.
– Хотите знать? Хотите знать всю правду?
На такой вопрос есть лишь один ответ, хоть его последствия могут и не прийтись вам по душе. Я пожимаю плечом и говорю:
– Ну да.
Она отворачивается к клавиатуре и нажимает на клавиши, пока на мониторе не появляется несколько фотографий. Это спутниковые снимки улицы – Марин-Драйв, – ведущей в нашу школу. Ещё несколько щелчков – и мы видим фотки нас с Рамзи, снятые издали, но довольно чёткие. Фотографии сменяют друг друга: Рамзи в своём толстом великоватом пальто зимой, мы вдвоём катаемся на великах из бесплатного проката, я в красно-бело-синем костюме на школьном дне флагов мира… И так далее.
Первым с ноткой возмущения в голосе заговаривает Рамзи.
– Вы… вы за нами шпионили?
Должна сказать, это как-то нездорово.
– Ай, расслабься, ребёнок! Смотрите: что необычного на этих снимках?
Мы вглядываемся в них, но я ничего не замечаю (кроме, ясное дело, того, как это странно – когда тебя снимают без твоего ведома). В конце концов доктор Преториус говорит:
– Смотрите, народ – только вы двое сами по себе! Все остальные ребятишки с родителями, или с няньками, или ещё с кем. А вот этих двоих не подвозят домой на машине или такси.
Это, конечно, правда. Мы с Рамзи чуть ли не единственные, кто ходит домой самостоятельно.
– Это о многом мне сказало. А когда вы начали расспрашивать моего строителя? Я подумала: «Хм-м – любопытные ребятишки». Видите ли – детей нынче чертовски опекают. Они не играют на улице, их везде водят за ручку – но не вас двоих. Я видела вас на пляже с собаками этими, и как вы шли домой сами по себе. И, что ж… оказалось, вы именно те, кто мне и нужен. К тому же – вы не носите очков. Мультисенсорная виртуальная реальность требует практически идеального зрения.
– Значит… в тот день на пляже, когда мы встретились?.. – с подозрением спрашивает Рамзи.
– Всё вроде как подстроено. Ну, не считая моей купальной шапочки, которую сожрала ваша псина. Тут мне немного подфартило.
– А ваши часы? – уточняю я.
– Уже были поцарапаны.
– Запястье?
Она опускает глаза и выглядит слегка смущённой.
– Простите. – Она поднимает взгляд и видит наши шокированные лица. – Эй, не бросайте меня сейчас. Мы уже очень близко.
– Близко к чему? – спрашиваю я, не в силах скрыть нетерпение в голосе. Доктор Преториус прищуривается.
– Увидите. Доверьтесь мне, детки. Увидите. Время Большого Эксперимента почти пришло.
– Сегодня? – спрашивает Рамзи, всё ещё возбуждённый после того, как сбил вертолёт с жуткими враждебно настроенными инопланетянами.
Доктор Преториус не отвечает прямо. Она просто говорит:
– Дайте мне неделю, ребятишки. Одну неделю. Вы побываете там, где никто раньше не бывал. – Она отпирает дверь, ведущую в галерею Испанского Города и чайных. Я быстренько ищу взглядом маму Сасс Хеннесси и с облегчением осознаю, что её здесь нет. Я уверена, она видела меня уже несколько раз – и хоть она ничего не сказала, я всё ещё беспокоюсь, что она может это сделать.
Хотя, как выяснится, есть и более серьёзные поводы для беспокойства.
Потому что именно на этой неделе всё пойдёт наперекосяк.
Именно на этой неделе все узнают об эпидемии.
Глава 10
Однако для начала я должна рассказать про Сент-Вуф.
Старая приходская церковь Святого Вулфрана и Всех Святых – всем известная под названием Сент-Вуф – это церквушка неподалёку от набережной, причём ветхая, с низенькой широкой колокольней. Вот только теперь это не церковь – по крайней мере, не такая, где есть прихожане, и хор, и свадьбы, и всякое такое. Теперь это просто здание в форме церкви. У него тяжёлые деревянные двери и вместе с мощными стенами из песчаника они неплохо справляются с тем, чтобы заглушить издаваемый двадцатью пятью собаками шум.
А ещё это моё самое любимое на свете место.
В первый раз я привела Рамзи в Сент-Вуф в начале последней четверти. Я хотела, чтобы он понял, о чём я всё время рассказываю (или, как он выражается, «бубню, утомляя всех до смерти» – спасибочки, Рамз).
Первое, что замечает только что прибывший в Сент-Вуф, – это шум: вой, лай, тявканье и сопение. Я люблю этот шум почти так же, как люблю второе, что тут замечаешь: запах. Я была в ужасе, увидев, что Рамзи прижал ладонь к носу.
– Вод эдо да, – прогнусавил он. – Ну и водь!
– Ты привыкнешь. – Сама я, честно говоря, уже почти не замечаю этого. Собаки и впрямь немного пахнут, но обычно это приятный запах: тёплый такой и древесный. И – забавно – лапы у них пахнут попкорном. Честное слово!
(Знаю, что собачье дыхание пованивает рыбой, и всецело подтверждаю, что их какашки пахнут просто отвратительно, но – простите за откровенность – а чьи нет?)
В общем, когда я заявилась сюда с Рамзи, было субботнее утро, как раз перед еженедельной уборкой, а именно в это время в Сент-Вуфе пахнет сильнее всего.
– Доброе утро, Джорджи! – сказал викарий. Мне он нравится: он довольно старый, лет семидесяти. Он такой худощавый, с густыми серыми волосами, напоминающий ирландского волкодава. В тот день на нём был просторный джемпер ручной вязки и перчатки без пальцев. Он сидел за длинным столом прямо рядом с дверью. – А это у нас кто, могу я полюбопытствовать? – спросил он, увидев Рамзи. Вот так вот он разговаривает. К этому привыкаешь.
Не дожидаясь, пока я отвечу, Рамзи щёлкнул каблуками ботинок и отдал честь.
– Рамзи Рахман к вашим услугам, сэр-р!
Викарий был несколько ошеломлён, но, опять же, так случается со многими, кто встречается с Рамзи впервые. Несколько секунд спустя он всё же отдал честь в ответ и улыбнулся.
– Добро пожаловать на борт, рядовой Рахман! Полагаю, ты пришёл помочь, э… сержанту Сантос? – Он снял очки и вытащил из-под мешковатого свитера незаправленный край рубашки, чтобы протереть их. Рамзи с энтузиазмом закивал.
– Чудненько! Высший класс! Рук много – и работа спорится, э? – Он снова надел очки и уставился на план на своём столе. – Ты на твоём обычном посту, Джорджи. Сначала уберитесь, потом подметите, и помните… – Он поднял вверх палец, в глазах у него мелькнуло веселье. Договорили мы хором:
– Всё, что делаете, делайте от души, как для Господа!
– Очень хорошо, Джорджи. Ну, вперёд!
Лицо Рамзи озадаченно вытянулось, когда мы отошли от стола.
– Что это была за фигня? – спросил он, достаточно громко, чтобы викарий мог услышать.
– Ш-ш-ш! Понятия не имею. Что-то из Библии. Викарию это нравится. Это даже забавно, и он…
– Постой. Он викарий?
– Был раньше. Он облачение не носит. Возьми-ка вон то ведро. Это у него была церковь.
Большую часть старых деревянных скамей убрали. Вместо них в центре находится вольер, присыпанный опилками. По бокам расположены будки. Тут довольно классно.
«На моём посту», – сказал викарий. Мне это нравится. Как будто четыре собаки в соседних вольерах на первом уровне на самом деле принадлежат мне. Моё имя написано на табличке вот так:
Пост 4
Субботний волонтёр: Джорджина Сантос
– и я чувствую крошечный укол гордости, хоть это всего лишь надпись от руки на белой доске.
Собаки на четвёртом посту – старожилы Сент-Вуфа, а тут обещают никогда и ни за что не «усыплять собак».
Многие приюты это делают. Если собаке не могут найти новый дом или отыскать её прежнего хозяина, то через несколько месяцев приходит ветеринар и…
Знаете что? От одной только мысли об этом мне грустно. Поэтому мне и нравится в Сент-Вуфе. Тут попытаются найти собаке дом, но если не смогут, тогда… собака станет постоянным жителем.
Я провела следующему за мной по пятам Рамзи экскурсию и просто не могла не придавать голосу важности, указывая на клетки и на висящие снаружи каждой таблички. Это довольно старомодно: на табличках от руки написаны списки дел – свежая вода (галочка, сделанная привязанным к верёвочке карандашом); ежедневное вычёсывание (галочка); проверка стула (галочка)… и так далее.
Что же касается самих собак…
1. Бен. Помесь джек-рассел-терьера с кем-то ещё, возможно, со спаниелем. Чёрно-бело-коричневый. Возраст – около шести лет. Частенько огрызается на посторонних, поэтому дом себе до сих пор не нашёл.
Бен осклабился на Рамзи, и тот попятился.
– Всё нормально, – заверила я его. – Он больше лает, чем кусается.
– Он ещё и кусается?
– Нет! Обычно нет. Один раз он меня легонько цапнул, но, думаю, это он играл.
Это явно не убедило Рамзи, и он старался не подходить близко, пока я меняла Бену воду, убирала специальной лопаткой какашки и кидала их в ведро, которое Рамзи держал на вытянутых руках.