Василий посадил в Нижнем Новгороде суздальского княжича Александра Ивановича, за которого выдал дочь свою Василису, но князь Александр умер вскоре после свадьбы, и Нижний Новгород окончательно перешел в управление великокняжеских наместников155. В среде суздальского княжья еще долго жили традиции былой независимости, былого политического значения и владения. Сыну великого князя Василия Дмитриевича придется считаться с новыми вспышками суздальских притязаний, которыми сильно осложнена домашняя московская смута, да и позднее суздальские княжата – наиболее яркие представители «удельных» княжеских традиций. Но суздальские притязания потеряли реальную почву самостоятельной исторической жизни и деятельности восточной украйны Великороссии и остались только пережитком в настроениях и местном влиянии княжат-вотчинников.
Глава IIIВеликокняжеская политика преемников Калиты
I
Преемники Калиты строили дальше великокняжеское значение своей власти на основе, заложенной в деятельности их отца и деда Ивана Даниловича. Конечно, объем наших сведений о жизни московского княжого двора слишком незначителен для учета личной, более или менее сознательной роли носителей великокняжеских титула и власти в последовательном развитии этой политической работы. Преувеличивать ее отнюдь не приходится. Сравнительно немногие данные, какими располагаем для некоторого освещения этого вопроса скорее говорят о преемниках Ивана Калиты как о внешних, преимущественно пассивных центральных фигурах той работы в области политических отношений и общественно-политической мысли, которая вела великорусскую великокняжескую власть к значению крупной национально-государственной силы. Духовная грамота Симеона Ивановича – яркий памятник узкого семейно-вотчинного взгляда на княжеское владение; бледная личность «кроткого и тихого» Ивана Ивановича остается в тени событий его времени, а малолетний Дмитрий Иванович – орудие политики митрополичьего двора и московской боярской среды – не проявляет сколько-нибудь яркой индивидуальности и позднее. За официальной деятельностью великокняжеской власти стоят иные руководящие силы, которые строят и практику и теорию великокняжеской власти во многом наперекор вотчинно-владельческим тенденциям старого княжого права. С большой постепенностью и не без заметных колебаний уступают эти традиции княжого владения новым течениям в отношениях и воззрениях княжеской и общественной среды, пока само вотчинное начало, разлагавшее политический строй Великороссии в практике удельного владения и вотчинного распада, не ляжет, преобразованное назревшим единодержавием, в основу самодержавной власти московских государей. Весь этот процесс собирания власти протекал в теснейшей зависимости от внешних отношений Великороссии – под давлением потребностей ее самообороны и стремления к таким условиям этих отношений, которые обеспечивали бы торговые, колонизационные и, в широком смысле, национальные ее интересы. Поэтому первым моментом решительного успеха в великокняжеской борьбе за усиление центральной политической власти явилось нарастание руководящей роли великих князей всея Руси в международных – боевых и мирных – отношениях Великороссии с соответственной перестройкой внутренней организации княжого властвования и междукняжеских связей.
Основы новой государственности слагались постепенно под непрерывным давлением хода международной борьбы на пространствах Восточной Европы. Обзор хода событий этой борьбы – необходимый элемент выяснения образования Великорусского государства, которое ею же куется из века в век в самых своих глубоких основаниях.
Симеон Иванович унаследовал от отца созданное им положение великокняжеской власти; оно закреплено ханским пожалованием, который отдал «под руки» Симеона всех русских князей, и признано на «великом съезде всем князьям русским», который состоялся в Москве. Договором с братьями «у отня гроба» в. к. Симеон закрепил свое руководящее значение в управлении внешними отношениями Московского княжества и в распоряжении всей его воинской силой, а также признание за старейшиной московской княжеской семьи – он же великий князь всея Руси – «на старейший путь» ряда доходных статей, чем возвышалось, так можно выразиться, его представительство. Но вне Московского княжества его подлинная власть проявляется только по отношению к мелким князьям владимирского великого княжения; князья ростовские, ярославские, белозерские входят в состав великокняжеской «низовской» рати. И суздальский Константин упоминается в ее составе при в. к. Симеоне. Однако в годы великого княжения Симеона и Ивана Ивановичей слагается Нижегородское великое княжество и противопоставляет себя великому княжению владимирскому; крепнет самостоятельность Рязани, которая настойчиво требует определения своих территориально-политических пределов «нерушимыми рубежами» не только от «московской вотчины», но и от «великого княжения». А старая соперница Москвы, Тверь, ранее утвердившаяся в своем территориально-политическом обособлении, все более подавлена трудным положением между Москвой и Литвой и все более склоняется к сближению с Литовским великим княжеством ради опоры в нем против властного вмешательства великих князей всея Руси в тверские дела и подчинения Твери великорусской великокняжеской власти – на основе традиционного старейшинства владимирских великих князей, но уже чреватого элементами единодержавия.
На западных делах всего более сосредоточены внимание и силы этой великнокняжеской власти. Собирание русских земель под власть в. к. Ольгерда рисовалось современникам широким предприятием подчинения всех русских областей156. И столкновения между Москвой и Литвой из-за промежуточных, пограничных земель рано осложнились опасным влиянием этих конфликтов на внутренние отношения обоих великих княжений. Русские князья ищут в Восточной Руси защиты от литовского напора и захвата, и брат Ольгерда Явнут показал недовольным литовской великокняжеской властью путь в Москву своим побегом к в. к. Симеону в 1345 году157. А Москва все чувствительнее встречается с поддержкой, какую местные сепаратистские тенденции Пскова и Новгорода, Твери и Рязани находят в их литовских связях и отношениях. Политический кругозор Ольгерда широко охватывал отношения Северо-Восточной Руси, подготовляя, как можно сказать с точки зрения позднейшей исторической перспективы, политику Витовта. Родственные связи самого Ольгерда: по жене с тверскими князьями, а по дочери с нижегородскими, Любарта Гедиминовича с ростовскими – открывали пути литовскому влиянию на дела и отношения Великороссии. И родственные связи эти нисколько не смягчали напряжения враждебного соперничества двух великих княжеств. Они столкнулись в первый же год великого княжения Симеона Ивановича на смоленских делах. Ольгерду не удалась попытка захватить Можайск, недавнюю смоленскую волость, хотя набег был предпринят, по-видимому, в отсутствие в. к. Симеона, когда он еще не вернулся из Орды. Набег этот был ответом на поход в предыдущем году великорусских войск под Смоленск с татарской ратью воеводы Товлубия. Притязания литовской власти на Смоленск и на волости черниговско-северские встречали противодействие, за которым стояли расчеты на московскую (великокняжескую) и татарскую помощь. Местное мелкое княжье тянет к Восточной Руси. В походе 1340 года участвовали князья друцкий и фоминский; брянский князь выдал в 1341 году дочь за московского князя Ивана Ивановича, а князь дорогобужский Федор Святославич, неудавшийся тесть в. к. Симеона, сидел одно время на Волоке158.
Ольгерд шел к своей цели – закреплению связи Смоленска с Великим княжеством Литовским, которая сложилась еще при Гедимине, и распространению литовской власти на черниговско-северские области – с большой выдержкой и постоянной оглядкой на Москву. В конце 40-х годов он сделал было попытку подготовить сопернику решительный удар: отправил брата Кориада к хану Джанибеку – склонить его на союз против в. к. Симеона159, но послы Симеона убедили хана, что Ольгерд ему враг, так как разоряет ханский улус – вотчину великого князя, и добились выдачи всего литовского посольства в московские руки160. Пришлось Ольгерду отказаться от широких планов и заключить новый договор с в. к. Симеоном ради освобождения брата и его «дружины»161. Не знаем, какой ценой купил Ольгерд этот «мир и любовь», но вслед за этими событиями в. к Симеон – через год – поднимается походом на Смоленск; на р. Протве его встретили послы Ольгерда, с которыми он заключил какое-то мирное «докончанье»; однако Симеон продолжает свой смоленский поход, идет с войском к р. Угре, где его встретили смоленские послы, а после восьмидневных переговоров с ними отправил своих послов в Смоленск на заключение мира162. Возможно, что условия договора 1350 года обеспечивали такую трактовку Смоленска как владения, вполне независимого от литовского великого князя. Только после смерти в. к. Симеона Ольгерд получает полную возможность развернуть свободнее наступление на смоленские и черниговско-северские области, и наши скудные сведения о смоленских делах за годы великого княжения Симеона Ивановича все-таки дают основание признать, что в эту пору уже не Тверь, а великокняжеская власть, сосредоточенная в Москве, приняла на себя дело самообороны Великороссии с запада163.
Но задача эта чрезвычайно осложнена внутренними отношениями Великороссии. Боевые силы Твери и Рязани, Пскова и Великого Новгорода не принимают участия в действиях в. к. Симеона. С Новгородом у Симеона отношения крайне напряженные, как сложились они и при Иване Калите. Поездка Симеона в Орду по смерти отца и успех в хлопотах о ханском пожаловании, несомненно, потребовали крупных расходов и обязательства усиленной выплаты татарам «выхода», «запросов» и поминков. И первое дело в. к. Симеона по возвращении – послать в новгородские волости, в Торжок «дани брать», и стали тут его наместники и «борцы»-даныцики «сильно деяти». Новоторжцы послали жалобу в Новгород и просьбу о защите. Тогда в Торжок явились новгородские бояре, арестовали агентов великокняжеской власти, подготовили город к обороне, а в то же время поехало из Новгорода посольство к великому князю с протестом: