Собрание сочинений — страница 1 из 22




СТИХОТВОРЕНИЯ[1]

НАКАНУНЕ КАЗНИ

       Тихо в тюрьме. Понемногу

       Смолкнули говор и плач.

       Ходит один по острогу

       С мрачною думой палач.

       Завтра он страшное дело

       Ловко, законно свершит;

       Сделает… мертвое тело,

       Душу одну… порешит.

       Петля пеньковая свита

       Опытной, твердой рукой,

       Рвать — не порвешь: знаменита

       Англия крепкой пенькой.

       Сшит и _колпак погребальный_…

       Как хорошо полотно!

       Женщиной бедной, печальной

       Ткалось с любовью оно;

       Детям оно бы годилось,

       Белое, словно снежок,

       Но в кабачке очутилось

       Вскоре за батькин должок.

       Там англичанин, заплечный

       Мастер; буянил и пил;

       Труд горемыки сердечной

       Он за бесценок купил.

       Дюжины три иль четыре

       Он накроил _колпаков_

       Разных — и _у_же, и шире —

       Для удалых бедняков.

       Все колпаки — на исходе,

       Только в запасе один;

       Завтра умрет при народе

       В нем наш герой-палладин.

       Кто он?.. Не в имени дело;

       Имя его — ни при чем;

       Будет лишь сделано "тело"

       Нашим врагом-палачом.

       Как эту ночь _он_ вын_о_сит,

       Как пред холодной толпой

       Взор равнодушный он бросит

       Или безумно-тупой,

       Как в содроганьях повиснет,

       Затрепетав, словно лист? —

       Все разузнает и тиснет

       Мигом статью журналист.

       Может быть, к ней он прибавит

       С едкой сатирою так:

       "Ловко палач этот давит,

       Ловко он рядит в колпак!

       Скоро ли выйдет из моды

       Страшный, проклятый убор?

       Скоро ли бросят народы

       Петлю, свинец и топор?"

1865

ДУБИНУШКА(Картинка из бывшего-отжившего)

       По кремнистому берегу Волги-реки,

       Надрываясь, идут бурлаки.

       Тяжело им, на каждом шагу устают

       И "Дубинушку" тихо поют.

       Хоть бы дождь оросил, хоть бы выпала тень

       В этот жаркий, безоблачный день!

       Все бы легче народу неволю терпеть,

       Все бы легче "Дубинушку" петь.

       "Ой, дубинушка, ухнем!" И ухают враз…

       Покатилися слезы из глаз.

       Истомилася грудь. Лямка режет плечо…

       Надо, "ухать" еще и еще!

      …От Самары до Рыбинска песня одна;

       Не на радость она создана:

       В ней звучит и тоска — похоронный напев,

       И бессильный, страдальческий гнев.

       Это — праведный гнев на злодейку-судьбу,

       Что вступила с народом в борьбу

       И велела ему под ярмом, за гроши

       Добывать для других барыши…

       "Ну, живее!" — хозяин на барке кричит

       И костями на счетах стучит…

      …Сосчитай лучше ты, борода-грамотей,

       Сколько сложено русских костей

       По Кремнистому берегу Волги-реки,

       Нагружая твои сундуки!

1865

ШУТ(Картинка из чиновничьего быта)

       1

       В старом вицмундире с новыми заплатами

       Я сижу в трактире с крезами брадатыми.

       Пьяница, мотушка, стыд для человечества,

       Я — паяц, игрушка русского купечества.

       "Пой, приказный, песни!" — крикнула компания. —

       "Не могу, хоть тресни, петь без возлияния".

       Мне, со смехом, крезы дали чарку пенного,

       Словно вдруг железы сняли с тела бренного.

       Все родные дети, дети мои милые.

       Выпивши довольно, я смотрю сквозь пальчики,

       И в глазах невольно заскакали "мальчики".

       "Ох, создатель! Эти призраки унылые —

       Первенца, Гришутку, надо бы в гимназию…

       (Дайте на минутку заглянуть в мальвазию!)

       Сыну Николаю надо бы игрушечку…

       (Я еще желаю, купчики, косушечку!)

       Младший мой сыночек краше утра майского…

       (Дайте хоть глоточек крепкого ямайского!)

       У моей супруги талья прибавляется…

       (Ради сей заслуги выпить позволяется!)" —

       "Молодец, ей-богу, знай с женой пошаливай,

       Выпей на дорогу и потом — проваливай!"

       2

       Я иду, в угаре, поступью несмелою,

       И на тротуаре всё "мыслете" делаю.

       Мне и горя мало: человек отчаянный,

       Даже генерала я толкнул нечаянно.

       Важная особа вдруг пришла в амбицию:

       "Вы смотрите в оба, а не то — в полицию!"

       Стал я извиняться, как в театре комики:

       "Рад бы я остаться в этом милом домике;

       Топят бесподобно, в ночниках есть фитили, —

       Вообще удобно в даровой обители;

       В ней уже давненько многие спасаются… —

       Жаль, что там маленько клопики кусаются,

       Блохи эскадроном скачут, как военные…

       Люди в доме оном все живут почтенные.

       Главный бог их — Бахус… Вы не хмурьтесь тучею,

       Ибо вас с размаху-с я толкнул по случаю".

       И, смущен напевом и улыбкой жалкою,

       Гривну дал он, с гневом погрозивши палкою.

       3

       Наконец я дома. Житие невзрачное:

       Тряпки да солома — ложе наше брачное.

       Там жена больная, чахлая и бледная,

       Мужа проклиная, просит смерти, бедная.

       Это уж не грезы: снова скачут мальчики,

       Шепчут мне сквозь слезы, отморозив пальчики:

       "Мы, папаша, пляшем, потому что голодно,

       А руками машем, потому что холодно.

       Отогрей каморку в стужу нестерпимую,

       Дай нам корку хлеба, пожалей родимую!

       Без тебя, папаша, братца нам четвертого

       Родила мамаша — худенького, мертвого"…

       4

       Я припал устами жадно к телу птенчика.

       Не отпет попами, он лежал без венчика.

       Я заплакал горько… Что-то в сердце рухнуло…

       Жизнь птенца, как зорька, вспыхнувши, потухнула.

       А вот мы не можем умереть — и маемся.

       Корку хлеба гложем, в шуты нанимаемся.

       Жизнь — плохая шутка… Эх, тоска канальская!

       Пропивайся, ну-тка, гривна генеральская!

<1866>

ПЕСНЯ О КАМАРИНСКОМ МУЖИКЕ

Ах ты, милый друг, камаринский мужик,

Ты зачем, скажи, по улице бежишь?


Народная песня

I

       Как на улице Варваринской

       Спит Касьян, мужик камаринский.

       Борода его всклокочена

       И _дешевкою_ подмочена;

       Свежей крови струйки алые

       Покрывают щеки впалые.

       Ах ты, милый друх, голубчик мой Касьян!

       Ты сегодня именинник, значит — пьян.

       Двадцать девять дней бывает в феврале,

       В день последний спят Касьяны на земле.

       В этот день для них зеленое вино

       Уж особенно пьяно, пьяно, пьяно.

       Февраля двадцать девятого

       Целый штоф вина проклятого

       Влил Касьян в утробу грешную,

       Позабыл жену сердечную

       И своих родимых деточек,

       Близнецов двух, малолеточек.

       Заломивши лихо шапку набекрень,

       Он отправился к куме своей в курень.

       Там кума его калачики пекла;

       Баба добрая, румяна и бела,

       Испекла ему калачик горячо

       И уважила… еще, еще, еще.

2

       В это время за лучиною,

       С бесконечною кручиною

       Дремлет-спит жена Касьянова,

       Вспоминая мужа пьяного:

       "Пресвятая богородица!

       Где злодей мой хороводится?"

       Бабе снится, что в веселом кабаке

       Пьяный муж ее несется в трепаке,

       То прискочит, то согнется в три дуги,

       Истоптал свои смазные сапоги,

       И руками и плечами шевелит…

       А гармоника пилит, пилит, пилит.

       Продолжается видение:

       Вот приходят в _заведение_

       Гости, старые приказные,

       Отставные, безобразные,

       Красноносые алтынники,

       Все Касьяны именинники.

       Пуще прежнего веселье и содом.

       Разгулялся, расплясался пьяный дом,

       Говорит Касьян, схватившись за бока!

       "А послушай ты, приказная строка,

       У меня бренчат за пазухой гроши:

       Награжу тебя… Пляши, пляши, пляши!?

3

       Осерчало _благородие_:

       "Ах ты, хамово отродие!

       За такое поношение

       На тебя подам прошение.

       Накладу еще в потылицу!

       Целовальник, дай чернильницу!"

       Продолжается все тот же вещий сон:

       Вот явился у чиновных у персон