Раз народнику-пиите
Так изрек урядник-ундер:
"Вы не пойте, погодите,
Иль возьму вас на цугундер!"
Отвечал с улыбкой робкой
Наш певец, потупя очи:
"Пусть я буду пешкой, пробкой,
Но без песен жить нет мочи.
Песня в воздухе несется,
Рассыпаясь, замирая;
С песней легче сердце бьется;
Песня — это звуки рая.
Песне сладкой все покорно,
И под твердью голубою
Песнь не явится позорно
Низкой, подлою рабою.
Песня — радость в день печальный,
С песней счастлив и несчастный…"
Вдруг — свисток. Бежит квартальный,
А за ним и пристав частный.
Отбирают показанья
Твердой, быстрою рукою:
"Усладили вы терзанья
Русской песней, но какою?
Вы поете о народе, —
Это вредно. Пойте спроста:
"Во саду ли, в огороде…"
"Возле речки, возле моста…"
Много чудных русских песен
Как пиите вам известно…
Мир поэзии не тесен,
Но в кутузке очень тесно".
Внявши мудрому совету,
Днесь пиита не лукавит:
Он теперь в минуту эту
Лишь Христа с дьячками славит.
21 декабря 1884
ДО ЗЕЛЕНОГО ЗМИЯ И БЕЛЫХ СЛОНОВ(Ярмарочные монологи)
Господи! Господи! Что это мне
Все нехорошее снится во сне?
Кажется, я человек не безбожный?
Кажется, я не замечен ни в чем?
Я — коммерсант до того осторожный,
Что перестал торговать кумачом,
Ибо кумач есть материя _красная_,
Стало быть, очень и очень опасная,
…К черту кумач!
Баба, не плачь!
Дай-ка мне водочки,
Дай мне селедочки!..
Выпить до чертиков смею!
Если же явится врач —
В шею!
Слушай, жена! Хоть кричи — не кричи,
Все на подбор либералы врачи.
Я охмелел… но я вижу и слышу,
Бывши всегда на крамольников яр,
Что пожелал нашу новую крышу
Выкрасить _красною_ краской маляр…
Цыц! Не шалить! Пред моею указкою
Крышу мне вымазать дивою краскою!
…Вот мой совет:
Дикость — не вред…
Дайте же водочки,
Дайте селедочки…
Выпить до чертиков смею!
А для врача: "Дома нет! "
В шею!
…Весь я дрожу. На душе кипяток, —
Баба напялила _красный_ платок…
"Марья, пойми: это цвет либеральный…"
Предупреждаю хозяйку любя. —
Слышу в ушах я все звон погребальный,
Скоро вдовою оставлю тебя…
Впредь же платки от хозяина честного
Ты получай только цвета небесного".
…Грозен я сам:
Всех — по усам!
Дайте мне водочки,
Дайте селедочки!
Выпить до чертиков смею…
Лекарь приедет: ко псам!
В шею!
…Я взбушевался. В башке — ураган:
Книгу читает мой сын-мальчуган —
Книгу с проклятою _красной_ обложкой.
Дело не чисто. Дурачится бес:
Книга вдруг сделалась "рыжею кошкой!..
Брось ее в печку скорее, балбес!
Батюшки-матушки! светики-братики!
Где мне спастись от бесовской "Грамматики"?
Книжку — в огонь!
Петька, не тронь!
Дайте мне водочки,
Дайте селедочки!
Выпить при чертиках смею…
Кажется, лекаря конь?!.
В шею!
…С водочки белой расстроились мы:
_Красного_ цвета боюсь, Как чумы…
Чертики пляшут — и весел вельми я…
Сели мне на нос… Послушай, жена!
Пусть я допьюсь до _зеленого_ змия
Или до _белого_ зверя — _слона_…
_Белый, зеленый_ — цвета неопасные,
Стало быть, очень и очень прекрасные.
Марья! Ура!
Выпить пора!
Дай еще водочки,
Дай мне селедочки!
Я за слона выпить смею…
Лекаря гнать со двора —
В шею!
<1888>
NOTTURNO [5]
Далеко до блеска мая…
Ночь холодная, немая
Смотрит мрачным палачом.
В окна вьюга бьет тревогу,
И на улицу, ей-богу,
Не заманишь… калачом.
Ночь темна. Играй хоть в жмурки.
Леденея, у конурки,
Вторит вьюге бедный пес.
Ох ты, пес мой, пес мохнатый,
Сколько ты в ночи проклятой
Злого горя перенес!
Далеко до блеска мая…
Вьюге жалобно внимая,
Встал с полатей мужичок.
От бабенки отвернулся
Почесался, потянулся
И умчался… в кабачок.
Далеко до блеска мая…
Спотыкаясь и хромая,
Утопая вся в снегу,
Лошадёнка страх — худая.
Колокольчик, "дар Валдая",
Приуныл — и ни гу-гу.
Ночь темна. Луна не блещет.
Мужичок кобылку хлещет.
Бесконечно, без числа,
У кобылки поступь шатка…
Сколько муки ты, лошадка,
В злую ночь перенесла!
Ночь светлеет понемногу.
Месяц выступил в дорогу,
Озаряя небосвод…
Небо зимнее лазурно, —
И тоскливое "Notturno"
Ведьма-вьюга не поет.
1 февраля 1889
ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ
Сегодня много лет минуло нам… О Муза!
Состарились с тобой мы оба… Грустно мне,
Но я еще бодрюсь и не хочу союза
С тобою разрушать в душевной глубине.
Не обольщали нас небесные светила,
Не увлекались мы в мечтах: "Туда, туда!"
Со мной ты злилася, смеялась и грустила,
Когда царил Порок и плакала Нужда.
Как юноша-поэт, "восторгами объятый",
Я к небу не летал (царит на небе мгла).
Родимая земля с печальной русской хатой
И с грустной песенкой к себе меня влекла.
Ты не являлась мне в венке благоуханном:
Он не к лицу тебе, союзница, поверь.
Но… — грешный человек… — в мечтании гуманном,
Я верил, что для всех есть "милосердья дверь".
Как сказочный Иван, "по щучьему веленью",
Я с трепетом молил смиренно вот о чем:
"Пусть Солнце-батюшко младому поколенью
Даст в неба весточку живительным лучом.
Пусть юноша-поэт забудется, срывая
"С одежды облачной цветы и янтари".
Не так поется мне… Пою, не унывая:
"Ох, Солнце-батюшко! Весну нам подари!
Пусть скроется навек земное "горе-лихо"…
Тогда, в желанный час, мы с Музою вдвоем,
Забытые людьми, уснем спокойно, тихо,
И песню сладкую в могиле допоем".
1889
ДОБРЯК, ДУША — ЧЕЛОВЕК
Живя согласно с строгою моралью,
Я никому не сделал в жизни зла…
Он был в душе прекрасен, если ночь,
Ночь темную, назвать "прекрасной" можно.
(Он на нее похож был!)… Даже дочь —
Красавицу преследовал безбожно.
Нашла она в стенах монастыря
Убежище от батюшкиной сети
И в келий, в своей сиротской клети,
Прекрасная, как летняя заря,
Потухла вдруг.
…Поминки сотворя,
Отец стонал: — "О дети, наши дети!"
Он был добряк: менял на пятачки
По праздникам для нищих рублик медный.
Толпа пред ним рвала себя в клочки,
А он вздыхал: "Как дик народ наш бедный!"
И жарко он молился… (Кстати, вы
Считаете ль молитвою живою
И чистою, младенчески-простою —
Не для себя, а для людской молвы —
Кивание злодейской головы
Перед Христом и девой пресвятою?)
Добряк в душе, оратор неплохой,
Он возглашал чувствительные тосты
За жирною, янтарною ухой:
"Брат мужичок, как высоко возрос ты!
Пью за тебя, кормилец и герой!
Ты сохранил в душе живое семя,
Без ропота несешь ты жизни бремя!"
Но про себя добряк твердил порой:
"Ах, черт возьми! Прогнал бы я сквозь строй
С охотою все хамовское племя…"
Он у судьбы аллегри вынул номер,