Дарит священник брашнами небесными,
40. Священник Божий и великомощный царь,
[Происхожденье чьё неизреченное
Не обличает своего виновника,]
Мелхиседек, чей род, чьи прародители
Незнаемы, Бог ведает единый их.
И троевидна ангельская троица
Радушна старца вскоре посещает сень,
И уж в увядшем чреве Сарра плодныя
Дивится действу младости, бескровна мать,
Уже ликует чаду, в смехе каяся.
50. Предображенье той черты здесь явлено,
Которой наша жизнь да верно шествует:
В оружьях должно бдеть нам сердца верного
И всяческую часть нам тела нашего,
Что, в плен попавшись, гнусной служит похоти,
Собрав всю в доме силу, должно вызволить;
В своих нескудно мы мощны служителях,
Коль то, что могут триста восемнадцать слуг,
В изображенье узнаём мистическом.
Христос невдолге Сам, священник истинный,
60. Неизреченным, горним Кто рожден Отцом,
Счастливым брашно поднося победникам,
Стыдлива сердца в малу внидет хижину,
Гостеприимцу честь являя тройческу;
Засим и душу Дух, в своих объятиях
Честных, супругу, долгий срок бесчадную,
От вечна семя плодною соделает;
Тут, матерь поздня, вено взявши пышное,
Наследника даст в дом отцу достойного.
Психомахия
Опытам тяжким людским, о Христе, сострадающий присно,
В силе Отца и Своей, но единой, славу имущий, -
Чтим бо мы в обоих именах единого Бога,
Не одного: ведь Бог Ты, Христе, от Отца порожденный, -
Царь наш, молви, каким прегрешения войском способен
Дух воруженный изгнать из ложбины нашея груди,
Сколько подъемлется крат от волнуемых помыслов в недре
Смута, и душу колькрат истязает свара недугов,
Стража какая тогда на охрану потребна свободы
10. И сколь великая рать кипящим в предсердье яризнам
Выйдет встречь, на счастливую брань. Ведь, благий воевода,
Чуждыми доблестей всех, обнаженными всякия мощи
Хищных пороков в среду Ты отнюдь не вверг христолюбцев;
Сам избавительным Ты в осажденном теле дружинам
Биться велишь, и Сам превосходными вооружаешь
Средствами ум, которыми он, на ругателей сердца
Мощный восстать, для Тебя и ратует и побеждает.
Способ к победе у нас пред очами найдется, коль близко
Доблестей исты черты и с ними грядущих сразиться,
20. В силе враждебной, нам различить будет можно чудовищ.
Первой в поле спешит, к сомненному жребию битвы,
Вера, готова на бой, взмятенная, в сельских одеждах,
Наги плеча, власы нестрижены, длань беспокровна;
Ибо к славе любовь незапная, новых пылая
Битв, ни о дротах в тот час, ни о латном не помнит покрове,
Но на могущую грудь полагаясь, на члены открыты,
Вызов стремит, чтоб сломить опасности ярыя брани.
Се, донимающую дерзает, в бою отступившись,
Первой Веру сразить богам Приверженность древним.
30. Та же вражью главу и виски, омкнуты повязкой,
Оземь, воздвигшись над ней, бросает, уста, упоенны
Кровью скота, смежает с землей, стопой попирает
Смертью выкаченны глаза, и душу злотворну
Воздуха сбитый ток в перехваченной давит гортани,
И в задыханье протяжном свершается тяжкая гибель.
Победоносный полк ликовствует, где тысяча купно
Мучеников, на врага вдохновенных царицею Верой.
Храбрых общников днесь за стяжанну венчает цветами
Славу она, и горящей велит багряницей облечься.
40. На травянистое тут ревнуя выступить поле,
Лат доспешных красой озаряется дева Стыдливость;
Факел отчизны своей прияв, содомлянка Похоть
Близится к деве, сосну смоляную, пышущу серой,
Мещет в лицо, и очи ее стыдливые огнем
Ищет, и мерзостным их залить пытается дымом;
Но воспаленныя фурии длань и волчицы ужасной
Огненный камнем дрот отражает бесстрашная дева
И от священна лица отбивает светоч простертый.
Обезоруженныя гортань блудницы пронзает
50. Меч погруженный; пары она извергает горячи,
Кровию источены нечистой, и дух ее грязный,
Скоро вон устремясь, оскверняет воздух окрестный.
«Так получи! — гласит царица победно, — последний
Ныне день для тебя; простертой лежать тебе вечно,
Боле уж не дерзнешь рассевать пламена смертоносны
Ты на Божиих слуг, у коих нескверного духа
Недро горит от единыя лишь светильни Христовой.
Ты ль, истязательница человеков, могла, восприявши
Новую силу, согреть дыханье угашенной жизни,
60. После того как одр ассирийский глава Олоферна,
Усекновенна, кровьми упоив похотными, омыла,
Пышное ложе вождя-любодейца Юдифь непреклонна
Презрела и лезвеём пресекла нечистое буйство,
Знатный трофей жена пожавшая на супостате
Дланью без дрожи, моя отместница с горней отвагой!
Мало, быть может, того, что еще под сенью закона
Ратуя, храбра жена нашу прообразует годину,
Истая доблесть когда в тела низлилася земные,
Дабы могущу главу ссечь рукой служителей слабых.
70. Как! после оных ужель непорочныя девицы родов
Власть еще ты хранишь? после родов девы, от коих
Прежних истоков своих лишилась природа людского
Тела и новую плоть высокая всеяла сила,
И неневестною Бог зачат Христос был женою,
Смертной матери сын, но с Отцом Божество совокупно.
Всяка оттоль божественна плоть, что Его зачинает:
По сопричастью она приемлет Бога природу.
Ибо Слово, плотию став, не оставило быти
Словом, как было досель, приобщась владению плоти,
80. И величье Его не нищает из-за владенья
Плотию — нет, но влечет несчастных к доле славнейшей.
Тем пребывает, чем был всегда, быть тем, чем Он не был,
Предприемля: а мы уж не то, что были, — взросли мы,
К лучшему быв рождены — мне Он дал, Себя не ослабив;
Нашим Бог Своего не умалит, но, уделяя
Нашему от Своего, сим даром нас к небу возводит.
Се дары, что сражают тебя, о скаредна Похоть;
После Марии мое низвергнуть не в силах ты право.
К смерти начальная ты стезя, ты гибели двери,
90. Скверной пятная тела, погружаешь души ты в Тартар.
Скрой же в горькой главу, чума охладелая, бездне;
Сгинь, любодеица, к манам гряди, заключися в Аверне,
Нощи на мглистое дно низвержена буди стремглавно!
В глубях тебя пусть кружат зыби пламенны, черные зыби,
Сернистый вихрь пускай вратит в стремнинах гремучих,
Не искушать, о Фурий глава, тебе впредь христолюбцев,
Да очищенны тела своему послужат Владыке».
Молвила и, веселясь уничтоженной Похоти смертью,
Тут Стыдливость клинок омывает в волнах иорданских
100. Свой утучненный: на нем сукровица рдяной росою
Позапеклась, испятнав железо лоснистое раной.
Так премудрая меч очищает в речном омовенье,
С победоносного смыв погружением, победоносна,
Вражьей гортани грязь; но уж ей не довольно омытый
В ножнах спрятать клинок, где ржавь потаенна подёрнуть
Может очищенный лоск шершавою нечистотою:
В храм посвящает его кафолический, божья истока
К жертвеннику, где вечным ему искриться сияньем.
Скромная, с важным лицом, Терпеливость стояла недвижно
110. На средине полков, отколе волненья различны,
Раны и недра бойцов, пронзенные дротом жестоким,
Зрела, очи вперив, пребывая невозмутима.
Ярость её издали, кипящая, с пенистым зевом,
Вежды кровавы свои, залитые желчью, вращая,
Безучастну в бою и пикой тревожит и кличем,
Ждать не терпя, копием ее ищет, стремит укоризны,
Гребнем власатым тряхнув на главе, шеломом покрытой:
«Вот тебе, зрительница свободная нашего Марса;
Грудью беспечною ты прими смертоносно железо
120. И не скорби — для тебя в скорбях позорны стенанья».
Так речет, и свистяща сосна, вослед поношенью,
Ринутая по легким ветрам, несется под самый
Стомах верной стезей и прямым поражает ударом.
Но отлетает она, доспехом отброшена прочным:
Ибо из стали сплетенной броню троежильную Доблесть
Предусмотрела вздеть на плеча, и чешуйну железа
Ткань отвсюду витых скрепила ремней соплетеньем.
Так Терпеливость стоит в спокойстве, отважной пред всеми
Тучами стрел, для них пребывая неуязвимой:
130. Тщетен был чудища дрот, бушующего непомерно, -
Ждет она, чтобы своей погибла силою Ярость.
Подлинно, после того, как крепкие мышцы в досаде
Варварская воительница изнурила, и дротов
Тучею втуне она утрудила бесплодну десницу,
Легким полетом когда ветряные осыпались стрелы
И в метанье пустом полегли преломленные жала,
Идет злодейская длань к рукояти, с клинком искрометным
Силу собрав на удар, высоко от правого уха
Вздетая, мощно разит по средине черепа в розмах.
140. Но шишак медяной, из металла каленого зданный,
Под ударом звенит и прочь отлетевшее тупит,
Твердый, он острие; строптивый металл преломляет
Сталь пораженну, меж тем, как пустые встречает наскоки
Сдаться не знающий шлем и терпит удар безопасно.
Узрела Ярость когда, что клинок на отломки раздроблен,
Что распадшийся меч на мелкие сеется части,
На рукояти что держится длань, уж не тяжкой железом, -
Вне себя, бесполезную кость, постыдныя чести
Знак вероломный, прочь отметает, печальное презрев
150. Напоминанье, и смерть, исступленная, встретить пылает.
Дрот из многих один, рассеянных ею впустую,
В прахе она полевом на превратну приемлет потребу,
Древко в землю вонзив и жало к себе обративши,
Плоть прободает, горячей пройдя сквозь лёгкое раной.
Стоя над ней, речет Терпеливость: «Мы победили
Доблестью свычной порок ликующий, всяку опасность
Крови и жизни своей миновав: таков есть в законе
Нашем род войны — и фурий и всякое пагуб
Войско и буйную мощь угашать лишь стойкостью нашей.