160. Враг себе исступленье само, и себя же, беснуясь,
Губит, и дротом своим ничтожится огненна Ярость».
Молвив, средину полков безопасно она рассекает
Мужа избранного в сопутстве: зане неотлучно
Иов с наставницей был победительной в сечах жестоких,
Думен доселе челом и о многих вздыхая кончинах,
Но уж суровым лицом усмехаясь смежившимся ранам
И по несчетным рубцам многотрудных воспоминая
Тысячи браней, своё воздаянье, позор супостата.
Снити к покою ему уж велит богиня от всяких
170. Ратных волнений, и то, что потеряно, пленным богатством
Ныне умножить, и взять то, которому не потеряться.
Тесны дружины она и стекающиесь раздробляет
Строи, ступая сама невредимо сквозь ранящий ливень.
Доблестям спутницей всем единой она придается,
И помогу свою Терпеливость отважная вносит.
В бой опасный без Доблести сей не войдет ни едина
Доблесть: бессильна она, коль ее не крепит Терпеливость.
Той порой средь раздавшихся турм надменна Гордыня
На невзнузданном коне летала, львиной покрытом
180. Шкурой, чей мех бременил бока его многомощны,
Дабы, на гриве она воссевши звериной, кичливей
Реяла, зря свысока на дружины с дерзостной спесью.
Башненосну главу возвела власами витыми
Круто, груду сложивши, она, придать чтоб громадность
Кудрям, чтоб гордо чело несло стремнину велику.
Палла льняная у ней распускалася складками сверху
По раменам, узлом сплетена на персях округлым;
Тонкою дымкой тесьма от главы привольно струяся,
Ветры набежны тканьем набухающим воспринимает.
190. В дикости и звонконог у нее горделив беспокойной,
Стиснутых уст не терпя опенившимися удилами;
Гнёт хребет, скрежеща, то туда, то сюда он, лишенный
Вольного бега, и полн от поводьев натянутых злобы.
В сем ветряном обличье себя оказуючи, дева
Высится меж полков обоих, и в лудах узорных
Кругом гонит коня, грозна и ликом и гласом,
На сопротивный клин взирая, где воев немногих
С нищим оружьем на брань усильно тогда понукала
Дума Смиренна — хотя и царица, но помощи чуждой
200. Требующа, на своё снаряжение не полагаясь.
Ей пришла споборать Надежда, у коей высоко
Поднятое над землей в богатом царстве обилье.
Но Смиренну когда Гордыня безумная Думу,
Вооруженную лишь невзрачно дротом убогим,
Узрела, горьки к врагу она изливает глаголы:
«Жалкие! нет ли стыда — ополченною чернью на славных
В брани вождей посягать, железом народ донимая
Честью высокий, кому добыла ратная доблесть
Древни богатства, кому травою тучные холмы
210. Властно дала попирать? теперь же пришлец обнаженный
Тщится, коль можно ему, старинных изгнать властодержцев!
Вот кто наши своим в корысть восхитить десницам
Скиптры желает, вот кто возделывать пажити наши,
Нивы, плененны войной, пустошить сохой чужеземной
Тщится, суровых избыть затевая насельников Марсом!
Так, смехотворна толпа! в час, когда человек лишь родится,
Купно все члены, ещё от матерня теплые чрева,
Мы объемлем и власть по новорожденному телу
Мы разливаем, в костях младых водворяясь державно.
220. Место какое тогда вам далось в обители нашей,
Области наши когда со сверстным им верховенством,
Силою равны, росли? В единый день народившись,
Дом и хозяева, мы возмужали в равные лета,
После того, как, новая тварь, с возбраненного прага
Райского шествуя в путь, пустился в мир неизмерный,
Кожаное восприяв одеянье, Адам досточтимый:
Был бы нагим досель, не последуй он нашим внушеньям.
Кто же сей враг, от краев восстающий ныне безвестных,
Неотвязчив, убог, бессилен, подл и безумен,
230. Прав толь поздних себе домогаясь, доселе изгнанец?
Подлинно, то нам пустой молвы нелепицей мнится,
Что заставляет искать в ничтожестве все упованья
Будущих, может быть, благ, да ласкают томную праздность
Низменные утешенья, мечты навевая ленивы.
Косной надежде ли тех не ласкать, которых в сем прахе,
Новобранцев, грозная медь не стрекает Беллоны,
Чей невоинственный дух размягчает изнеженна доблесть?
Иль удобна к войне Стыдливости хладная печень,
Иль трудятся в боях Благочестия хрупкие чада?
240. Сколько, о Маворс, стыда, о доблесть, нам ведома, — этим
Воинствам противустать, приступаясь к сей сбродне с железом,
Средь девического десницу вмешать хоровода,
Праведность жалкая где повсегда и убогая Честность,
Трезвость иссохнувшая, Воздержность с лицом побледнелым,
Скудною кровью едва окрашенный Стыд и, лишенна
Всяких покровов, любой Простота открытая ране,
И простершаясь в прах, возбраняя себе быть свободной,
Дума Смиренна, чей страх оказует всю ее подлость!
Ну же! измолочу под стопами, точно солому,
250. Оную немощну рать — зане побивать их жестоким
Было б бесславно мечом, и зябкою кровью железо
Наше поить, и убогим мужей бесчестить триумфом».
Так она возопив, скакуна быстролетного нудит
Шпорою и, отпустив бразды, безрассудно несется
На смиренна врага со щитом из конския шкуры,
Жаждет, грянув, топтать опрокинутого супостата.
Но стремглав она валится в ров, который лукава
Ложь ископала тайком, рассекши недра равнины, -
Ложь, из мерзостных язв, из стада пороков, едина,
260. Изобретательница обманов, в предведенье брани
Обезобразившая коварными ямами поле,
С вражеския незаметно страны, чтоб прянувши строи
Принял пространный ров, станицы пожрав погруженны;
Дабы ж предательская не сделалась копь очевидной
Ратям сторожким, жерло она укрыла ветвями,
Дерн нанося и твердой земли притворяя обличье.
Но, не зная о сем, царица смиренная в дальнем
Поля краю была, к ловушке, Ложью созданной,
Не подойдя и злокозненна рва не шагнувши в лукавство.
270. Оная ж всадница в сей обман, стремительно мчася,
Впалась, и зев отверзся слепой пред нею внезапно:
Выбита, с шеи коня скользит оступившегось, между
Голеней сбитых его катится под конскою грудью.
Доблесть, однако ж, с ее поступкой кроткою, узрев:
Чудища сокрушено, поникшего при смерти, буйство —
Шаг устремляет к нему неторопко, главу лишь немного
Взвысив, на скромном лице оказуя сдержанну радость.
Медлящей верным идет Надежда спутником в помощь,
Мститель-меч подая, и любовь ей к славе вливает.
280. Та же, врага окровавленного ухвативши за кудри,
Выволокла и главу запрокинула шуйцей усильной;
Презрев мольбы, главу, с откинутой шеи ссекая,
Рвет и за влажны она власы вздымает обрубок.
Мертвый порок святыми усты порицает Надежда:
«Брось велеречить — всякую Бог сокрушает гордыню;
Рухнет величье; напыщенность лопнет; осядет надменье.
Спесь научися свою отлагать, научись опасаться
Рва пред стопою, всяк износящий угрозы высоки!
Нашего в силе Христа остается славное слово:
290. Взыдут смиренные ввысь, горделивые снидут глубоко.
Зрели мы, как Голиаф, и мощью и дерзостью страшный,
Немощной дланию был испровержен: отрочьей пущен
Был десницей в него из пращи кремень просвиставшей,
И в пораженно чело проницающей вторгнулся раной.
Он, непреклонен, грозлив, кичлив, немилостив, горек,
Буйно покамест кипит, пока ярится ужасно,
Вид свой являет пока, щитом устрашаючи ветры,
Вдруг испытав, на что способны ребячьи забавы,
Пылкий воитель, как раз от возраста нежного гибнет.
300. Отрок оный, за мной последовав с силой младою,
Выспрь к державе моей направил дух свой цветущий,
Ибо верный там мне блюдется чертог, под стопами
Бога всемощна, и мне, призывающей в горняя взыти,
С язвой сражаясь грехов, вручает себя победитель».
Молвила, и, разделив позлащенными воздух крылами,
В небо взметается дева; и ей, уходящей, дивятся
Доблести; души у них желаньем полнятся с нею
Вместе идти, когда бы война вождей не держала.
Бьются с пороками вновь и ждут своего воздаянья.
310. От закатных краев вселенной явился враждебник:
Сладострастность, своей не щадящая славы погибшей;
Масть на кудрях её, глас томен, очи блуждают;
В сласти забыла себя, услаждаться — цель ее жизни,
Дух ласкать и томить, впивать беспутно соблазны
Нежные и растлевать надломленное разуменье.
В то мгновенье она изрыгала всенощну трапезу,
Ибо, при свете зари лежа за пиршеством хриплу
Вдруг услыхала трубу и оттоле, покинувши теплы
Чаши, между ароматов и вин походкою шаткой
320. Шла, хмельная, на брань, стопою цветы попирая.
Но не ногами она — колесницей несома изящной,
Раненны ею сердца пленяла мужей изумленных.
О ратоборства вид небывалый! не трость окриленна
Реет, слетев с тетивы, ни дрот свистящий в ременном
Розмахе вспыхнет, ниже копием угрожает десница,
Нет — но фиалки она бросает игриво и розы
Взмахивает лепестком, на врагов проливает кошницы.
Так чаровательный дух добродетелям, уж обольщенным,
По потрясенным костям разливает нежну отраву,
330. Сладкоопасный кротит аромат сердца и оружье,
Мышцы, одетые в сталь, смягчает, сломивши их крепость.
Храбрость теряют они, побежденным подобно, роняют
Дроты бесславно, увы! из слабеющих рук, цепенея,
На колесницу пока, в различном каменьев сиянье,
Зрят удивленно, пока бразды её, кованью звонки,
И колесничную ось, из плотного злата, тяжелу,
Очи незыбно вперив, созерцают они и чредою
Идущи спицы, лучась серебром, которы извивом
Бледным электра широко объемлет обод колесный.
340. Вот уж воинство всё, в стремленье безудержном сдаться,
Волей преходит своей, хоругви клоня, вероломно,
Чтоб Сладостра