Завертью, нам лишь одним богатейший Тартар обязан
Людом во власти его; что вращают века, всё то наше;
Всё, чем мятется мир, занятья безумные, — наше.
Как учинилось, что сил наша пышная слава лишилась
Крепких? фортуна что днесь над усталою мышцей смеется?
Для христолюбцев ничто — монеты блистательной рдяный
Образ, ничто сребра им чекан, и сокровище всяко
Дёшево в их глазах, в своей помраченное чести.
Что в гнушении сем ученом? Над Искариотом
530. Мы ль не свершили триумф, кто, велий меж учениками,
Трапезу с Богом деля, обманывал, пира причастник,
Он не неведущего, простирая к солилу десницу,
Пламенной алчности полн, и на нашу стрелу налетел он,
Пажить позорну себе купив приязненна Бога
Кровью, за поле платить имущий удавленной шеей?
Зрел и Иерихон, при своем разрушенье, коль много
Длань наша мощна, когда погиб Ахар победитель.
Славен в сече и стен градских горделив низверженьем,
Злату он уступил, у врагов одоленных стяжанну,
540. В пепле заветном когда сбирая богаты проклятья,
Ненасытимо впивал он руин угрюму поживу.
Знатное племя ему не на пользу и древния ветви
Сам праотец Иуда, в родстве с Христом приобретший
Знатность свою, таким патриарх счастливый потомком.
Люб кому рода пример, любезен да будет и образ С
мерти: будь кара одна для тех, чей род был единым.
Что же Иуды сродников я иль сродников медлю
Священнодетеля вышня — зане так чтят Аарона -
Ложью какой соблазнить, коль в Марсовых сшибках слабее?
550. Важности нет, оружьем триумф иль обманом даётся».
Молвив, свирепа лица и фурийна вооруженья
Разом совлекшись, вид на себя честной восприемлет:
Доблесть она и лицом, и повадкой, и ризой суровой,
Кою зовут Бережливость, кому жить по сердцу скромно
И своё сохранять, ничего не хватаючи жадно:
Вид прилежный снискал похвалу представляема нрава.
Лживая обликом сим себя притворяет Беллона,
Чтобы не алчной чумой, но умеренной Доблестью мниться.
И благочестья она пеленою нежною кудри
560. Кроет змеины, чтоб плат ее убеленный сокрытой
Ярости не обнажил, и, жестокое бешенство пряча,
Страсть хватать и тянуть и скрывать стяжание жадно
Сладостным титлом она нарицает заботы о чадах.
Зраком прельщая, сердцам, на свою доверчивым гибель,
Лжет она: следом мужи за зловещим чудовищем идут,
Думая Доблести быть здесь делу; Эриния гнусна
Ловит согласных легко, замыкая в цепкие узы.
Ошеломленны вожди, в смятенье все их дружины,
Зыбился Доблестей строй, смущен обольщеньем двувидна
570. Чудища, не разумея, в нем зреть ли дружество должно
Иль распознать вражду. Изменчива, двойственна гибель
Взоры сомнительны их колебала обличьем неясным,
Как внезапно, взгремев, на средину поля Щедрота
Прядает, помощь неся соратникам, ввергшися в битву:
В войске последнею шла по ряду, едина имея
Брани предел положить, скорбей никаких не оставив.
Всякое бремя с рамен низвергла, без всякого платья
Шаг свой держа, и от многой она избавилась клади;
Некогда грузом богатств и тяжкого злата согбенна,
580. Ныне свободна, зане, неимущим сочувствуя, много
Им помогла, широко раздавая наследно именье.
Верой богата, свои уж зрела ларцы опустелы,
Прибыль, имущую ей воздаться в вечности, числя.
Вострепетала, перун видя Доблести неодолимой,
Вне себя, замерла, с оглушенными чувствами, Алчность,
Чуя погибель: ведь где для лжи ещё средство, чтоб сникла
Мира попрательница сама, одоленна мирскими
Похотьми, спутавшись вновь со златом, презренным ею?
Грянула тут на трепетную храбрейшая Доблесть,
590. С жестким дланей узлом, и, гортань ей сдавив, раздробляет
Обескровленный зев и сухой; смыкаются тесны
Путы пястей на подбрадье её, из глотки смеженной
Душу исторгнув: и та, никакой не похищена раной,
Корчится лишь — и затем, что проход пресечен ей дыханья,
Запертую в узилище жил принимает кончину.
Та же, противящуюсь коленом сдавив и стопою,
Ребра ей прободает, ломя запыхавшеесь чрево.
С мертвого тела поживу его забирает: и злата
Грубого грязны куски, досель еще не прокаленный
600. В печи металл, и мошны, изъеденные неисчетной
Тлею, монеты, которые ржавь затянула зелена,
Долго хранимые, вкруг рассевает победница, нищим
Сыплет, убогих она ущедряет добром полоненным.
Тут омкнувши ее с ликующим видом станицы
Узрев, полков посреди восклицает она, веселяся:
«Препоясание прочь, сложите вы долу оружье!
Зол толиких вина погубленна лежит; на поживу
Зев разверзавшийся мёртв — святым упокоиться можно.
Высший покой — не желать ничего сверх того, что насущной
610. Нуждой взыскуется, снедь чтоб простая, единственна риза
Слабой плоти покров, укрепленье воздержное дали,
Не увлекая уйти из начертанной меры природой.
В путь сбираясь идти, не бери ты пиру с собою,
Ни о ризе другой, на смену, отнюдь не заботься;
И не пекись о завтрашнем дне, чтоб чрево без пищи
Не оставалося: ядь дневная с солнцем приходит.
Видишь: из птиц ни одна о завтрашнем дне не помыслит,
Божьей опеке свое пропитанье вверяя бесстрашно!
Корм насущный снискать уповают птицы ничтожны,
620. И в воробьях, которых за асс продают, обитает
Вера незыблемая, поможеньем могущего Бога
Не погибнуть — ты ж, Божья любовь, Христово подобье,
Ты боишься, чтоб твой тебя не покинул Создатель?
Не трепещите! дающий вам жизнь дает вам и пищу,
Должно в науке искать небесной вам снедь светоносну,
Коей питаясь, растет упованье нетленного века,
Тело забудьте свое: не забудет его сотворивший
Вам пропитанье являть, снабдевая жаждущи члены».
Гонит заботы сей клич; Изнуренность, Страх и Насильство,
630. И Злодеянье, и Ложь, отметница верности прочной,
Вспять, отбиты, бегут. По разгроме врага изгоняет
Мир любезный войну; тут разоружается всякий
Страх, и со чресл кушак, расстегнувши пряжку, срывают.
К самым стекают стопам ниспадающи их одеянья,
Бурный умерен их шаг степенностию гражданина.
Горнов гнутая медь молчит; возвращается кроткий
Меч в ножны, и когда осела пыль на равнинах,
Ясный вид светозарного дня обличился без облак;
Зрел бы ты, как небеса ослепительным светом лучатся.
640. Чувствуют, что Громовника лик улыбается сверху
Чистым полкам их, вершцы, веселясь скончанию брани,
И что Христос победе своих ликовствует в эфирной
Крепи и слугам своим отверзает отчую бездну.
Знак счастливой Согласностью дан — победительных в ратный
Стан орлов повернуть и в шатры свои возвращаться.
Славы такой, ниже таковой красы не знавала
Рать ни одна, когда двойчата станица широко,
Чином раздельшися, шла: пешцы псалмопевствуя строем,
А с другой страны отзываются вершники гимном.
650. Точно так воспевал Израиль, озряся победно
На зияющу ярь позади них пучины грозливой,
В час, как, измерив стезю, ногой сухою он берег
Попрал противный, и, вкруг подошвы подъемля шипенье,
Рушился холм нависшей воды, и отхлынувшей хлябью
Черных на самом он дне насельников Нила застигнул,
Сбыли струи, и вновь отдается бурун на нырянье
Рыбам, нагие пески накатившей сокрылися стрежью.
Тут в полнозвучный тимпан ударил отзывистым плектром
Божий сонм, чтоб чудо воспеть, Всемогущего дело,
660. Ввек достопамятное: меж брегов струистых пучине,
Зыби рассекши ее и вихри спнувши над нею,
Дать возрасти, и воздеты валы принудить держаться.
Так, по скончании сеч с пороков племенем, льются
Доблестей таинственны песнопенья в псалмах сладкогласных.
Вот достигли они до лагерных врат, где стесненный
Вход сквозь вал подают с двойною створкой запоры.
Здесь непредвиденную тревогу рождает лукавство
Зла плачевного, Мир возмущая кроткий враждебством,
Толь великий триумф омрачая несчастьем незапным.
670. Так случилось, что средь густой дружины Согласность
Стопы когда уж вносила свои в спокойные стены,
Тайный, сокрывшегося порока направленный дланью,
Меч ей под левый бок впивается. Хоть облегала
Ткань чешуйчатая колец железных плетеньем
Тело её, хотя сцепленья крюков не пустили
Жало язвительно, цепкая нить тугими узлами
Грянувшему не дала лезвею погрузнуть во чрево,
Редкий, однако же, шов в просвете тонком железу
Вникнуть позволил, там, где крайни чешуи к лощеным
680. Латам примкнули, доспех где кромкой сходится с телом.
Рану сию нанесла воительница злоковарна
Сгибших полков, обманув победителей неосторожных;
Ибо, когда ополченье грехов рассыпалось, Распря
В наши вступила полки, приявши облик соратный.
Плащ раздранный ее и бич, из множества свитый
Змей, далеко в полях, средь груд валялись доспешных, -
А сама, увязав зеленой маслиною кудри,
Отклик, ликующая, торжественным шлет хороводам,
Пряча под ризой кинжал, тебя, величайшая Доблесть,
690. Только тебя из толикой толпы, о Согласность, прискорбным
Ковом взыскуя; но ей прободать священного тела
Недра отнюдь не дано: едва неглубоким ударом
Кожу задетую нить прочертила скудная крови.
Доблесть, застигнута вдруг, восклицает: «Что совершилось?
Кая таится здесь вражья длань, ликование наше
Ранящая, средь веселий таких потрясая железом?
Много ль пользы, что брань необузданны гневы сломила
И священная рать, пороки казнив, вся вернулась,
Если Доблесть падет и в тиши?» Взволнованно войско
700. Скорбный взор к ней вратит: точится, знаменье раны,
Ризой железною кровь. Тотчас неприятеля ужас,
Рядом стоящего, им выдает: ведь бледность на лике,