[1511]. Это указывает, как мне кажется, на то, что божественнейшие и высочайшие из предметов созерцания и разумения являются всего лишь некоторыми гипотетическими[1512] выражениями подножий все Превосходящего, с помощью которых обнаруживается превышающее всякое мышление присутствие Того, Кто опирается на умственные вершины Его святейших мест[1513].
И тогда Моисей отрывается от всего зримого и зрящего и во мрак[1514] неведения[1515] проникает воистину таинственный, после чего оставляет всякое познавательное восприятие и в совершенной темноте и незрячести оказывается, весь будучи за пределами всего, ни себе, ни чему — либо другому не принадлежа, с совершенно не ведающей всякого знания[1516] бездеятельностью в наилучшем смысле соединяясь и ничего — не — знанием сверхразумное уразумевая.
Глава 2. Как подобает восходить ко всеобщей и все превосходящей Причине и Ее воспевать
Молимся о том, чтобы оказаться нам в этом пресветлом мраке[1517] и посредством невидения и неведения видеть и разуметь то, что выше созерцания и знания, что невозможно ни видеть, ни знать, ибо это и есть поистине видеть и ведать; и — чтобы Пресущественного пресущественно[1518] воспеть путем отъятия всего сущего, подобно создателям самородноцельной статуи изымая все облегающее и препятствующее чистому восприятию сокровенного, одним отъятием выявляя как таковую сокровенную красоту.
Подобает, как мне кажется, отъятия предпочитать прибавлениям[1519]. Ибо прилагая, мы сходим от первейших через среднее к последним; а в этом случае, восходя от последних к первейшим, все отнимаем, чтобы, открыв, уразуметь то неведение, прикровенное в сфере сущего[1520] познаваемым, и увидеть тот пресущественный мрак, скрываемый всяческим светом, связанным с сущим.
Глава 3. Каково катафатическое богословие и каково апофатическое
В «Богословских очерках»[1521] мы раскрыли, что принадлежит собственно катафатическому богословию: почему божественная и благая Природа называется единственной, почему тройственной, что в ней именуется Отцовством и Сыновством, прояснению чего служит богословие Духа, как от невещественного и неделимого Блага происходят в сердце благостные светы и пребывают в нем, в самих себе и друг в друге неотрывными от совечного их возникновению Пребывалища[1522]; почему пресущественный[1523] Иисус восуществляется естественными для человека истинами; и остальное, что явлено Писанием, разъяснено в «Богословских очерках».
В книге же «О божественных именах»[1524] говорится о том, почему Бог именуется Благим, почему Сущим, почему Жизнью, Премудростью, Силой и прочим, чем пользуется умозрительное богоименование.
В «Символическом же богословии»[1525] — каковы от чувственного на божественное метонимии, что такое божественные формы, каковы божественные образы, части, органы, что представляют собой божественные места, миры, каковы стремления, страдания, негодования, что такое упоения и похмелья, каковы клятвы и проклятия, что — сны, каковы пробуждения, и что представляют собой прочие священнозданные формы символического богословия.
Ты, я думаю, видел, насколько последнее многословнее первого[1526].
Подобает ведь «Богословским очеркам» и раскрытию божественных имен быть короче «Символического богословия»[1527]. Ибо, по мере нашего восхождения вверх, речи вследствие сокращения умозрений сокращаются[1528]. Так что и ныне, входя в сущий выше ума мрак, мы обретаем не малословие, но совершенную бессловесность и неразумение[1529].
А оттуда, сверху, до пределов нисходя, слово по мере нисхождения[1530] соответствующим образом распространяется. Но теперь, восходя от нижнего к высшему, по мере восхождения оно сокращается и после полного восхождения будет вовсе беззвучным и полностью соединится с невыразимым.
Почему, спрашиваешь ты, утверждения о божественном начиная с первичного[1531], божественные отъятия мы начинаем с последнего[1532]? Потому что, высказывая утверждение о все Превосходящем, подобает начинать гипотетическую катафазу[1533] с более тому родственного. Отнимая же от того, что выше всякого отъятия, — начинать отнимать с более от того удаленного. Разве не более Бог жизнь и благость[1534], нежели воздух и камень[1535]? И не в большей ли мере не бывает Он в похмелье и не гневается, чем не может быть выражен словом или помыслен?
Глава 4. Что ничем из чувственного не является, превосходя его, Причина всего чувственного
Итак, мы утверждаем, что Причина всего, будучи выше всего, и несущностна, и Ήeжизнeннa, не бессловесна, не лишена ума и не есть тело; не имеет ни образа, ни вида, ни качества, или количества, или величины; на каком — то месте не пребывает[1536], невидима, чувственного осязания не имеет; не воспринимает и воспринимаемой не является; Ей не свойственны беспорядок, смута и беспокойство, возбуждаемые страстями материи; Она не бессильна как неподверженная чувственным болезням, не имеет недостатка в свете; ни изменения, ни тления, ни разделения, ни лишения, ни излияния не претерпевает; и ничего другого из чувственного Она не представляет Собой и не имеет.
Глава 5. Что ничем из умственного не является, превосходя его, Причина всего умственного
Далее восходя, говорим, что Она не душа, не ум; ни воображения, или мнения, или слова, или разумения Она не имеет[1537]; и Она не есть ни слово, ни мысль; Она и словом не выразима и не уразумеваема; Она и не число, и не порядок, не величина и не малость, не равенство и не неравенство, не подобие и не отличие; и Она не стоит, не движется, не пребывает в покое; не имеет силы и не является ни силой, ни светом; Она не живет и не жизнь; Она не есть ни сущность, ни век, ни время; Ей не свойственно умственное восприятие; Она не знание, не истина, не царство, не премудрость; Она не единое и не единство[1538], не божественность или благость; Она не есть дух в известном нам смысле, не сыновство, не отцовство[1539], ни что — либо другое из доступного нашему или чьему — нибудь из сущего восприятию; Она не что — то из не — сущего и не что — то из сущего; ни сущее не знает[1540] Ее такой, какова Она есть[1541], ни Она не знает сущего таким, каково оно есть; Ей не свойственны ни слово, ни имя, ни знание; Она не тьма и не свет, не заблуждение и не истина; к Ней совершенно не применимы ни утверждение, ни отрицание; и когда мы прилагаем к Ней или отнимаем от Нее что — то из того, что за Ее пределами, мы и не прилагаем, и не отнимаем, поскольку выше всякого утверждения совершенная и единая Причина всего, и выше всякого отрицания превосходство Ее, как совершенно для всего запредельной.
Послания
Послание 1. Гаию служителю[1542]
Тьма исчезает от света, а тем более от многого света; неведение истребляют знания, а тем более многие знания. Восприняв это в смысле превосходства тьмы, а не тьмы как лишенности[1543]света, говори сверхистинно, что незнание о Боге и все превышающая Его тьма таятся от обладающих сущим в мире светом[1544] и знанием сущих, скрываются от всякого света и прячутся от всякого знания. И если кто — нибудь, видя Бога, уразумел[1545], что он видел, то понял, что он не Его видел, но нечто из сущего, Ему принадлежащего и уразумеваемого. Сам же Он пребывает превыше ума и сущности, и Ему совершенно не свойственно ни быть познаваемым, ни существовать[1546]. И совершенное незнание, понимаемое в лучшем смысле, есть знание Того, Кто выше всего познаваемого.
Послание 2. Тому же [Гаию служителю]
Каким образом Находящийся вне всего выше[1547] богоначалия и выше благоначалия? Если божественность и благость[1548] поймешь как самое дело благотворящего и боготворящего дара и неподражательное подражание Сверхбожественному и Сверхблагому, соответственно которому мы обоживаемся и ублажаемся,