Термин "реальное", который поначалу имел лишь второстепенное значение, выступая в качестве своего рода страховочного поручня, постепенно развивался, и его значение значительно изменилось. Вначале он, естественно, выполнял по отношению к символическим заменам и воображаемым вариациям функцию постоянства: "Реальное - это то, что всегда возвращается на то же место". Затем оно стало тем, перед чем воображаемое колеблется, о что спотыкается символическое, что является тугоплавким, устойчивым. Отсюда формула: "реальное - это невозможное". Именно в этом смысле термин начинает регулярно появляться в качестве прилагательного для обозначения того, чего не хватает в символическом порядке, неустранимого остатка всех артикуляций, закрытого элемента, к которому можно приблизиться, но за который никогда нельзя ухватиться: пуповина символического.
В том виде, в каком их различает Лакан, эти три измерения, как мы уже сказали, глубоко разнородны. Однако тот факт, что эти три термина были соединены в ряд, поднимает вопрос о том, что их объединяет, вопрос, к которому Лакан обратилсяв своих последних размышлениях на тему Борромеева узла (Séminaire 1974-75, озаглавленный "R.S.I.").
JOUISSANCE (jouissance). В английском языке нет адекватного перевода этого слова. Наслаждение" передает содержащийся в jouissance смысл пользования правами, собственностью и т. д. К сожалению, в современном английском языке это слово утратило сексуальные коннотации, которые оно сохраняет во французском. (Jouir на сленге означает "кончать".) "Удовольствие", с другой стороны, предваряется "plaisir" - и Лакан использует эти два термина совершенно по-разному. Удовольствие" подчиняется закону гомеостаза, который Фрейд упоминает в "За пределами принципа удовольствия", где через разрядку психика стремится к минимально возможному уровню напряжения. Jouissance" преступает этот закон и в этом отношении выходит за рамки принципа удовольствия.
ЗНАНИЕ (savoir, connaissance). Там, где "знание" переводится как "connaissance", я добавил французское слово в скобках. Большинство европейских языков проводят различие (например, гегелевские Wissen и Kenntnis), которое теряется в английском. В современном французском мышлении разные авторы используют это различие по-разному. По Лакану, connaissance (с неизбежным сопутствующим ему "méconnaissance") относится к воображаемому регистру, а savoir - к символическому.
LACK (manque). 'Manque' переводится здесь как 'недостаток', за исключением созданного Лаканом выражения 'manque-à-être', для которого сам Лакан предложил английский неологизм 'want-to-be'.
LURE (leurre). Французское слово переводится по-разному: "приманка" (для ястребов, рыб), "приманка" (для птиц), "наживка" (для рыб), а также понятия "allurement" и "enticement". У Лакана это понятие связано с "méconnaissance".
MÉCONNAISSANCE. Я решил оставить французское слово. Оно означает "неспособность распознать" или "неправильное понимание". Это понятие является центральным в мышлении Лакана, поскольку для него знание (connaissance) неразрывно связано с méconnaissance.
ИМЯ-ОТЦА (nom-du-père). Это понятие в некотором смысле происходит от мифического, символического отца из фрейдовских "Тотема" и "Табу". В терминах трех порядков Лакана оно относится не к реальному отцу, не к воображаемому отцу (отцовскому имаго), а к отцу символическому. Фрейд, говорит Лакан, был вынужден "непреодолимо связать появление сигнификата Отца, как автора Закона, со смертью, даже с убийством Отца, показывая тем самым, что хотя это убийствоявляетсяплодотворным моментом долга, через который субъект связывает себя на всю жизнь с Законом, символический Отец, в той мере, в какой он обозначает этот Закон, безусловно, является мертвым Отцом" (Écrits, "О вопросе, предварительном для любого возможного лечения психоза").
NEED (besoin). См. "Желание".
OBJETPETIT a. "a" означает "autre" (другой), это понятие было разработано на основе фрейдовского "объекта" и собственной эксплуатации Лаканом "инаковости". Маленькое "а" отличает объект от "Autre" или "grand Autre" (Другого с большой буквы) (и в то же время соотносит его с ним). Однако Лакан отказывается комментировать здесь оба термина, оставляя читателю возможность оценить эти понятия в процессе их использования. Более того, Лакан настаивает на том, что "objet petit a" должно оставаться непереведенным, приобретая, таким образом, статус алгебраического знака.
1
Стадия зеркала как формирующая функцию / как раскрывается в психоаналитическом опыте
Концепция зеркальной стадии, которую я представил на нашем последнем конгрессе, тринадцать лет назад, с тех пор более или менее утвердилась в практике французской группы. Однако я считаю целесообразным вновь обратить на нее ваше внимание, особенно сегодня, поскольку она проливает свет на формирование Я в том виде, в каком мы переживаем его в психоанализе. Это опыт, который заставляет нас выступать против любой философии, непосредственно исходящей из Cogito.
Возможно, кто-то из вас помнит, что эта концепция берет свое начало в одной особенности человеческого поведения, освещенной одним из фактов сравнительной психологии. Ребенок, в возрасте, когда он на какое-то время, пусть и ненадолго, уступает шимпанзе в инструментальном интеллекте, тем не менее уже может распознать в зеркале свое собственное изображение. Это узнавание проявляется в иллюминативной мимикрии Aha-Erlebnis, которую Келер рассматривает как выражение ситуативной апперцепции, важнейшей стадии акта интеллекта.
Этот акт, далеко не исчерпывающий себя, как в случае с обезьяной, как только образ был освоен и признан пустым, немедленно возобновляется в случае с ребенком в серии жестов, в которых он в игре переживает связь между движениями, предполагаемыми в образе, и отраженной средой, а также между этим виртуальным комплексом и реальностью, которую он дублирует - собственным телом ребенка, а также людьми и вещами вокруг него.
Это событие может произойти, как мы знаем со времен Болдуина, с шестимесячного возраста, и его повторение часто заставляло меня размышлять над поразительным зрелищем младенца перед зеркалом. Еще не умея ходить и даже вставать, крепко держась за какую-то опору, человеческую или искусственную (то, что во Франции мы называем "trotte-bébé"), он, тем не менее, в порыве ликующей активности преодолевает препятствия своей опоры и, зафиксировав свое положение в слегка наклоненном вперед положении, чтобы удержать ее во взгляде, мгновенно возвращает аспект изображения.
Для меня эта деятельность сохраняет тот смысл, который я придавал ей до восемнадцатимесячного возраста. Этот смысл раскрывает либидинальный динамизм, который до сих пор оставался проблематичным, а также онтологическую структуру человеческого мира, которая согласуется с моими размышлениями о параноидальном знании.
Мы должны понимать стадию зеркалакак идентификацию, в том полном смысле, который придает этому термину анализ: а именно, как трансформацию, происходящую в субъекте, когда он принимает образ - на предопределенность которой к этой фазе-эффекту достаточно указывает использование в аналитической теории древнего термина imago.
Это ликующее принятие своего зеркального образа ребенком на стадии младенчества, все еще погруженным в свою двигательную неспособность и зависимость от няни, казалось бы, демонстрирует в образцовой ситуации символическую матрицу, в которой Я осаждается в первозданном виде, прежде чем оно объективируется в диалектике идентификации с другим, и прежде чем язык возвращает ему, в универсальном, его функцию субъекта.
Эту форму следовало бы назвать Идеал , если бы мы захотели включить ее в наш обычный реестр, в том смысле, что она будет также источником вторичных идентификаций, под которые я бы подвел функции либидинальной нормализации. Но важно то, что эта форма помещает агентство эго, до его социальной детерминации, в фиктивное направление, которое всегда будет оставаться нередуцируемым только для индивида, или, скорее, которое толькоасимптотически присоединится к приходу-в-бытие (le devenir) субъекта, независимо от успеха диалектических синтезов, посредством которых он должен разрешить как Я свой диссонанс с собственной реальностью.
Дело в том, что тотальная форма тела, с помощью которой субъект в мираже предвосхищает созревание своей силы, дана ему только как гештальт, то есть во внешнем облике, в котором эта форма, конечно, скорее составная, чем конституированная, но в котором она предстает перед ним прежде всего в контрастном размере (un relief de stature), который фиксирует ее, и в симметрии, которая инвертирует ее, в отличие от бурных движений, которые, как чувствует субъект, оживляют его. Таким образом, этот гештальт - беременность которого следует рассматривать как связанную с видом, хотя его двигательный стиль остается едва различимым - этими двумя аспектами своего появления символизирует психическое постоянство Я, в то же время предвосхищая его отчуждающее предназначение; он все еще беременен соответствиями, объединяющими Я со статуей, в которую человек проецирует себя, с фантомами, которые доминируют над ним, или с автоматом, в котором, в двусмысленном отношении, мир его собственного создания стремится найти завершение.
Действительно, для имаго, чьи завуалированные лица мы имеем честь видеть в общих чертах в нашем повседневном опыте и в полутени символической действенности, зеркальный образ, похоже, является порогом видимого мира, если исходить из зеркальной диспозиции, которую имаго собственного тела представляет в галлюцинациях или снах, касается ли это его индивидуальных черт, или даже его недугов, или его объектных проекций; или если мы наблюдаем роль зеркального аппарата в появлении двойников, в которых проявляются психические реальности, пусть и неоднородные.
О том, что гештальт способен оказывать формирующее воздействие на организм, свидетельствует один из биологических экспериментов, который сам по себе настолько чужд идее психической причинности, что не может заставить себя сформулировать свои результаты в этих терминах. Тем не менее, он признает, что необходимым условием для созревания гонад самки голубя является то, что она должна увидеть другого представителя своего вида, любого пола; это условие настолько достаточно само по себе, что желаемый эффект может быть получен просто путем помещения особи в пределах досягаемости поля отражения зеркала.Точно так же в случае с перелетной саранчой переход в течение одного поколения от одиночной к стайной форме может быть достигнут, если на определенном этапе подвергнуть особь исключительно визуальному воздействию аналогичного изображения, если оно оживлено движениями, достаточно близкими к характерным для данного вида. Подобные факты вписываются в порядок гомеоморфной идентификации, что само по себе относится к более широкому вопросу о значении красоты как формообразующей и эрогенной.