Рэндал опешил. От страха его прошиб озноб.
– Хороший жеребец, – осмелев, проговорил он. – Славный.
Стю не ответил. То есть ответил, но не сразу.
– Рэндал, мы с тобой бог знает сколько соседи…
– Уже три поколения, – согласился Рэндал и поинтересовался, в чем дело.
– Я только хочу сказать, – процедил Стю, – что вам с Лизой всегда будут рады у нас.
– Стю?
– Это не мое дело, конечно, – запинаясь, произнес сосед, – но мы с Глендой будем очень признательны, если ты не станешь приводить к нам эту бестию.
Рэндал спросил: в коне, что ли, дело? Может, Лиза успела провиниться? У Гилкрестов две дочки ее возраста. Девчонки могли поссориться, поцапаться, а после помириться – и все быстрее вспышки молнии жарким августом. Они любят сгустить краски.
В трубке щелкнуло, и в беседу вступила жена Стю, Гленда. Рэндал представил, как она сидит на кровати, со второй трубкой в руке.
– Рэндал, – сказала она, – не сердись, пожалуйста, но мы не разрешим нашим девочкам и близко подходить к твоей ферме. Пока жива эта лошадь.
Рэндал начал было возражать, однако Гилкресты попрощались с ним и повесили трубки.
За следующие несколько часов позвонили почти все соседи: Хокинсы, Рамиресы, Кой, Шэнди и Тернеры. По всему выходило, что группа наездниц движется вкруг района по Семнадцатой дороге, в сторону Боундари-лейн, а после – на запад по Скай-Ридж-трейл и по дороге заглядывает к родителям или родственникам каждой девочки в группе. Все они – матери, отцы, тетушки, дядюшки, бабки-дедки или кузены – по очереди спешили отзвониться. Сдержанно поприветствовав Рэндала, все, как один, спрашивали: уж не Сынишка ли Рыжего Султана под седлом Лизы? Стоило ответить утвердительно: да, мол, он самый, – как его предупреждали: чтобы копыта этого жеребца на их дворе не было. Более того, если Рэндал от него не избавится, с ним перестанут общаться.
К концу поездки Лиза осталась совершенно одна: ближе к вечеру компаньонкам строго запретили сопровождать ее. Впрочем, к дому Лиза подъезжала, ни капли не смущенная. Голову держала высоко, спину прямо, вид имела самодовольный, если не сказать победный.
Жеребец вел себя кротко, проявлял доброту и покладистость. Лиза, пока чистила ему бока, сказала, что он послушен, исполняет команды. И ход у него плавный. Ничто – ни собаки, ни машины, ни самолеты, с которых опыляют посевы, – его не пугает. Никто и слова дурного не сказал. Странная реакция родственников подруг Лизу не встревожила: увидев коня, они даже не думали подходить к нему, велели только девочкам спешиться и направляться домой.
Той ночью, когда Рэндал с дочерью мыли посуду, к их дому подъехала машина. Остановилась в конце гравийной дорожки. Из-за звонков Рэндал нервничал; он ждал, что машина вот-вот уедет, но тут окно разбилось. Кто-то побежал прочь, заскрипели по гравию покрышки. Среди осколков на ковре в гостиной лежал изогнутый предмет… Подкова.
Лиза взглянула на нее, слегка скривив губы в улыбке.
В следующую субботу они погрузили Сынишку Рыжего Султана в прицеп и поехали на ферму к Мерривезерам. Энид Мерривезер обучала верховой езде всех в округе еще с тех пор, как сам Рэндал был мальчишкой. Парковка перед паддоком кишела мамочками, их дочками и лошадьми. Стоило Лизе распахнуть дверцу прицепа, как гомон на площадке смолк.
Одна девочка захихикала, за что удостоилась гневного взгляда старших.
Кто-то произнес:
– Да это никак Сынишка Рыжего Султана…
Все обернулись на голос Энид Мерривезер, великой наездницы. Она шла, поскрипывая кожаными сапогами; на пуговицах ее фрака играл бликами солнечный свет. Окинув взглядом притихших мрачных мамаш, она посмотрела на Лизу и не без сочувствия сказала:
– Прости, но группу на этот сезон мы набрали. С избытком.
Рэндал выступил вперед со словами:
– Помнится, вы набирали группы и покрупнее.
Если не считать мамочек, девчонок набралось не больше среднего.
Лиза будто не слышала обращенных к ней слов – она провела жеребца вниз по пандусу. Энид попятилась – Энид Мерривезер, которая никогда прежде не пятилась, как бы ни был конь строптив! Не спуская глаз с жеребца, она жестом велела остальным расступиться. Подняла стек.
– Буду признательна, если ты погрузишь животное обратно в кузов и увезешь.
Толпа затаила дыхание.
– С какой стати? – прокричала в ответ Лиза с таким небрежением, какого Рэндал прежде в голосе дочери не слыхал. Лиза не просто покраснела. Она сделалась цвета солнца, когда смотришь на него сквозь прикрытые веки.
– С какой стати!.. – рассмеялась мисс Мерривезер и оглядела толпу в поисках поддержки. – Твой конь – убийца!
Невозмутимо глядя на свое отражение в ногтях, Лиза сказала:
– А вот и нет. – Она прижалась к щеке лошади. – Право же, он милый мальчик.
– Он хуже, чем убийца, – сказала великая наездница и сделала жест мамашам, чтобы те подтвердили ее слова. – Здесь всякий согласится со мной.
Лиза обернулась к отцу – Рэндал стоял онемев. Конь тем временем вытянул шею, принюхался и зевнул.
Энид Мерривезер посмотрела на усмехающуюся девочку чуть ли не с жалостью.
– Лиза Рэндал, ты прекрасно знаешь, что этот конь – воплощение зла.
– А вот и нет! – промурлыкала Лиза и поцеловала араба. Мамаши поморщились.
Ночью Рэндал заколотил досками разбитое окно. В сумерках он еще видел во дворе холмик и самодельный крест из двух досок на нем. Выкрашенный в белый крест был подписан:
Зауэркраут
Дочери Рэндал соврал, что питомец похоронен здесь, однако труп бедного животного увезли на жиркомбинат в Харлоу, в соседний штат. Лиза нарвала маргариток на клумбе, разбитой матерью матери матери Рэндала. Возложив букет на ложную могилу, Лиза опустилась на колени и принялась молиться. Вечерний ветерок доносил обрывки слов: она признавалась, как любила старую лошадь и как любит новую. Рэндал пришел к мысли, что любовь человека к питомцу – самая чистая. Любовь к животному – коню, кошке, собаке – это всегда романтическая трагедия. Ведь ты любишь того, кто заведомо умрет прежде тебя. Как в том фильме с Эли Макгроу: будущего нет, только близость в настоящий момент.
Темнота сгущалась, и Рэндал уже почти не видел Лизу, зато хорошо слышал ее. Она говорила, как нравится ей это лето. Как чудесен Сынишка Рыжего Султана и как все его обожают. Но когда она сказала:
– Люблю тебя, мама, – Рэндал сообразил, что Лиза говорит по сотовому.
Лиза еще не вернулась в дом, а на кухне зазвонил телефон. Рэндал снял трубку.
Звонившего Рэндал прежде не слышал. Определенно, иначе запомнил бы голос: с присвистом, задыхающийся. И вот этот голос, которого Рэндал никогда не забудет, произнес:
– Я не ошибусь, предположив, что вы – текущий владелец арабского жеребца по кличке Сынишка Рыжего Султана?
Рэндал внутренне приготовился к потоку словесных помоев. Лиза тем временем поднялась на крыльцо.
– Прошу, примите к сведению, – не дожидаясь ответа, продолжил неизвестный, – что за упомянутое животное я готов предложить пятьсот тысяч долларов.
– Кто звонит, пап? – спросила Лиза, незаметно приблизившись.
– Так, никто, – ответил Рэндал, кладя трубку.
На следующей неделе чутье подсказало Рэндалу смотаться в Харлоу на жиркомбинат. Странное было решение, ведь не каждый день интуиция заводит людей на завод, где из лошадей варят клей. Один только запах там мог свалить с ног. Рэндал ехал по дороге вдоль сетчатого забора, пока не оказался у запертых ворот. За забором он заметил трейлер и посигналил. Наружу выглянул мужчина и спросил: чего надо? Рэндал ответил: пару недель назад он отдал им труп мерина по кличке Зауэркраут. Не утруждаясь тем, чтобы отпереть ворота, мужчина достал планшет с бумагами, листая которые уточнил:
– Пегий мерин, говорите?
– Вы записи ведете?
– Ага, вот… Шкура в порядке. Кости… копыта…
Да, постарались, ничего не упустили.
– Удалось выяснить, что его убило?
– Власти округа заставляют нас проверять трупы на губчатый энцефалит.
Перед мысленным взором у Рэндала стояла картина: мерин лежит в стойле, вытянув шею, мордой в луже кровавой пены.
Мужчина тем временем показал ему бумажку на планшете и ткнул пальцем в графу, где было записано: атропин.
– Сердечный приступ. Похоже, мерин ваш забрел в заросли паслена или на картофельное поле.
– Долго он мучился? – спросил Рэндал. Каждый мускул в его теле обмяк, будто он только вышел из-под горячего душа.
– Нет, не долго, – покачал головой мужчина. – Умер прямо на месте, где и отравился.
За неделю Рэндалу позвонило еще несколько странных людей, все предлагали продать жеребца. Среди них был посредник – он позвонил ночью в четверг.
– Я не для себя, вы не подумайте, – оправдывался он. – Я выступаю исключительно как посредник между вами и третьей стороной.
Начал он с предложения в двенадцать тысяч, вдвое больше той цены, что заплатил Рэндал. Тот напрямик спросил: в чем дело? Из-за чего суета?
– Хотите сказать, вы не знаете? – уточнил посредник.
Рэндал осторожно покачал головой и тут же, вспомнив, что говорит по телефону, добавил:
– Чего я не знаю?
– Видео не смотрели? С тех пор, как оно стало вирусным, ко мне разве что с того света заявки не поступают.
Прежде чем Рэндал повесил трубку, посредник успел сказать:
– Звонила ваша дочурка и просила пересылать предложения ей, но покупка-то оформлена на ваше имя.
До этого ничего страшнее «Сигнала 30» Рэндал не смотрел. Это был образовательный фильм, который мистер О’Коннор показывал их классу в школе. Фильм о том, как важно быть внимательным при переходе железнодорожных путей и пристегиваться в машине. (Он сохранился в памяти как полузабытое воспоминание, сродни бронзированным пинеткам или комкам ваты в пузырьках с аспирином.) Фильм изобиловал черно-белыми снимками разбитых машин и людей, грудь которым пробило рулевой колонкой. Рэндал помнил лобовые стекла с дырами как от пушечных ядер – в тех местах, где сквозь них вылетели дети. Кровь и моторное масло на снимках не различались: просто чернильно-черные лужи. Одному мальчику в классе, Логану Карлайлу, стало плохо, и он потерял сознание. Еве Ньюсом вроде тоже тогда поплохело. Жуткий голос за кадром сшивал лоскуты кошмара в единое полотно: