«Сид, старик, интересно, что ты об этом скажешь. Я не уверен, что разговор с неизвестным во II акте, сцена IV, стр. 71 сценария, нужен.
Алекс»
Сиднею же, напротив, диалог показался очень удачным — он, по его мнению, придавал моменту напряженного ожидания несколько юмористическое звучание. Сидней не внес никаких поправок, разве только немного сократил разговор между Лэшем и шофером такси вначале. Как всегда, Алекс хорошо разработал второстепенных персонажей, придумав таких, о которых Сидней даже не намекал в своем сценарии. У Алекса был чисто диккенсовский дар в создании персонажей такого типа. Сиднею захотелось позвонить Алексу и сказать, что высоко оценил его работу. Или нет — он просто пошлет текст по почте, напишет, что ему понравилось и что Алекс может перепечатывать окончательно. Ничего особенного не произошло, просто они с Алексом еще не привыкли писать такие хорошие вещи.
V
Радостное предчувствие удачи с Лэшем позволило Сиднею без особого огорчения потратить целый день на ремонт машины. Он провел несколько часов в библиотеке, слоняясь между полками, а потом поднялся в отдел каталогов. По своему годовому билету он набрал там много книг и пошел прогуляться по улицам города, рассматривая все витрины подряд, как моряк, ступивший на землю после долгого плавания. На витрине магазина подержанных вещей его внимание привлек бинокль в медном корпусе. Он, верно, служил где-нибудь в Африке, еще во времена Монтгомери или Роммеля. Потертая черная кожа и царапины на оправе между стеклами. Ремешок тоже был потерт, но еще пока держался. Сидней боролся с искушением, бинокль стоил дешевле бутылки джина, но нужен ли ему бинокль?
Когда он, как и было назначено, приехал в гараж в половине четвертого, машина уже ждала его. Но у Сиднея появилось ощущение, что она уже была готова давно. Возвращался он в хорошем настроении, решив, что после обеда исправит еще несколько страниц в «Стратегах», перепечатает их и в девять часов посмотрит по телевизору детектив.
— В гостиной лежит для тебя письмо, — сообщила Алисия, когда он вернулся. — Наверное, от Алекса.
Сидней оставил пакеты на кухне и пошел в гостиную. Послание было в желтом конверте, в каких обычно приходили письма Алекса. В письмо Алекса было вложено другое, от Бэрлока. Тот объяснял, почему не принимает «Лэша» и возвращает рукопись.
«Уважаемый мистер Полк-Фарадейс, я начал читать Ваш сценарий „Лэш наносит удар“ с большим интересом, но интерес постепенно ослабевал. Причиной, на мой взгляд, является то, что вся история постепенно сводится к тому, что мы слишком привыкли видеть на экране: преступление ради преступления и отсутствие героя-детектива, с которым зрители могли бы себя отождествить…»
Сидней выругался сквозь зубы и пробежал глазами письмо Алекса. После довольно сильных выражений в адрес умственных способностей мистера Бэрлока, Алекс писал:
«…Слишком много преступлений, говорит он? Они на телевидении километрами стряпают фильмы, в которых молодцы одной рукой ловят преступников, а другой — ласкают красоток. И еще хорошо, если в фильме есть преступник. По-моему, нужно послать Бэрлока подальше и переправить рукопись Пламмеру в „Гранаду“. Если ты мне не позвонишь до завтра (до четверга), то я отправлю ее с последней почтой.
Алекс»
— Ну что? — спросила Алисия. Она стояла в дверях.
— Снова отказ, — Сидней бросил оба письма на телефонный столик. — Да пошли они все к черту, — спокойно сказал он.
— Кроме Бэрлока, никого нет? А что он сказал?
— Это не имеет никакого значения.
Сидней говорил спокойным тоном, но при этом так скрутил конверт, что тот стал похож на коричневую веточку.
— Можно мне прочесть?
— Пожалуйста.
Сидней покинул комнату и поднялся наверх, но, подходя к двери кабинета, понял, что не в состоянии сейчас сесть за машинку. Он развернулся, испытывая желание оказаться где угодно, только не здесь. Медленно спустился и вышел в сад и заметил улитку, сидевшую на латуке, снял ее и изо всех сил швырнул через дорогу. Он медленно брел по дорожке, отмечая про себя, что следовало бы сделать: вырвать сорняки, залатать стену в сарае, поправить подпорку на помидорной грядке. Остановился и с вызовом посмотрел прямо на дом миссис Лилибэнкс. Хотя Сидней не видел ее ни внутри, ни снаружи, он почему-то был уверен, что она следит за ним.
За ужином Алисия сказала:
— Я прочитала письмо. Возможно, тот тип прав, и это на самом деле уж слишком избито. Иногда мне кажется, что Алекс тебя связывает, тормозит твое воображение.
— Но ведь именно я придумываю сюжет, дорогая, — ответил Сидней, саркастически улыбаясь. — А получив сюжет, ему совсем нетрудно сделать из него пьесу для телевидения.
— Но то, что сценарий проходит через его руки, может быть, как-то парализует тебя. Мне кажется, ты должен больше доверять своему воображению. А так выходит, что ты его боишься, я имею в виду твое воображение…
У Сиднея возникло ощущение, что Алисия как будто ковыряется у него в глубокой ране. И он спросил себя, а уж не ведет ли она к тому, чтобы он попытался сделать что-нибудь в одиночку и сломал себе шею? И страдал бы от этого сильнее, чем от поражения, разделенного с кем-то еще.
— В любом случае ты слишком серьезно ко всему относишься. Ты…
— Совершенно ясно, что ты не на моем месте, — оборвал он ее. — И не пытаешься ничего понять, потому что тебе просто-напросто наплевать. Тебя устраивает писать портреты, как и твою миссис Лилибэнкс.
Алисия вытаращила глаза, но не от удивления, а от гнева.
— Ох, сколько горечи! Боже мой! Да можешь ты вообще создать чтобы то ни было… Я хочу сказать что бы то ни было пригодное для продажи? Это просто невозможно!
— Тем более, что ты меня постоянно дразнишь и попрекаешь.
— Я тебя дразню?! А хочешь, я тебя подразню по-настоящему? (Она смеялась.)
— Попробуй.
— Вечер явно не подходит для ужина в твоем обществе, не так ли? — сказала она, смягчаясь. — Но ты, по крайней мере, мог бы сдерживаться за столом.
Обоим уже расхотелось есть.
— Тебе хотелось бы, чтобы я был весь мед и сахар, как твоя миссис Лилибэнкс, — сказал Сидней. — Только у меня-то жизнь еще начинается.
— Твоя творческая жизнь скоро подойдет к концу, если ты будешь продолжать так и дальше.
— Кто позволил тебе так со мной разговаривать?
Алисия встала.
— Что бы ты ни думал о миссис Лилибэнкс, ее общество более приятно, чем твое, и я проведу остаток вечера с ней, если ты не против.
— Иди.
Она сняла с вешалки куртку, поправила прическу перед зеркалом и вышла.
У Сиднея не хватило духа приняться за «Стратегов», и это его угнетало: ведь он понимал, что рано или поздно ему придется ими заниматься. Он посмотрел телевизор, а потом лег с одной из книг, которую взял в библиотеке Ипсвича. Вскоре после десяти вернулась Алисия.
— Думаю завтра поехать в Брайтон, — сообщила она, не глядя на него.
— Гм. И надолго?
— На несколько дней.
Алисия начала было раздеваться, но потом взяла пижаму и ушла в ванную комнату. Обычно она раздевалась в спальне.
Не зная, что еще спросить ее о поездке, Сидней решил оставить эту тему. Утром он отвезет ее на машине в Ипсвич, если только она не собиралась сесть в поезд в Кемпси Эш, что немного ближе к их дому.
— Мне очень жаль, Сид, но когда ты в таком состоянии, это тянется так долго, что кажется совершенно безнадежным и вовсе не смешным.
— Понимаю и надеюсь, что ты хорошо проведешь время. Ты едешь в Брайтон?
— В Брайтон или в Лондон.
Алисия не хотела, чтобы он знал куда она едет, а Сидней не стал от нее этого добиваться.
Утром он помыл посуду после завтрака и потому не видел, какую одежду она укладывает в свой синий на молнии чемодан. В четверть двенадцатого Сидней вернулся домой. Алисия села на поезд в Кэмпси Эш. Погода была плохая: мрачная, дождливая, и Сидней сразу с головой погрузился в «Стратегов». В два часа дня дождь усилился, загремел гром.
Позвонила миссис Лилибэнкс.
— Здравствуйте, Сидней… (Она уже называла обоих Бартлеби по именам, но Сидней никак не мог избавиться от привычки называть ее миссис Лилибэнкс.) Алисия не забыла снять белье?
— О, спасибо, я сейчас сниму.
Он положил трубку и побежал в сад снять полдюжины тряпок и две хлопчатобумажные рубашки Алисии, которые висели на сушилке для белья. Не успел Сидней вернуться и снять плащ, как телефон зазвонил снова.
Опять миссис Лилибэнкс:
— Мне нужно кое-что сказать Алисии, Сидней, если вы не против.
— Сожалею, но ее нет. Она… честно говоря, я не знаю точно, где она.
— Я вас не понимаю.
— Я отвез ее в Кэмпси Эш утром. Думаю, Алисия поехала в Брайтон. Разве она не сказала вам об этом вчера?
— Нет.
— Такие вещи с ней случаются… Уехать так, совсем одной на некоторое время.
— Понимаю. Ну да не важно. Я хотела только сказать ей, что не нужно приносить мне эту книгу о полевых цветах. Слишком сильный дождь.
Сидней знал, о какой книге идет речь. Старинный альбом с цветными рисунками, сделанными какой-то девицей в викторианскую эпоху. Алисия откопала его в одном книжном магазине в Лондоне.
— Я передам ей, что вы звонили.
— А когда она вернется?
— Думаю, дня через три-четыре.
— Если вам станет скучно, приходите ко мне, — пригласила миссис Лилибэнкс. — В любое время.
Сидней поблагодарил и сказал, что обязательно придет.
Он дождался шести часов вечера, — времени, после которого снижали тариф на междугородные переговоры, и позвонил Инес и Карпи в Лондон. Эти две девушки жили в одном доме, и у каждой было по годовалому ребенку. Инес, молодая негритянка, была из Нью-Йорка, а Карпи — с Ямайки и почти белая. Обе они работали танцовщицами, но, родив, оставили балет. Их мужья постоянно уезжали то на Антильские острова, то в Нью-Йорк, и как раз с тех пор, как Алисия и Сидней познакомились с девушками (уже почти год назад), Сидней подозревал, что мужей у них не было вовсе. Дети не унаследовали цвет кожи своих матерей, оба получились светлокожими. Девушки были гостеприимны, умны и забавны. Один раз Алисия наведалась к ним, потому что они жили в трехэтажном доме, где было довольно просторно. Но на сей раз ее там не оказалось. Сидней говорил с Инес.