Рядовой Виртанен и учитель Сократ взялись за руки и пошли. Они направлялись к дому Виртанена. На улицах была обычная сутолока. В Хельсинки как раз начинал свои гастроли один иностранный цирк. Публика была убеждена, что Виртанен и Сократ ходячая реклама цирка. Поэтому к ним и относились как к рекламе, то есть не обращали особого внимания. Усмехнутся, пожмут плечами и проходят мимо. Приятели почти беспрепятственно шли и шли, все дальше от городского центра.
Ученик вел учителя за руку, послушно отвечал на все его вопросы.
— Что это такое?
— Витрина универмага.
— Она для чего?
— Для выставки товаров.
— Можно коснуться ее рукой?
— Пожалуйста.
Сократ осторожно провел рукой по гладкому стеклу, прижался носом к чудесной прозрачной преграде, стараясь разглядеть внутренность магазина.
— А это что такое?
— Радиоприемники.
— Для чего они?
— Чтобы слушать последние известия, развлекательную музыку и интересные передачи.
— Это приносит вред человеку?
— Еще чего! Хотя, как сказать...
— А это что? Вон там!
— Стиральная машина.
— Что ею делают?
— Стирают белье.
— Зачем же машиной?
— Так сберегается время.
— Куда же девается сбереженное время?
— А черт его знает! Не задавай слишком много вопросов. А впрочем — ладно, спрашивай. Но довольно здесь торчать, пойдем.
— Куда?
— Ко мне, конечно.
— И ты живешь в такой ужасной, громадной башне?
— Это вовсе не башня. Обыкновенный многоэтажный дом. В нем есть быстрый лифт.
— Что такое лифт?
— Это такая небольшая кабинка, которая переносит жильцов с этажа на этаж.
— Она, наверно, тяжелая, эта кабина. Ее носят рабы?
— Да нет же! Она движется электричеством.
— Электричеством? Это что такое?
— Не знаю... Ну, иди же.
— А почему ты не живешь вон в таком доме, который поменьше?
— Да это же трамвай. В нем не живут, в нем ездят. Он как повозка.
— Кого же запрягают в такую повозку?
— Никого. Он сам едет.
— Как так — сам? Неужели найдено вечное движение?.. Движущийся дом! Прекрасное жилье для безземельных людей. Постой-ка.
— Что ты собираешься делать?
— Хочу облегчить пузырь.
— Ты обалдел! Здесь люди ходят.
— Я повернусь к ним спиной.
— Ты болван!.. Неотесанный... дикарь!.. Ну, потерпи немного, скоро мы придем. Вон уже мой дом виден.
— Но там же нельзя. Это твое жилище.
— Там есть туалет.
— Что это значит? И это не вредно для человеческого здоровья?
— Нисколько. Это отдельное помещение, специально приспособленное...
— Кто же очищает его?
— Вода. Из большой раковины нечистоты уносятся по трубам в море.
— Нет, я не могу с этим согласиться. Человек не должен превращать свое жилище в хлев.
— Слушай, Сократ, неужели ты в самом деле учил когда-то людей мудрости жизни?
— Да, учил. Но люди, видно, ничему не научились... Я бы хотел увидеть Афины. Там этого не может быть...
— Нынче и там то же самое. Цивилизация! Созданы все удобства...
— Удобства не создают счастья...
— Ну, вот мы и пришли... Я немного волнуюсь... Посмотрим, что скажет моя жена. И дети. Они, конечно, сразу полезут на руки. Я не принес им никаких подарков. Но что можно принести с фронта? Ты слышишь, как у меня сердце колотится? Хоть бы сигарету выкурить... Сократ, эй, Сократ! Куда ты пошел? Не суйся в подворотню... Нам вот сюда, через парадный ход! Ах ты свинья! Как же ты все-таки посмел? Хорошо, что дворник не видел, а то позвал бы полицию... Какой срам! Неужели ты нисколько не владеешь собой? Ведь я же говорил...
— На что ты так сердишься, друг мой?
— Ты меня возмущаешь! Ты не умеешь вести себя.
— Когда я причиняю кому-нибудь зло, я слышу укоряющий голос совести. Но сейчас моя совесть спокойна.
— Ладно... Пошли!
— Сейчас я сниму сандалии.
— Брось ерундить. Заходи в лифт. Поедем на шестой этаж.
— Поедем. Кто же нас туда повезет?
— Осел!
— Где он?
— Передо мною. Ведь я только что говорил, что лифт движется электричеством. Не бери с собой палку. Оставь ее вон там в углу, возле радиатора. Видишь: подставка для тростей. Давай уж я отнесу. Ну, заходи. Чего раздумываешь?
Рядовой Виртанен втолкнул Сократа в лифт, а затем вошел сам. Через минуту они оказались у двери в квартиру, и Виртанен бросил привычный взгляд на табличку.
— Что за наваждение? Кто переменил табличку? Мэкинен... Здесь нет никакого Мэкинена. Это моя квартира. Ну что ж, позвоним...
Сократ встрепенулся.
— Что это было?
— Дверной звонок.
— Кто на нем играет?
— Я. Разве ты не видел, как я нажал на эту кнопку?
— Это чудо. Можно, я тоже нажму?
— Нажми, нажми... Да жми, не бойся, не кусается.
Из-за двери донесся раздраженный женский голос:
— Иду, иду!
Дверь отворила старая, лохматая, полуодетая женщина, с сигаретой в уголке рта.
— Что вам нужно? — сердито спросила женщина.
— Я пришел домой, — ответил Виртанен и хотел было войти.
— Стой, окаянный! Вашему брату здесь нечего делать.
— Это мой дом. Я Вихтори Виртанен. Месяца два назад я приезжал с фронта в отпуск. У меня здесь жена и двое маленьких ребят.
Женщина попятилась в испуге, но затем, недоверчиво и пристально вглядываясь в пришельца, сказала:
— Моего первого мужа действительно звали Вихтори Виртанен, но он погиб на фронте давным-давно... Я вам прямо скажу: меня не проведете.
Сократ изумленно смотрел на сигарету, которую женщина нервно вертела в руке. Тут он спросил:
— Это вечный огонь?
— Что говорит эта мартышка? — спросила жена Виртанена. — Да вы оба психи! Откуда вы взялись?
— С неба, — ответил Виртанен.
— О господи! Эско, Ээро! Идите скорее сюда!
Женщина уронила сигарету на пол и вся тряслась. Виртанен схватил Сократа за плечо и шепнул ему:
— Это мои сыновья! Эско три года, а Ээро скоро будет два.
Но Сократ не слушал. Он упал на колени перед горящей сигаретой, бормоча:
— Вечный огонь... Вечный огонь уронили...
В передней показались двое дюжих мужчин.
— Что нужно этим типам? — спросил один из вошедших. — Ма, они вымогают у тебя деньги?
— Не знаю, не знаю... Надо, наверно, позвать полицию.
— Обойдемся без фараонов. Смотри, Ээро! Как этот бродяга похож на нашего па!
— Я ваш па, — грустно сказал Виртанен. — А это моя квартира.
— Да брось! Разве ты больше не живешь на берегу под лодкой? А? Давай без залива. А кто сей божий одуванчик, закутанный в грязную простыню? Он, конечно, твой па? Да? И наш дедуля?
— Он мой учитель, Сократ.
Сыновья Виртанена рассмеялись. Старший подошел к бывалому солдату почти вплотную, приблизил свое лицо к его заросшему щетиной лицу и сказал:
— Я, в принципе, никому не одалживаю, но ты такой славный старик, что надо дать тебе пару марок на выпивку. На, держи!
— А вот несколько сигарет и спички, получай, — сказал младший сын. — Но только не вздумай еще раз являться и пугать нашу ма! Тебе повезло, что отчима нет дома. А то он, знаешь, взбеленился бы и набил морду вам обоим. Ясно?
— Нет... Ничего не ясно, — сказал Виртанен упавшим голосом.
— Чего же ты еще хочешь?
— Хочу домой, к своей семье.
Старший сын схватил рядового Виртанена за отвороты шинели, но вдруг с ужасом воскликнул:
— Ты весь в крови! Ты ранен?
— Кровь уже запеклась... Прямое попадание...
— Какой-нибудь босяк пырнул тебя ножом? Все вы, пропойцы, одинаковы. Но, знаешь, довольно! Включай скорость и катись отсюда? Газуй! Проваливай ко всем чертям, чтоб и духу твоего не было! И ты старикашка, улепетывай!
Дверь с треском захлопнулась. Комедия окончилась. Рядовой Вихтори Виртанен и учитель Сократ стояли вдвоем на лестнице. Сократ сказал:
— Так мы и не увидели главного чуда.
— Какого?
— Особое помещение, откуда отбросы стекают по трубам в море... Как ничтожно человеческое знание о том, что вне нас и нам неподвластно! Рассуждения философов о мире и его возникновении всего лишь пустые домыслы. В человеке должен жить дух, который управляет его поступками, придает ему смелость для свершения того, что правильно и необходимо, и предостерегает от недобрых дел...
— Довольно, довольно! Перестань! Я уже не знаю, что хорошо, что плохо. Пойдем выпьем по чашке кофе. У меня есть деньги.
— Это — деньги?
— Они самые.
— Но они не золотые.
— Они бумажные, однако в той же цене, что и золотые.
— Удивительно. Можно потрогать?
— Пожалуйста.
— Бумажные деньги... Легкое золото... Поддельное золото...
— Не мни! Дай сюда. Мы на них купим что-нибудь поесть...
— Может быть, маслин? Что это у тебя?
— Сигарета.
— Что с нею делают?
— Берут в рот, зажигают и курят. Вот так.
— Зачем же ее зажигают во рту?
— Как тебе сказать... Просто такая привычка. Или страсть. Да я и сам не знаю.
— Что это? Вот чудо!
— Никакое не чудо. Обыкновенная спичка.
— Спичка, палочка, в которой живет огонь! Это величайшее из чудес мира. Об этом надо рассказать народу Афин. Покажи мне еще, как она загорается.
— Вот так. Просто, не правда ли?
— Все чудеса обычно просты... Спичка, в которой живет огонь!.. Тонкий листок, на который можно купить маслины... Дверь, которая звучит, когда ее тронут пальцем... Дом, который движется сам собою... Сосуд, из которого вода уносит нечистоты по трубам в море... Все это великие чудеса. Но величайшее чудо — спичка, в которой живет огонь!
— Ты как ребенок, Сократ. Подбери свой плащ, мы выходим на улицу.
— Спичка, огненная спичка! Ведь правда?
— Правда, правда. Да хватит уж твердить одно и то же. Ну что ты заладил? На, возьми всю коробку.
— Я покажу это гражданам Афин. Это чудо...
Спичка была чудом. Но совсем не чудом было то, что наших спутников — одного в грязной солдатской шинели, другого в белой шерстяной мантии — не пускали ни в одно кафе. Их заворачивали от каждой двери. Кафе служили настоящему и будущему, а не прошлому. Они же отстали от времени: один — на два с лишним тысячелетия, другой — на двадцать с лишним лет.