В этот вечер больше не упоминали о мисс Стодвик. Время проходило быстро, и наступил четверг. Дач так был занят и так твердо решился не слушать более наущений своей фантазии, что не обращал никакого внимания на то, как кубинец держал себя в его доме. Лоре не торопил теперь приготовления к экспедиции, а, напротив, сердился на Паркли и Дача за их торопливость, ссылался на нездоровье, и большую часть времени проводил в коттедже.
Обед прошел очень приятно; стол был украшен великолепными цветами, которые кубинец купил в подарок, и богатыми фруктами, которые привез Паркли.
К большому восторгу Дача, он увидел, что его жена и Бесси Стодвик подружились. Обе, вероятно, желали ему показать, что нисколько не думали о прошлом. Кубинец же прекратил свое ухаживание за Эстерой, повел Бесси к обеду и осыпал своими иностранными комплиментами эту высокую, походившую на Юнону девушку.
Единственным человеком в этом обществе, сохранявшим серьезный вид, был Джон Стодвик, смотревший на все это тревожным взглядом, кроме того, казалось, ему было досадно, когда мистер Мельдон, молодой доктор, говорил с его сестрой. Надо сказать, однако, что у него самого не было недостатка во внимании, потому что, понимая его болезненное состояние, и Дач и Эстера очень старались, чтобы он приятно провел время.
– У вашей жены болезненный вид, Поф, – сказал Паркли, когда они шли к обеду. – Спросите-ка, кстати, мистера Мельдона о ней. Наш приезд утомляет ее.
– Вот я ее спрошу, утомлена ли она, – сказал Дач, улыбаясь. – Эстера!
Она подошла бледная и испуганная, но он не обратил на это внимания.
– Мистер Паркли думает, что ты не рада гостям, – шутливо сказал Дач.
– Он этого не думает, – возразила Эстера, взяв за руку мистера Паркли, – он знает, что он здесь всегда желанный гость.
За обедом она сидела возле него и, очевидно, старалась отогнать тучу, омрачавшую ее, занимаясь гостями. Но, несмотря на все усилия, глаза ее не раз обращались в ту сторону, где Лоре разговаривал с Бесси Стодвик, и, встретившись с ним глазами, оставались несколько минут неподвижны, как бы под обаянием его пристального взгляда.
Позднее вечером, когда все сидели в гостиной, Эстера казалась взволнованна и оживлена принужденной веселостью, а Лоре рассказывал анекдоты болтливее прежнего. Потом его попросили петь, и Эстера села за фортепиано.
Пока он пел тихим, страстным голосом какую-то любовную испанскую песню и все его слушали с восхищением, Дач почувствовал, что кто-то дотронулся до его руки, и Джон Стодвик сделал ему знак выйти с ним в другую комнату. Больной казался очень взволнован и схватил хозяина за руку.
– Дач Поф, – сказал он, – я люблю вас за то, что вы откровенны и мужественны, и вот почему я с вами говорю. Я не поеду в эту экспедицию вместе с этим испанцем. Я его ненавижу. Посмотрите, как он приставал к Бесси целый вечер, мне это не нравится. Зачем вы пригласили его сюда?
– Любезный мистер Джон, – воскликнул Дач, – будьте рассудительны. Вы сами выразили желание познакомиться с ним.
– Да. Но теперь он мне не нравится. Мне не нравится его обращение. Поф, будь я женат, я ни за что не впустил бы в мой дом этого человека.
– Любезный Джон, – сказал Дач тревожно, – это сумасбродно. Он иностранец, и такая у него манера.
– Мне не нравится его манера, – сказал молодой человек, щеки которого вспыхнули и глаза неестественно сверкали. – Если он заберет у меня Бесси, я его убью. Я когда-то боялся вас, но это прошло.
– Милый мой, – сказал Дач, положив руку на его плечо, – вы должны ожидать, что ваша сестра полюбит кого-нибудь.
– Да, когда-нибудь, – сказал молодой человек, – но пусть она подождет, когда я умру. Я не могу выносить мысли, что ее отнимут у меня, она для меня все.
– Любезный Стодвик, не говорите так.
– Почему? – спросил юноша. – Неужели вы думаете, что я не знаю? Я проживу только полгода, ничто не спасет меня.
– Какой вздор! Поездка по морю поправит ваше здоровье. Вернемся в гостиную.
Улучив удобную минуту, Дач шепнул Бесси Стодвик, что ее брат в унылом расположении духа. Таким образом он отвлек ее от кубинца и сделал Джона счастливым, когда сестра вернулась к нему.
Глаза кубинца сверкнули. Он перестал петь, и шепнул что-то Эстере.
В это время Паркли отозвал Дача в угол и сказал ему:
– Послушайте, сюда не смотрит никто, кубинец начинает новую арию… Вы, Дач, не рассердитесь на то, что я вам скажу?
– Что за нелепость!
– Я, знаете, ваш старый испытанный друг; я не способен сказать слово оскорбительное для вас и люблю вашу жену, как отец.
– И Эстера любит и уважает вас, мистер Паркли.
– Да, да, я знаю. Вот почему это так тревожит меня.
– Я не понимаю вас, мистер Паркли, – с беспокойством сказал Дач.
– Я боялся говорить с вами, но должен вам сказать, Поф. Я опасаюсь, что сделал ошибку, попросив вас пригласить сюда кубинца. Я теперь приглашу его к себе.
– Я прошу вас не делать этого, мистер Паркди, – сказал Дач с жаром, и лицо его вспыхнуло от досады. – Я понимаю, что вы хотите сказать, сэр, и могу уверить вас, что ваши подозрения несправедливы.
– Очень рад слышать это, Поф, право очень рад. Не сердитесь на меня, мой милый, я становлюсь стар и, должно быть, поглупел. Не обращайте же внимания на то, что я сказал.
После этого Дачу Пофу трудно было сохранять при гостях веселый вид, но он очень старался, хотя ему было очень прискорбно, что и другие позволили себе такие фантазия, какие он старался отогнать от себя. Поэтому он был очеь рад, когда гости разъехались. Но даже и тогда он не был избавлен от новой раны, потому что когда он вел Бесси Стодвик к экипажу, она ему сказала:
– Дач, я очень старалась сегодня полюбить вашу жену. Надеюсь, что вы всегда будете очень счастливы.
– Благодарю вас, Бесси, благодарю! – сказал Дач с жаром. – Я уверен, что вы желаете мне это от чистого сердца.
– Это правда, – шепнула она, – и вот почему я вам скажу, что мне не нравится ваш новый друг, иностранец. Он вероломен, я в этом уверена. Прощайте.
– Прощайте! – повторил Дач, и против его воли целый поток неприятных фантазий снова захватил его.
– Все видят и считают меня слепым, – застонал он, прислонившись к калитке, пока вдали замирал стук уезжавших экипажей. – Стало быть, мои фантазии были для меня предостережением, которому я не хотел внимать. Эстера, Эстера, моя возлюбленная! – шептал он, прижимая руки ко лбу. – О Боже, чтобы я мог дойти до этого!
Несколько минут стоял он у калитки в оцепенении, но потом опомнился, сжал руки и пробормотал сквозь зубы:
– Не хочу этому верить! Она не может обманывать меня…
Он вошел в комнату, совершенно спокойный на вид, и увидел Эстеру, стоящую у камина, очень бледную и расстроенную. Лоре, развалившийся на диване, начал как-то странно хохотать.
– Ах, английские мужчины, – издевался он, – как вы бросаете ваших прелестных женщин. Но и то правда, что ваша гостья очень мила и грациозна. Я почти сам влюбился в нее.
Глаза Дача Пофа сверкнули, но он ничего не сказал, а только взглянул на жену, которая с каким-то смущением встретила его взгляд и опустила глаза. Лоре продолжал разговаривать шутливо.
С этого вечера в Даче Пофе произошла перемена. Он не раз решался положить конец пребыванию кубинца в его доме, чувствуя в то же время желание свести счеты с жизнью. Но рассудок говорил ему, что это все-таки были только подозрения, которые, может быть, окажутся несправедливыми. Он искал облегчения в работе, и день и ночь старался усовершенствовать приготовления, которые быстро близились к концу. Капитан Стодвик получил начальство над большой шхуной, которую снабдили всеми необходимыми запасами и машинами. Двое из водолазов, вынимавших медь, сами вызвались ехать, а капитан набрал отличный экипаж. Помещения удобно меблировали, места было вдоволь, и для сына и дочери капитана отведены особые каюты. Один приятель капитана, естествоиспытатель, узнав, в какую часть света отправляется шхуна, упросил взять его с собой.
Он говорил, что цель его собрать образцы птиц в Центральной Америке. Но дело в том, что если бы он не знал, что Бесси Стодвик отправляется на этой шхуне, то, наверно, остался бы дома.
Постепенно все необходимое было собрано, и хотя маршрут путешествия держали втайне и об этом знали очень немногие, в городе было много толков с большими преувеличениями.
Энергия, с какой Дач работал, развеивала в некоторой степени грусть, но он сильно страдал. И наконец дошел до того, что очень мало времени проводил дома, возвращаясь только к вечеру, усталый и унылый, с тоской в сердце, которая лишала его необходимого сна.
Однако ему было приятно, что мисс Стодвик часто ездила к Эстере и не раз бывала у него в конторе с братом. И тогда он читал в ее глазах глубокое сочувствие и спрашивал себя, почему он не женился на этой женщине.
Глава VII. Борьба
Дач часто допоздна оставался в конторе, после того, как Расп, ворча, уходил, поправив в последний раз огонь, который потом скоро погасал. И в такое время, в полутемноте, Дач спрашивал себя, что он должен делать? Оставить ли ему свой дом навсегда? Отказаться ли ему от жены и ждать, пока, может быть, настанет то время, когда она придет просить у него прощения за тот вред, который нанесла ему.
– Нет! – восклицал он. – Я не хочу думать о ней дурно. Она ослеплена этим учтивым негодяем, я груб в сравнении с ним.
Не прекратить ли ему все прямо сейчас?
Нет, он чувствовал, что не может этого сделать, потому что основывался только на своих жестоких подозрениях, воображая иногда, что скоро Эстера убежит с этим человеком и внесет несчастие в его дом.
Несчастие? Разве он уже не довольно несчастен. Эстера была печальна, Дач говорил мало, кубинец избегал его.
Долго Дач предавался надежде, что, может быть, он обманывается. Но однажды вечером, войдя в гостиную, он увидел, что Эстера вздрогнула, сконфузилась и вышла из комнаты, а кубинец отвернулся и отошел к окну.