– Ублюдки! – уничтожающе сказала Керри Сэндерс, и я от души с ней согласился.
– Четыре фунта! – неразборчиво промямлил я. – У меня с собой только четыре фунта!
– Нам твои деньги не нужны. Нам нужна твоя лошадь.
Гробовое молчание. Если они хотели добиться от меня толку, не надо было так сильно бить по голове.
– Я уже вам сказала, что хочу оставить его себе! – произнесла Керри Сэндерс ледяным тоном. Ситуацию это не прояснило.
– Мало ли что вы сказали! А мы вам не верим!
Говоривший был веселый плечистый мужик с бицепсами вышибалы и кучерявыми мышино-бурыми волосами, которые окружали его голову неким ореолом.
– Я вам предлагаю выгодную сделку, – сказал он Керри. – Чего ж вам еще, дорогуша?
– Какого черта, – выдавил я, – что здесь происходит?
– Ну ладно, три шестьсот, – сказал Кучерявый, не обращая на меня внимания. – Больше дать не могу.
– Нет, – ответила Керри Сэндерс.
Тогда Кучерявый обернулся ко мне.
– Слушай, красавчик, – улыбаясь, сказал он, – вы с леди должны продать нам эту лошадь. И лучше сделать это по-культурному. Так что дай ей ценный совет, и разойдемся по-хорошему.
– Купите другую лошадь, – все еще невнятно пробормотал я.
– Слышь, красавчик, у нас мало времени! Три шестьсот. Либо да…
– Либо нет, – машинально закончил я.
Керри Сэндерс едва не рассмеялась.
Кучерявый полез во внутренний карман и достал пачки денег. Отделив несколько бумажек от одной из пачек, он швырнул ее в окно, на колени Керри Сэндерс. За этой пачкой последовали еще три запечатанные, которые он не пересчитывал. Леди тут же ловко выкинула деньги обратно в окно, и они упали на мокрый асфальт, сделавшись грязными в прямом смысле слова.
Туман у меня в голове начал постепенно рассеиваться, и колени перестали дрожать. Почуяв перемену, Кучерявый немедленно сменил образ делового человека на образ первостатейного грабителя.
– Ладно, шутки в сторону, – сказал он. – Мне нужна эта лошадь, и она будет моей. Ясно?
Он расстегнул «молнию» на моей непромокаемой куртке.
Я попытался высвободиться из цепкой хватки его приятеля, но обнаружил, что еще не полностью оправился от удара. У меня снова закружилась голова. В прошлом мне достаточно часто приходилось прикладываться головой, чтобы определить, что нормально действовать я смогу не раньше чем минут через пятнадцать.
Под курткой у меня был свитер, а под свитером – рубашка. Кучерявый сунул руку под свитер и нащупал бандаж, который я ношу на груди. Он мерзко ухмыльнулся, задрал свитер, нашел пряжку на бандаже и расстегнул ее.
– Ну что, красавчик, – сказал он, – теперь ты понял, как я получу эту лошадь?
Глава 2
Я сидел в своей машине на водительском месте, прислонившись головой к окну. Керри Сэндерс сидела рядом со мной, на коленях у нее, поверх дорогого замшевого пальто, лежали грязные пачки денег. Весь ее облик выражал неподдельный гнев.
– Ну не могла же я просто смотреть, как они вас мордуют! – сердито говорила она. – Кто-то ведь должен был вытащить вас из этой передряги, верно?
Я молчал. Она вышла из машины, подобрала деньги и приказала громилам оставить меня в покое. Она пожелала им подавиться этой лошадью. Она не пыталась позвать на помощь, убежать или сделать что-нибудь еще толковое, ибо повиновалась современному золотому правилу, гласящему, что, если сразу подчиниться требованиям грабителей, это вам обойдется дешевле.
– Вы были бледный, как покойник, – продолжала она. – Что вы думали, я буду сидеть и любоваться?
Я не ответил.
– Что у вас там с рукой-то, черт возьми?
– Привычный вывих, – сказал я. – Плечо вывихивается.
– Что, все время?!
– Да нет. Не так уж часто. Только в определенном положении. Но очень неприятно. Я ношу бандаж, чтобы это предотвратить.
– А сейчас оно у вас не вывихнуто?
– Нет, – я невольно улыбнулся. – Если бы оно у меня было вывихнуто, я бы не сидел сейчас так уютно в машине. А все благодаря вам, – добавил я.
– Вот то-то же!
– Само собой.
Они забрали у меня из кармана сертификат на покупку и заставили Керри Сэндерс расписаться в получении денег. А потом просто ушли туда, где подписываются бумаги, чтобы переоформить документы на себя. Керри Сэндерс была не в том состоянии, чтобы попытаться им помешать, а я сам сейчас и ходить-то мог с трудом. И если я в чем-то и был уверен, так это в том, что Кучерявый и его дружок, не теряя времени, увезут Катафалка в неизвестном направлении. И, разумеется, никто не усомнится, что они это делают на законном основании. Перепродажа лошади сразу после торгов – самое обычное дело.
– Но почему? – в двадцатый раз спрашивала Керри. – Зачем им так понадобилась эта чертова лошадь? Почему именно эта?
– Понятия не имею.
Ей не сиделось на месте.
– Вы сказали, что к четырем уже сможете вести машину.
Я взглянул на часы на приборной доске. Пять минут пятого.
– Ладно, поехали.
Я оторвал голову от стекла и осторожно покрутил ею. Вроде бы в порядке. Я завел мотор и направился к Лондону. Керри Сэндерс поначалу беспокоилась, но, когда мы проехали полмили и я ни разу не налетел на столб, она успокоилась. К этому времени шок сменился обидой.
– Я буду жаловаться! – решительно сказала она.
– Хорошая идея. Кому?
– Как кому? – удивилась Керри Сэндерс. – Устроителям аукциона, разумеется.
– Они вам посочувствуют и ничего не сделают.
– Как это ничего не сделают? Они же обязаны!
Я знал, что они ничем никому не обязаны. И так и сказал.
Она посмотрела мне в лицо.
– Ну, тогда в Жокейский клуб. Они ведь распоряжаются всем на скачках.
– Аукционы они не контролируют.
– А кто же их контролирует?
– Да никто.
– Тогда обратимся в полицию! – Голос ее сделался резким от разочарования.
– Если вам угодно…
– В здешнюю?
– Хорошо.
Я остановился у полицейского участка, и мы рассказали нашу историю. Замотанный дежурный сержант записал наши показания, дал нам расписаться и, без сомнения, сразу после нашего ухода засунул их куда подальше: действительно, нас ведь не ограбили. Да, конечно, ударили по голове – это очень нехорошо. Но ведь мой бумажник на месте? И даже часы не сперли? Более того, эти хулиганы дали миссис Сэндерс лишние двести фунтов. Где же здесь, спрашивается, состав преступления?
С тем мы и уехали. Я смирился со своей судьбой, но Керри Сэндерс бурлила от ярости.
– Я не позволю, чтобы мной вертели! – кипятилась она. – Ну кто-то же должен что-то сделать!
– А мистер Бреветт? – спросил я.
Она резко взглянула на меня.
– Я не хочу впутывать его в это дело. – Голос ее сделался заметно холоднее.
– Да, конечно.
Миль десять мы проехали в задумчивом молчании. Наконец она спросила:
– Вы сможете найти другую лошадь к пятнице?
– Могу попробовать.
– Попробуйте.
– А если у меня получится, вы можете гарантировать, что меня не огреют по голове и не отберут ее, как в этот раз?
– А я думала, жокеи – люди отважные, – заметила она.
После этого обидного замечания мы молчали еще миль пять. Потом она спросила:
– Вы этих людей не знаете?
– Нет.
– Но они-то вас знают. Они знали про ваше плечо.
– Да.
– Вы об этом уже думали, да? – Она казалась разочарованной.
– Угу.
Я осторожно проехал по оживленным лондонским улицам и остановился у гостиницы «Беркли», где жила Керри Сэндерс.
– Зайдемте ко мне, выпьем, – предложила она. – Судя по вашему виду, вам не помешает.
– Э-э…
– Да ладно, идемте! – сказала она. – Не съем я вас!
Я улыбнулся.
– Ну хорошо.
Окна ее номера выходили на Гайд-парк. По скаковой дорожке двигалась вереница пони, группка всадников упражнялась в выездке. Лучи заходящего солнца озаряли сиренево-голубую гостиную, отчетливо вырисовывая кубики льда у нас в стаканах.
Мой выбор ее разочаровал.
– Вы уверены, что будете пить эту кока-колу?
– Она мне нравится.
– Но когда я предлагала выпить, я имела в виду именно выпивку…
– Мне пить хочется, – доступно объяснил я. – И голова болит. И к тому же я за рулем.
– А-а! – Она смягчилась. – Понимаю.
Я сел, не дожидаясь приглашения. Мне, конечно, было не привыкать к ударам по голове, но это был первый за последние три года, и я обнаружил, что за это время успел отвыкнуть.
Керри Сэндерс сняла свое великолепное, но запачканное пальто. Ее костюм отличался той простотой, какую могут позволить себе только очень богатые люди, а фигура, которую он обтягивал, была выше всяких похвал. Она приняла мое молчаливое восхищение как должное, словно этого требовала простая учтивость.
– Так, – сказала она. – Вы ни черта не сказали о том, что с нами произошло. Теперь я хочу, чтобы вы объяснили, что это могли быть за люди.
Я отхлебнул шипучей газировки и осторожно покачал головой.
– Понятия не имею.
– Но вы должны хотя бы догадываться!
– Нет… – Я помолчал. – Вы никому не говорили, что едете на аукцион в Аскоте? Не упоминали мое имя? Не упоминали о Катафалке?
– Послушайте, – возразила она, – они же напали на вас, а не на меня!
– Откуда нам знать?
– Ну как же? Ваше плечо…
– Ваша лошадь.
Она беспокойно встала, пересекла комнату, бросила пальто на стул, вернулась. Изящные сапожки были в грязных разводах и на светлом розовато-лиловом ковре смотрелись неуместно.
– Я говорила, может быть, троим, – сказала она. – Во-первых, Паули Текса.
Я кивнул. Паули Текса – это тот американец, который дал Керри Сэндерс мой телефон.
– Паули сказал, что вы – честный барышник, а это такая же редкость, как хорошая погода в воскресенье.
– Спасибо.
– Потом я еще сказала тому парню, который делал мне укладку, – задумчиво продолжала она.
– Какому парню?
– Ну, парикмахеру. Тут, в гостинице, есть парикмахерская…
– А-а.
– А вчера я обедала с Мэдж… С леди Роскоммон. Это просто моя подруга.