Но Кораблёв не отрывался от экрана. Он должен был убедиться, что самолёт в безопасности.
Наконец он увидел, что светящаяся точка на экране уверенно двинулась к северу. Самолёт получил сигнал с земли и теперь шёл к аэродрому.
Всё в порядке. Можно выключать станцию.
Кораблёв опять потянулся к переключателю, и в этот момент что-то ослепительно сверкнуло перед его глазами.
Молния ударила в станцию.
— Он погиб? — тихо спросил Ника.
— Да. Погиб, — сказал отец. — И орденом его наградили уже посмертно.
Больше Ника ни о чём не спрашивал. И отец тоже молчал.
Такая уж наша профессия
Вечером Ника с папой играли в шашки. В самом начале партии папа «зевнул» шашку, и теперь Ника выигрывал. Он волновался и ёрзал на стуле — нечасто ему удавалось выигрывать у папы.
Когда до победы было совсем близко, неожиданно раздался громкий стук в дверь.
Запыхавшийся солдат-посыльный торопливо доложил:
— Товарищ старший лейтенант, вас на командный пункт вызывают…
Папа встал и виновато развёл руками:
— Ну что ж, брат, извини. Доиграем после.
— Ладно. Иди, — серьёзно сказал Ника.
Он уже привык к тому, что папу вдруг будят посреди ночи, или вызывают во время обеда, или поднимают рано утром.
— Ничего не поделаешь, — говорит папа, — такая уж наша профессия.
И сейчас он быстро затянул ремень, надел фуражку и ушёл.
А Ника остался дома. Он сидел и смотрел в окно.
Возле казармы старшина строил роту. Куда-то пробежал солдат с противогазом на боку. Над кухней вился дымок.
А на фоне бледно-голубого неба без устали вращались антенны радиолокаторов.
«Такая уж наша профессия, — шептал Ника, — такая уж наша профессия…»
ЧТО УМЕЮТ ТАНКИСТЫ
Однажды пришлось мне работать в военной газете. Был я ещё новичком, как следует и осмотреться в редакции не успел, когда вызвал меня главный редактор и говорит:
— Вот вам задание. Поезжайте-ка к танкистам. Поглядите, что там есть интересного. Напишете заметку в следующий номер. Желаю успеха.
И я поехал к танкистам.
О чем я думал, когда ехал
Если говорить откровенно, ехать тогда к танкистам мне не очень хотелось. С большим бы удовольствием я поехал к ракетчикам или, например, вертолётчикам.
И вот почему.
Как прославились наши танкисты во время Великой Отечественной войны, это я хорошо знал. Как боялись наших могучих танков фашисты — это тоже ни для кого не секрет.
Но уже много лет прошло с тех пор.
Очень сильно изменилась наша армия.
Вместо «ястребков» в небе появились реактивные истребители, которые летают быстрее звука.
Вместо зенитных пушек — ракеты.
Вместо обыкновенных автомобилей — бронетранспортёры и мощные вездеходы.
Нет, совсем не узнать стало нашу армию.
И только танк так и остался танком.
Вот о чём я думал, пока ехал к танкистам.
Писарь Верёвкин
Так уж складывались мои дела в этот день, что мне всё время приходилось кого-то разыскивать.
И когда я приехал к танкистам, то оказалось, что мне прежде всего надо отыскать сержанта Пирожкова. Потому что это был именно тот человек, который мог рассказать мне великое множество разных историй и случаев, необходимых для газеты.
И я отправился на поиски Пирожкова.
Вошёл в двухэтажный корпус, открыл первую дверь и остановился в удивлении.
Посредине большой комнаты на железной круглой табуретке сидел солдат. Солдат был очень худой и очень печальный.
Он не заметил меня, потому что внимательно смотрел прямо перед собой.
А прямо перед ним бегал игрушечный зелёный танк.
Игрушечный танк бежал по игрушечной дороге среди игрушечных деревьев. Вот он поднялся на игрушечный холм, съехал с него и оказался перед игрушечным мостом.
На секунду он замер, словно в нерешительности, потом дёрнулся и въехал на мост.
Мост был очень узким, и одна гусеница игрушечного танка повисла над пропастью. Ещё мгновение — танк накренился и упал с моста.
— Опять! — расстроенно сказал солдат и встал. Он подошёл к маленькому танку, бережно перевернул его и поставил на дорогу.
И тут он увидел меня. Я думал, что он смутится, но он даже не покраснел, как будто не было ничего странного в том, что взрослый солдат играет в игрушки.
— Простите, — сказал я. — Вы не Пирожков?
— Нет, — ответил солдат. — Я— Верёвкин. Писарь Верёвкин.
Потом он спокойно вернулся на своё место, и только теперь я разглядел, что справа и слева от табуретки были рычаги — точно такие, какие бывают в кабине трактора или танка.
Верёвкин положил руки на рычаги, а ногой нажал на педаль.
И маленький зелёный танк опять побежал по жёлтой дороге. Верёвкин тронул правый рычаг, и танк послушно повернул вправо. Верёвкин нажал левый рычаг, и танк сделал поворот влево.
И тут я начал догадываться, в чём дело.
Солдат учился водить танк.
Сейчас он как бы сидел в настоящем танке и передвигал настоящие рычаги, и внимательно следил, как машина повинуется ему.
Вот игрушечный танк добежал до моста и снова — хлоп! — рухнул вниз.
— Никак!
Верёвкин вздохнул, и я почувствовал, что ему хочется поговорить со мной.
Через несколько минут я знал его грустную историю.
С детства мама считала его болезненным ребёнком. Бабушка убирала за ним постель, а папа решал за него задачи. Учителя говорили, что он способный, но ленивый мальчик. И жизнь Верёвкина текла легко и беззаботно. Учился он на тройки, и если чем-нибудь мог похвалиться, так это красивым, чётким почерком. И поэтому, когда он прибыл в армию, его вскоре назначили штабным писарем.
Сначала Верёвкин очень обрадовался такой удаче, потому что быть писарем — это гораздо легче, чем управлять танком, мыть его и чистить. И переписывать бумажки намного приятнее, чем ходить на морозе в строю или ползать по-пластунски.
Но чем дольше сидел Верёвкин в штабе, тем печальнее ему становилось.
Каждый день сюда доносился грохот танков. Товарищи Верёвкина водили танки и стреляли из пушек, а он по-прежнему всё переписывал бумажки.
И особенно грустно становилось ему, когда получал он письма от своего младшего брата третьеклассника Пети Верёвкина, потому что Петя каждый раз просил старшего Верёвкина рассказать, как идёт служба.
А о чём мог рассказать Верёвкин?
Разве что о том, каким красивым почерком переписывает он разные бумаги!
И тогда он пошёл к командиру и попросил, чтобы его перевели в танковое подразделение.
И командир всё понял и даже похвалил Верёвкина за то, что тот больше не ищет лёгкой жизни.
— И вот теперь, — сказал бывший писарь Верёвкин, — скоро мне разрешат водить настоящий танк…
Он вздохнул и снова сел за рычаги.
А я осторожно закрыл за собой дверь и пошёл дальше.
Пока сам не попробуешь…
Я шагал и думал о писаре Верёвкине и не заметил, как очутился возле одноэтажного квадратного здания.
Я вошёл в это здание и удивился ещё больше, чем полчаса назад, когда увидел Верёвкина с его игрушечным танком.
Здесь был бассейн.
А возле бассейна стояли солдаты.
Неужели это тоже танкисты? А может быть, моряки-подводники? Или спортсмены-аквалангисты? Или водолазы?
Такой был у них вид.
Спасательные пробковые жилеты аккуратно затянуты тесёмками. Резиновые маски на лицах. Большие противогазные коробки на груди. И сами раздеты до трусов.
Разве догадаешься, что это танкисты?
Дело ли танкистов лазать под воду?
— А как же! — сказал мне офицер, руководитель занятий. — Это раньше танки умели ходить только по суше. А теперь и под водой, по дну реки научились ходить. Вот и танкистам обязательно надо уметь работать под водой. На всякий случай. Мало ли что может приключиться.
Конечно, я сразу забыл, что мне нужно искать сержанта Пирожкова. Я стоял возле бассейна и наблюдал за всем, что здесь происходит.
И вот что я увидел.
Двое солдат надели маски и исчезли под водой. Только лёгкие большие поплавки теперь качались на поверхности. Да сигнальные верёвки тянулись из-под воды. Поплавок побежит вперёд — значит солдат под водой вперёд двинулся. Замрёт поплавок на месте — значит солдат остановился.
Под водой солдаты, оказывается, не просто бродили, как душе угодно. Они работали.
Один поднял тяжёлый стальной трос и поволок за собой.
И другой солдат тоже взял стальной трос.
Два поплавка двинулись по воде.
А рядом со мной стоял старшина и внимательно смотрел на часы.
Пять минут. Семь. Десять… Сколько же солдаты продержатся под водой?
Наконец-то всё. Отлично. Можно вылезать.
Солдаты выбрались из воды. Сняли маски. У них были красные, распаренные лица, словно после бани. Но смеялись солдаты весело. И отряхивались, точно после купания в речке.
И я подумал: «Вот это занятия! Просто не занятия, а одно сплошное удовольствие!»
И мне во что бы то ни стало захотелось тоже опуститься под воду.
Конечно, я тут же сказал об этом командиру.
Командир пристально посмотрел на меня.
— А сумеете?
— Да что ж тут не суметь! — усмехнулся я. А про себя подумал: «Что, я не нырял никогда, что ли? Подумаешь — сложность!»
— Ладно, — сказал командир. — Только если что — сразу за сигнальную верёвку дёргайте.
Я разделся, надел спасательный жилет, примерил противогазную маску. Зажал нос проволочным зажимом, в рот вставил резиновый загубник — это для того, чтобы дышать только ртом.
Старшина ловко обвязал меня вокруг пояса верёвкой. Я покосился через противогазные очки на эту верёвку, но ничего не сказал: надо — так надо.
В руки мне дали груз — мешок с песком.
А это для чего ещё?
Ах да, это чтобы вода меня на поверхность не выталкивала.
И я начал спускаться по железной лесенке.
Осторожно ступил на дно. Сделал шаг, другой. Ничего, вроде бы получается.