— Рассуждай как хочешь, а Дембовича-то он собственной рукой подпалил. Так что будь начеку.
Замолчали. Павел, рассеянно перекатывая в губах спичку, глядел в окно. Потом сощурил глаза, вынул спичку изо рта, посмотрел на Маркова как-то вопросительно.
— Знаете, Владимир Гаврилович, я забыл вам одну вещь сказать. Может, сыграть роль…
— Так говори.
— Отец нашего подопечного умер.
— Как ты об этом узнал?
— Видел некролог в парижской газете на русском языке.
Маркова эта весть явно заинтересовала. Он спросил:
— Покойный был уже не у дел?
— Да. Насколько знаю, его съели.
— Интересно, интересно, — оживился полковник. — Газету запомнил?
— Да.
— И число?
— Четырнадцатое сентября.
— Обязательно добудем. Определенно пригодится.
Павел встал, прошелся, остановился перед Марковым.
— Владимир Гаврилович, тогда у меня просьба…
— Имеешь право.
— Дайте мне вырезку из газеты, когда найдете. Некролог.
— А тебе зачем?
— Вы же когда-нибудь покажете ее ему?
— Пожалуй.
— Так давайте покажу я. В подходящий момент. Это будет выстрел в десятку. Я постараюсь.
Марков засмеялся.
— Психологические этюды покоя не дают? Ох, Павел, Павел!
— Нет, серьезно! — как будто опасаясь, что Марков сочтет его просьбу недостойной внимания, воскликнул Павел.
Но Владимир Гаврилович, кажется, понял его.
— Ладно, получишь. Только не пускай ее в ход преждевременно…
Было уже очень поздно. Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по спальням.
Утром Марков уехал в Москву.
У старшего лейтенанта Павла Синицына образовалось дней девять-десять, которые он мог использовать по личному усмотрению. Они пролетели очень быстро.
Взяв из окошечка справочного бюро листок с адресом, который был ему известен без того, Павел отправился на квартиру Курнакова. Все следовало делать естественно. Вдруг спросит, как Павел узнал адрес…
Хозяин ветхого деревянного домика, седой низенький дядька пенсионного возраста, но выглядевший гораздо крепче своего домовладения, сообщил, что Станислав Иванович сейчас на работе, и объяснил, как найти мастерскую.
Судя по всему, работа в этой мастерской была, что называется, не бей лежачего. Либо в городе радиоприемники не ломались, либо их вообще не было по причине поголовного увлечения телевизорами. Так или иначе, но Павел целый час дежурил поблизости, ожидая, не выйдет ли Курнаков на улицу, и ни одного клиента не увидел.
В чемодане у него лежала «Спидола», и можно было предложить себя в качество удрученного клиента, но если окажется, что мастер там не один, и если предположить, что они изголодались по ремонту, то это не годится. Лучше будет организовать сцену встречи старых друзей. Станислав наверняка подхватит.
Павел вошел в мастерскую.
В первой комнате, разделенной надвое широким барьером-прилавком, никого не было. За хлипкой фанерной дверью слышались мужские голоса. Павел постучал по прилавку костяшками пальцев.
Дверь открылась. За нею стояли рядом двое в синих халатах, один помоложе и пониже, другой постарше и повыше. Павел глянул на высокого, развел руки во всю ширь и закричал как в лесу:
— Стасик! Дорогой!
Стасик даже вздрогнул, глаза у него сделались круглые и испуганные. Но в этом сонном царстве можно было испугаться просто от крика. Надежда моментально освоился, так что его коллега не успел ничего заметить. А старые друзья уже обнимались, делая это неуклюже и не совсем естественно, ибо их разделял прилавок.
— Кого я вижу! Друг! Какими судьбами? — кричал Надежда. Он не знал, как ему называть Павла.
Сцена встречи развивалась по нарастающей. Закончилась она словами Надежды, обращенными к его сослуживцу:
— Слушай, Коля, ты иди обедать сейчас, а я потом.
Коля оставил их вдвоем.
Лицо у Надежды сразу потемнело.
— Так действительно можно сделать заикой, — сказал он, глядя Павлу в глаза. — А теперь говори — какими же судьбами?
Павел вынул бумажник, покопался в нем и положил на прилавок пятерку и трешницу. Надежда взял их, долго смотрел на номера, и складки у него между бровями постепенно разгладились.
— Привез что-нибудь? — спросил он, пряча деньги в карман.
Павел похлопал по стоявшему между ними чемодану.
Надежда сказал:
— Знаешь что? Сейчас этот телок вернется, и пойдем отсюда. Все равно работы нет. Ты иди по этой улице к центру, я догоню. — Он снял халат, повесил его на гвоздик.
Направляясь к городскому саду, Павел и Надежда шли по теневой стороне. Было жарко.
— Ты уверен, что пришел без хвоста? — спросил Надежда.
— Не опасайся. В чем, в чем, а в этом опыт есть.
— Что в чемодане?
— Рация, деньги.
— Где бы нам поговорить? — Надежда подумал и решил: — Занесем домой чемодан, а потом погуляем.
Надежда представил Павла хозяину и его старушке жене, как лучшего друга, с которым не виделся бог знает сколько, и сказал, что Павел, возможно, поживет у него день-другой. Старики ничего не имели против.
Комната у Надежды была с низким потолком, но большая и чистая. Едва вошли, Надежда раскрыл чемодан, взял в руки «Спидолу», нежно погладил. Потом обвел комнату взглядом, прикидывая, где ее можно спрятать.
— Она работает и как приемник, — сказал Павел.
Надежда кивнул на стену:
— Народ деликатный, без стука не заходят. Но знаешь…
Решено было взять «Спидолу» с собой — сейчас многие шляются по улицам с транзисторами, как ходячие громкоговорители. Видно было, что Надежде не хочется выпускать рацию из рук. Слишком долго был лишен возможности обладать такой необходимой вещью.
Часть денег рассовали по карманам, а другую Надежда убрал в ящик комода. И вышли на улицу.
Надежда начал с того, что было для него самым главным:
— Они назначили срок первой передачи?
— В любую среду от двадцати трех до двадцати четырех по московскому времени.
— А прием?
— Сказали, что сам сообразишь.
— О шифре речь была?
— Просили передать тебе «Спидолу», остальное меня но касается.
— Тебя учили работать с ней?
— Мне дали маленькую приставку, показали, как включать рацию на передачу.
— А когда ты должен воспользоваться этой приставкой? — спросил Надежда.
— Семнадцатого июля в те же часы. Если бы тебя не нашел.
— Они допускали?
Павел пожал плечами:
— Значит, допускали.
— Ты как будто не доволен, что я тебя расспрашиваю? — деланно удивился Надежда. — Или я спросил что-нибудь лишнее?
— С чего ты?
— Ну ладно. Говори, какие инструкции получил, кто их давал.
— Найти Станислава Курнакова. В городе Я. или в городе К. Вручить «Спидолу», деньги. Дальше слушать Станислава Курнакова. Сказал мне это Себастьян.
— И все?
— Больше ничего.
— А если бы не нашел?
— Включить приставку и передать в эфир. Рацию спрятать. Устроиться здесь и ждать.
Надежда замолчал. Было понятно, что он хотел выяснить, какой степенью доверия облекли Павла в центре, посылая сюда. Теперь он все узнал и был удовлетворен. Нервозность исчезла. Надежда успокоился.
Они вышли к скверу. Надежда предложил посидеть на скамейке.
— Сменим пластинку, Паша, — сказал он, когда сели. — Или ты не Паша?
— Фамилия другая. Потапов.
— Так что же мы с тобой будем делать, Потапов? На работу устраиваться надо, а?
— Надо бы.
— Ладно. Была бы шея, хомут найдется. Скажи, Потапов, ты знаешь мое настоящее имя?
Видно, Надежде показалось, что пластинку менять еще рано.
— Догадываюсь, — сказал Павел.
— Как же?
— Зароков Михаил.
— Тебе Себастьян сказал? Или Дембович?
— Нет.
— А кто?
— Сам сообразил, когда тебя в мастерской увидел.
— Не пойму…
Павел объяснил:
— На допросах, как «Отче наш», все время твердили о двоих — Дембович и Зароков, Зароков и Дембович. Эти фамилии у меня теперь в одном ящике лежат. Ну, с Дембовичем-то мы почти что родные, а Зарокова я в том городе не слыхал. Но зато был знаком с одним фраером, который предлагал мне кататься бесплатно на такси. И вот я вижу этого самого фраера в радиомастерской и почему-то сразу вспоминаю Дембовича. И думаю себе: или Бекас стал психом, или он имеет перед собой человека по фамилии Зароков. Непонятно?
— Соображаешь. — Надежда как будто был удивлен. — А еще никаких фамилий в ящике нет?
Павел знал, что имеется в виду фамилия Тульев. Но как бы не так…
— Нет…
Теперь Надежда счел, что можно перейти на другую тему, и попросил рассказать, каким образом Павла забросили.
Павел описал все но часам, по минутам.
История раскручивалась в обратном порядке.
Надежда заинтересовался подробностями жизни Павла и Леонида Круга в разведцентре, людьми, с которыми Павел сталкивался. Почти всех он хорошо знал. Портреты, нарисованные Павлом, были карикатурны, но обладали поразительным сходством. Надежда все время улыбался.
Павел мимоходом упомянул о букете прозвищ, слышанных им, и тогда Надежда спросил, не приходилось ли ему также слышать об Одуванчике. Павел сказал, что Леонид Круг часто говорил с крайней неприязнью о каком-то старце, который якобы вредит его брату, и иногда называл старца божьим одуванчиком. Надежду при этих словах прямо-таки перекосило. В бумажнике у Павла лежал некролог об отце Надежды, но вынимать его еще не настал срок.
А затем последовали долгие расспросы о ночи на 28 июня, о переправе.
По пути домой зашли в продуктовый магазин. Надежда накупил всякой еды, взял бутылку водки. Он сказал, что первое готовит ему жена хозяина, борщ у нее получается отменный. У хозяев сын служит в армии. Надежда живет в его комнате и даже тапочки его старые донашивает.
Пообедали, покурили. Отнесли тарелки на кухню.
Надежде не терпелось заглянуть внутрь рации, и, дождавшись темноты, он задернул тюлевые занавески, повернул ключ в двери, зажег настольную лампу и верхний свет. Затем достал из комода брезентовую сумку, в которой хранились набор отверток, сверл, напиль