Касаткин терялся в догадках. Просидев в обществе Клотильды до полуночи, он пошел к себе, но, когда закрывал дверь, прижал к косяку обрывок газеты – микроскопический, меньше копеечной монетки. Простейшая проверка: если кто-то придет и этой ночью, то завтра бумажка будет лежать на полу. Для пущей надежности еще и кошачий волосок в замочную скважину пристроил – этого даже самый внимательный преступник не заметит.
До зари Алексей не спал, ворочался с боку на бок, вслушивался в звуки. Но у его квартиры не было общей стены с жилищем Греты Германовны, поэтому до него доносились лишь завывания ветра и шум машин с улицы.
Планировал встать пораньше, однако к утру его таки сморила дрема, и в итоге он проспал почти до десяти. Разбудил его голос радиодиктора, вещавший о том, что сейчас начнется трансляция музыки из балета «Раймонда», после чего зазвучало что-то скрипуче-симфоническое.
Алексей подскочил, наскоро оделся и, не умывшись, побежал к соседке – проверять, произошло ли что-то экстраординарное за истекшую ночь.
Первым делом убедился, что и волосок в скважине, и бумажка, зажатая дверью, не тронуты. В прихожей все выглядело как обычно. Теперь можно было со стопроцентной уверенностью сказать, что в квартиру без него никто не входил.
Немного успокоенный этим, Касаткин прошел в гостиную. И тотчас удостоверился, что радость была преждевременной. Клотильда с искаженной от страха мордочкой выглядывала из-под раскидистой монстеры, но не она привлекла внимание Алексея, а дверь в спальню. Он всегда оставлял ее открытой, чтобы кошка могла гулять везде, где ей вздумается. Теперь же дверь была плотно закрыта.
Он подошел к ней, взялся за ручку, но открыл не сразу. Ему вдруг примерещилась всякая нечисть: черти и кикиморы, прыгающие на кровати Греты Германовны, бесплотные духи, просачивающиеся из щелей в книжном шкафу…
Тьфу ты! Взбредет же в голову эдакая дичь… Он же атеист и материалист, всегда считал себя лишенным предрассудков.
Глубоко вдохнув, он рванул на себя дверь и шагнул в спальню.
Как и следовало ожидать, ни чертей, ни кикимор, ни каких-либо фантомов. Все на месте… А нет, не все! Столик, что стоял у кровати, сдвинут ближе к центру комнаты. Наблюдательность была характерной чертой Алексея, поэтому он совершенно точно подмечал положение вещей.
Что за аномалия?
Он подошел к окну, подергал раму, хотя делал это и вчера, и позавчера. Закрыто прочно. То же самое в гостиной и в кухне. В квартиру определенно никто не смог бы проникнуть снаружи. Что тогда получается? Неведомый шутник прячется где-то внутри? Но и это исключено – Касаткин облазил все закоулки: гардероб, антресоли, балкон… Не пропустил ни единого закутка, где теоретически имел возможность поместиться человек.
Днем он позвонил своему партнеру по команде Масленникову и попросил одолжить магнитофон. Вообще, у Алексея имелся свой – стереофоническая «Весна». Но компакт-кассеты хватало ненадолго – полчаса записи с одной стороны. А катушечный «Маяк» Масленникова позволял записывать до четырех часов кряду, если пустить ленту на минимальной скорости. Конечно, звучание при этом будет не ахти, для записи, например, музыки магнитофон включали на максимум, и бобины крутились в четыре раза быстрее, но качество сейчас волновало Алексея в меньшей степени.
Он поставил «Маяк» в гостиной – здесь его проще было замаскировать. Задвинул подальше под кресло, провод к розетке протянул под ковром. Дверь в спальню оставил, как и прежде, широко распахнутой. Заметил, кстати, что Клотильда, которая раньше расхаживала повсюду, стала сторониться хозяйкиного будуара, ее туда и пикшей не заманишь. Что-то там витало нехорошее… Даже гобеленовые олени смотрели настороженно.
Алексей провозился с установкой и наладкой оборудования до часу ночи. Перемотал бобину на начало, нажал кнопку «Запись», послушал, не слишком ли громко работает мотор и не шуршит ли пленка. После чего подмигнул Клотильде, призвал ее не бояться и тихо, на цыпочках удалился.
В эту ночь он заснул еще позже. Несколько раз порывался встать и проверить, как оно там, у Греты Германовны, не шалят ли бесы. Покемарил хорошо если часа два перед рассветом, а с первыми лучами солнца вышел на площадку.
Между его кельей и квартирой Греты Германовны располагалась еще одна. В ней обитала та самая заслуженная артистка балета, которая нынче лежала в больнице с травмами. По другую сторону, уже в соседнем подъезде, как он знал, прописался геолог, который месяцами пропадал в командировках, а свои квадратные метры сдавал. Но квартировал ли у него нынче кто-то или нет, это Алексею было неведомо.
Под Гретой Германовной жила восьмидесятилетняя старушка, туговатая на ухо. А этажом выше – суровый сторож овощебазы, который если не работал в ночную смену, то дрых без задних ног, его богатырский храп раздавался на весь подъезд. Короче говоря, так себе свидетели. Расспрашивать, слышал ли кто что-нибудь подозрительное, было бесполезно. Вся надежда на технику.
Клотильда встретила Алексея в воинственной позе: спина выгнута, хвост трубой, в глазах злость. Такой он ее никогда не видел.
– Что? Здесь опять кто-то побывал? – спросил Касаткин и вздрогнул от собственного голоса, прозвучавшего слишком громко и неестественно.
Следы пребывания неизвестного попались ему на глаза через считаные секунды и заставили на миг оцепенеть. На полу между спальней и гостиной (дверь на этот раз была открыта) багровели четыре маленьких пятнышка. Алексей вооружился лупой, найденной в ящике серванта, лег на ковер и тщательным образом изучил их. Понюхал, потер смоченным в слюне пальцем. Липкая субстанция с кисловатым запахом… Кровь!
Вот теперь стало по-настоящему жутко. Но его ждал еще один сюрприз.
Из-под кресла слышалось слабое «шлеп-шлеп-шлеп». Касаткин засунул туда руку и вытащил магнитофон. Пленка давно кончилась, бобины крутились вхолостую. Он остановил их, перемотал ленту на начало, включил воспроизведение и стал слушать. Первые часа три не было ничего интересного, лишь тикали ходики, через равные промежутки куковала кукушка да Клотильда точила когти о диван.
Касаткин слушал и, если бы не напряженные до предела нервы, наверняка бы погрузился в царство Морфея, особенно после ночного недосыпа. Но вот под конец записи началось интересное. Сквозь мерное шуршание проклюнулся непонятный скрип, перешедший в скрежет, не сказать чтобы оглушающий, но вполне различимый. Забегала Клотильда – ее дробное топанье сложно было спутать с чем-то другим. Потом она замяукала – зло и требовательно, как будто пыталась кого-то прогнать. А скрежет все не прекращался, сверлил Касаткину мозг. Что же это такое? И откуда он, из какой части квартиры?
Концовка записи оказалась наиболее впечатляющей. Клотильда мяукала все чаще и злее, после чего дико взвыла. На этот вой наложился вопль, который с равным успехом могло бы издать человеческое существо или зверь, если бы ему причинили сильную боль. К несчастью, именно здесь запись оборвалась, и что произошло дальше, осталось тайной, покрытой мраком.
Алексей раз десять отматывал пленку назад и переслушивал финальную какофонию. Вместе с ним слушала и Клотильда, шерсть у нее на загривке стояла дыбом, и клыки она скалила, как африканский лев.
– Ты его цапнула, да? – допытывался Алексей. – Кто это был?
Но Клотильда, разумеется, не могла ответить. Когда он перестал запускать пугавшую ее звуковую дорожку, кошка мало-помалу успокоилась и пошла на кухню, где начала греметь пустым блюдцем, требуя завтрак.
Касаткин весь день не находил себе места и едва дождался прихода Юли. Он впервые рассказал ей обо всем, что происходило в последние дни, вернее, ночи, в квартире Греты Германовны. Сначала Юля восприняла его рассказ с известной долей скепсиса, решила, видно, что это неудачная шутка, но Алексей показал ей кровь на полу и дал послушать фрагмент записи со скрежетом и леденящим душу воплем.
Юля сразу сделалась серьезной, заговорила приглушенно:
– Это полтергейст! Помнишь, мы у меня дома на видике смотрели «Ночь темных теней» и «Навстречу радостной смерти»?
Это были первые фильмы ужасов, которые Касаткин видел в своей жизни. Чуть заикой тогда не стал. Но то, что творится сейчас наяву, посильнее киношных ужастиков.
– Это же фантастика, – возразил он. – Выдумка. А тут – реальность!
– А фантастика, думаешь, на чем основывается? На реальности! – авторитетно заявила Юля. – Я в альманахе «Эврика» читала: ученые не отрицают существование аномальных явлений. Только объяснить пока не могут.
– Да мне не нужно объяснять! – вспылил Леша, давая выход накопившимся эмоциям. – Надо что-то с этим делать! Приедет бабуля из своего санатория, и что я ей скажу? У нее в квартире домовые поселились, а я недосмотрел?
Юля обиженно надула губки.
– Не кричи на меня. Я не виновата, что у нее там кто-то поселился. Может, она ведьма… И потом – при чем тут ты? Оно же само завелось, без твоего приглашения.
– Это правда, – согласился Алексей с неохотой, – но квартира на мне, значит, я несу ответственность… Нет, я должен что-то сделать!
Юля наморщила лоб под модной челкой, задумалась.
– Говорят, есть народные средства. Заговоры, обряды… У папы много книг по фольклору, могу поискать.
– Ты серьезно?
У него едва с языка не сорвалось: «А еще комсомолка!» Вовремя сдержался, промолчал. А то и так сегодня наговорил ей сгоряча грубостей. У Юли душевная организация очень тонкая, задеть ее легко, а извиняться и восстанавливать мир – замучаешься.
– Ладно, – вымолвил он уже другим тоном, – я знаю, как быть.
– В Академию наук напишешь? – съязвила она. – У папы там знакомый работает, показывал целые пачки писем от трудящихся со всего Союза. Кого-то инопланетяне похищали, кто-то во времени перемещался, кому-то чудище в озере привиделось… Как «Библиотеку приключений» читаешь!
– Академикам и без меня есть чем заняться. Я для начала сам должен понять, что к чему. Сегодня буду ночевать в квартире у Греты.