Спустя неделю секрет раскрылся: Грета Германовна, взрыхляя палочкой землю в цветочном горшке, наткнулась на нечто твердое и извлекла на свет перепачканный перстень, в котором ее именитая соседка признала свою пропавшую реликвию. Перед лицом неоспоримых фактов Серж перестал вилять и сказал, что похитил перстень и вынес его в кармане, но, застигнутый Касаткиным в гостиной у тетки, засунул опасную улику в первый попавшийся горшок. Возможно, перстень так и пролежал бы в земле долгие годы, если б не повредил корневую систему бегонии.
Что еще добавить? К Грете Германовне нагрянула бригада рабочих, они заделали дыры в стенах, но при этом изгваздали и засорили чистенькую хозяйкину спальню. На волне произошедшего жильцы дома составили адресованную властям петицию с требованием провести оценку состояния несущих конструкций. Оценку провели, экспертная комиссия выдала заключение, что дом нуждается в ремонте, но жить в нем можно. Прачечную с первого этажа убрали, а по квартирам прошли специалисты из ЖЭКа с мощными софитами, при помощи которых подсушили перекрытия и убрали лишнюю влагу. Интерьеры подъездов подновили – на этом все и закончилось.
Героиней номер один стала Клотильда. Грета Германовна, знавшая детали только понаслышке, сочла, что именно благодаря кошке подлый Серж был изловлен и разоблачен. В качестве награды за свои заслуги Клотильда месяц питалась не пикшей, а отборным палтусом и, как следствие, растолстела, набрав три лишних килограмма.
P. S. Ах, да! На Восьмое марта Леша Касаткин подарил Юле фен отечественного производства за сорок пять рублей. Подарок смотрелся убого, избалованная Юля не удержалась от саркастических комментариев, отчего настроение Касаткина упало, и он так и не решился сделать ей предложение руки и сердца.
Алекс ВинтерКот в зазеркалье
Крик, полный отчаяния и ярости, доносился откуда-то из темноты. Агата подскочила, не сразу сообразив, где находится и почему спит не в своей кровати. В перепутанном сознании даже мелькнула мысль: она опять влезла в какую-то неприятную ситуацию и уехала домой без табельного, которое лежало в сейфе на работе. И только спустя мгновение сообразила включить свет.
Тусклая лампочка прикроватного ночника осветила типовой номер средней гостиницы, без особых изысков. Кровать, две прикроватные тумбочки, стол, телевизор, платяной шкаф, все стерильно-безликое, только на стене картина неизвестного художника – мрачноватый пейзаж русской глубинки – да неожиданно богатые шторы из золотистой материи. Щурясь, Агата огляделась по сторонам, но никакие злодеи по углам не прятались. Из коридора тоже не доносилось ни звука.
«Приснилось», – подумала Агата и сползла обратно на подушку. В свете недавних событий, произошедших с ней, кошмары были делом вполне обычным. По большому счету сюда она приехала в стремлении избавиться от преследующих ее ужасов. Здесь, в санатории, окруженном озерами и хвойными лесами, царили покой и умиротворение. Агата нащупала выключатель и погасила ночник.
Крик повторился. На сей раз в нем было меньше ярости, но больше отчаяния. Агата снова включила свет, схватила халат и, запутавшись в рукавах, натянула его на ходу, выскочив из номера. В коридоре уже гудели голоса, значит, ей это не послышалось, обеспокоенные постояльцы тоже вышли поинтересоваться, что случилось. В последний момент, уже в дверях, Агата быстро оглядела номер: нет ли какого тяжелого предмета, чтобы можно было огреть злодея, но ничего подходящего на глаза не попалось. Продравшись сквозь толпу полуодетых людей, которые тоже сорвались с кроватей в половине второго ночи, Агата торопливо бросилась на звук, уже определив его источник.
Кричала, разумеется, та самая пожилая писательница Капитонова, всклокоченная, в халате поверх задравшейся до неприличия ночной рубашки. Задрав голову, женщина выла, прижимая руку к сердцу и медленно сползая по косяку. По коридору, расталкивая посетителей, к ней уже бежала дежурная медсестра, огромная, с плечами борца сумо и с заспанным помятым лицом.
– Что случилось? – зычно спросила она. – Где болит? Так, аккуратно, аккуратно… Подайте стул, пожалуйста… И воды принесите из кулера… Моя хорошая, что такое?
Капитонова лишь всхлипывала, жмурилась и, не переставая подвывать, отталкивала руку со стаканом. Вода выплескивалась на ночную рубашку, и женщина дергалась, но медсестра настойчиво заставила ее попить. Капитонова захлебнулась водой, после чего ее безостановочный крик стих. Закашлявшись, она вновь расплакалась, закрыв лицо руками.
– Да что с вами? – уже с плохо скрываемым раздражением спросила медсестра. Агата подошла. Капитонова отняла руки от лица и, увидев Агату, вцепилась ей в плечо.
– Мой мальчик! – воскликнула она. – Мой бедный мальчик! Они его забрали!
Агата недоуменно подняла глаза. Сын Капитоновой – раскудрявый Анатолий, в трусах и майке, стоял в номере и глядел на мать с испугом и таким же недоумением, будто подозревая ее в слабоумии. Перехватив взгляд Агаты, медсестра тоже посмотрела на сына Капитоновой.
– Милая моя, – ласково, но настойчиво произнесла она. – Вот же ваш мальчик. Жив-здоров, никуда не делся. Вам просто приснился кошмар…
Капитонова взглянула на сына, замахала руками и, засунув руку в карман халата, вынула из нее смятую бумажку и подала Агате. Та торопливо развернула мятый ком и, нахмурившись, поглядела на медсестру.
– Думаю, госпожа Капитонова говорит не об Анатолии, – резко сказала Агата. – Звоните директору. Кажется, мы имеем дело с похищением.
Ехать в санаторий было не самой плохой идеей. Конечно, можно и в ведомственный, тогда бы это вообще не стоило ни копейки, и лечение там соответствующее. Но был велик шанс встретить кого-то знакомого, а Агате не хотелось ни с кем общаться, объясняться, где травмировалась, отвергать неуклюжие ухаживания коллег, которые, несмотря на все запреты, умудрялись доставать спиртное и гудеть по вечерам. По Следственному комитету об Агате Лебедевой и так ходили неприятные шепотки, весьма противоречивые. То она была фавориткой руководства, то значилась в черных списках, то ее двигали по службе, то затирали, то она спала со всеми следователями, то, наоборот, ни с кем.
Слухи Агату то возмущали, то забавляли, но порой, глядя в зеркало, она и сама думала, что истина лежит где-то посередине и люди ее на самом деле сторонятся. Ранний брак – господи, как это было давно! – развалился, а новых кавалеров не прибавилось. Она даже как-то пристала к лучшему другу, оперу Стасу Фомину, с требованием объяснить, чего же ей так не везет в личной жизни. Тот, глубокомысленно почесав макушку, изрек:
– Ну, мать… Во-первых, ты слишком умна. Не каждый мужик потянет умную бабу, да еще с весьма авторитетным мнением. Во-вторых, ты слишком хороша собой.
– Разве это плохо? – удивилась Агата.
Рассуждали они, естественно, под рюмочку у нее на даче. Подруга Фомина, тележурналистка Александра Кротова, уже давно безмятежно дрыхла на лавочке, укутанная драным пледом, и в разговоре не участвовала.
– Это хорошо, когда перед тобой пусечка, – пояснил Стас, пьяненький и оттого излишне болтливый. – Такая безмозглая лялька, на которую ты смотришь и думаешь: ох, я бы ее повалял! А у тебя…
– Что – у меня?
– Отталкивающая красота, – пояснил Стас, и слово «отталкивающая» он проговорил по слогам, будто в гроб гвозди вколачивал. – Агата, ты же как произведение искусства, на такое только смотреть… Стоит статуя в лучах заката… Да еще и занята постоянно, все, как у майского жука, на лету. Смотрит на тебя мужик и понимает: не потяну я ее, мне б чего попроще.
– И что делать? – уныло спросила Агата. – Планочку опускать? Терпеть немытого маменькиного сынка или алкаша – пусть худой, лишь бы мой?
– Ничего не опускать, – пробубнила Александра, которая то ли не спала, то ли проснулась. – Живи и радуйся. Я тоже мучилась, хотя недостатка в желающих повалять меня в койке находилось немало. Даже к психологу ходила, а тот мне сказал: твоя беда, что рядом нет людей, в которых бы ты отражалась как личность.
– Как это?
– Ну, представь, ты входишь в зал, а вокруг одни зеркала, только они битые, пыльные, кривые, и ты в них урод, – сказала Александра, зевнула и поднялась. – О, вы уже все выпили… В общем, ты в зеркальном зале, смотришь на себя и видишь сплошное уродство. Это как раз твое окружение, оно тебе не соответствует. Так зачем тебе на уродство смотреть? Выйди в другой зал, где зеркала новые, чистые, с подсветкой, и там ты увидишь, как хороша. Помнишь, как Дюма описывал Арамиса? Арамис черпал вдохновение в собственном великолепии. Научись тому же. Тогда к тебе сам подойдет прекрасный принц.
– Интересно, – задумчиво произнесла Агата. – А если не подойдет?
– Подойдет, – твердо уверила Александра. – Просто время не пришло. А не подойдет – так ему и надо. Мы и без того великолепны.
Слова Александры быстро пустили корни в подсознании. Поэтому, выбирая, где отдыхать, Агата решила отвергнуть санаторий органов внутренних дел. Там, в отличие от жутко дорогого «Соснового бора», не было лечебных грязей, зато преобладали коллеги из ведомства, поправляющие здоровье после ранений и психологических травм. А это, по мнению психолога подруги, были все те же «пыльные зеркала», от общения с коими следовало воздержаться. Агата, которой было необходимо восстановить как душевное, так и физическое состояние после переделки, в которую она угодила в командировке, рассудила, что рассчитывать на отпускной роман не будет, но, если между лечебными грязями и массажем ей попадется приятный мужчина, позволит легкий флирт. В конце концов, цены в «Сосновом бору» были такие, что она могла в качестве альтернативы с легкостью улететь в Дубай. После недавнего приключения на чужбину ее не тянуло. Но уж больно дорого стоило все удовольствие, может, все поменять, пока оставалось время, и согласиться на ведомственный санаторий? Позвонив Александре, Агата поведала о своих страданиях и получила неожиданную поддержку.