У одного портсигар из оранжевой армейской аптечки. Он долго колеблется прежде, чем выложить его на стол.
— Дай сюда! — коротко говорит Дмитрий.
Рабочий вздрагивает. Но с хозяином не поспоришь — у него джип и немногословные ребята на подхвате. Вывезут ночью на лодке в море — и концы в воду!
Дмитрий со щелчком открывает портсигар. В нём папиросы с аккуратно обрезанными мундштуками. Дмитрий нюхает и морщится.
— Азиз! Я же говорил, чтобы этой дряни в моём доме не было!
— Мы на улице курили, хозяин!
Азиз бледнеет ещё больше. Хочет рукавом вытереть пот со лба, но не решается.
— Мне здесь наркоманов не надо! — рычит Дмитрий. — Где взяли дурь?
— Родственники прислали! — оправдывается Азиз. — Двоюродный брат недавно на родину ездил, привёз.
— Так! — решает Дмитрий. — Собирайте свои манатки и выметайтесь отсюда! И чтобы я вас больше в городе не видел!
Азиз беспомощно горбится. По его глазам видно, что он не согласен, но спорить — себе дороже. Он что-то говорит по-узбекски своим подчинённым.
Те молча рассовывают по карманам имущество.
— Стоять! — внезапно говорит Дмитрий.
Он достаёт из кармана чёрную рацию и нажимает кнопку.
— Серёга? Подойдите сюда с Вадиком!
На пару минут в комнате воцаряется гнетущая тишина. Затем слышится хлопок металлической входной двери. Её Дмитрий поставил первым делом, как только стал хозяином квартиры. В комнату вваливаются двое качков. Каждый из них габаритами напоминает сервант. Стёкла тёмных очков поблёскивают, словно мебельные зеркала.
— Серёга, — говорит Дмитрий. — Обшмонайте их барахло, чтобы ничего не припрятали. И вывезите из города.
— Куда? — лениво интересуется Серёга.
По его равнодушному тону понятно, что ему всё равно, куда везти рабочих — в другой город, или в ближайший лесок. Он просто уточняет детали поручения.
— Вывезите на трассу, и отпустите, — решает Дмитрий. — И чтобы сюда больше не возвращались. Балтийск — закрытый город!
Он вскидывает голову и коротко хохочет.
— А деньги, хозяин? — тихо спрашивает Азиз.
И тут же втягивает голову в плечи.
— Деньги? — удивляется Дмитрий. — А покажи — какую работу вы сделали?
— Демонтаж, мусор, — перечисляет Азиз. — Больше ничего не успели.
— Мусор! — передразнивает его Дмитрий. — А я вас кормил всё это время? Инструменты вам купил? Жили вы в моём доме? С ментами договорился, чтобы вас не трогали? Кто за это заплатит? Может, ты?
Азиз беспомощно молчит.
Серёга лениво берёт его за плечо.
— Пошли!
Мы с Дмитрием остаёмся вдвоём. Он поворачивается ко мне и прямо спрашивает:
— Саня! Сколько эта хрень стоит?
Он показывает на шкатулку, которую я по-прежнему держу в руках.
Позавчера мы с ним пили вискарь на его квартире. Поэтому теперь он называет меня Саней.
Я пожимаю плечами.
— Так сразу не скажу. Материальная ценность — копейки, а вот историческая… Тут комиссия нужна. Надо внимательно осмотреть весь дом — может, ещё что-то найдётся. Работы пока лучше остановить.
Я тщательно выбираю слова, чтобы они подействовали так, как мне нужно.
— В смысле — остановить? — удивляется Дмитрий. — Я плитку из Германии заказал! Финскую сантехнику послезавтра должны привезти.
Я развожу руками.
— Историческая находка. Пока специалисты здесь всё не осмотрят — работать нельзя. Закон такой.
Слово «закон» для Дмитрия словно красная тряпка. Вертел он эти законы на таком месте, о котором неудобно говорить!
Дмитрий угрюмо смотрит на меня.
— Саня, — начинает он. — Это хрень, понимаешь? Мне ремонт доделать надо.
— Понимаю, — говорю я. — Неприятная ситуация.
— Слушай, а забери эту коробку себе, — неожиданно предлагает Дмитрий. — Ты же этот… как его… археолог? Вот сам её и изучай. Только скажи, что нашёл в другом месте.
Я делаю вид, что раздумываю над его предложением. И, наконец, киваю головой.
— Можно.
Дмитрий заметно успокаивается.
— У тебя когда самолёт?
— Не знаю, — говорю я. — Билеты ещё не заказывал.
— Диктуй данные. Ребята тебе на завтра билет сделают. Чего тебе тут торчать?
Его стремление понятно. Выслать меня из города и этим закрыть дальнейшие проблемы с собственностью.
— Куда полетишь, в Ленинград? — снова спрашивает он.
— В Сочи, — говорю я. — Не надышался морем.
— Без проблем!
Дмитрий достаёт из внутреннего кармана модного пиджака толстую пачку денег. Отсчитывает несколько купюр. Подумав, добавляет ещё три. Это неожиданно и приятно.
— На, держи! Как договаривались! Вечером заходи ко мне — посидим на дорожку. А завтра тебя Серёга отвезёт на самолёт.
Вот такие давние будущие события вспомнились мне, пока мы ждали Валерия Михайловича и милицию. События, которым теперь не суждено случиться. Понимать это было странно.
Мишаня сопел возле стола, внимательно разглядывая шкатулку. Дядя Слава всё так же сидел на кровати, сложив волосатые руки на худых коленях.
— Дядя Слава, — спросил я его. — Как твоя фамилия?
— Раушев. А что?
— Да ладно! — удивился я. — Так ты, выходит, потомок барона!
— Иди ты в…опу!
— Я серьёзно!
Барон-алкоголик негодующе посмотрел на меня выцветшими серыми глазами.
— Я советский человек! Всю жизнь на Балтийском судоремонтном! Вот этими руками…
Он показал мне сухие жёлтые ладони. Но объяснить, что делал этими ладонями на заводе, не успел.
Пришла милиция. Усталый лейтенант в помятой рубашке бросил равнодушный взгляд на шкатулку.
— Материальных ценностей не было?
— Нет, — ответил я.
Лейтенант расстегнул кожаный планшет, который висел у него на боку, и достал оттуда чистый лист бумаги.
— Освободи-ка табурет!
Я встал, и лейтенант по-хозяйски присел к столу.
— Давайте по порядку!
Пока мы диктовали показания, вернулся взбудораженный Севка.
— Идут! — с порога закричал он.
— Кто? — не понял я.
— Все идут! Даже завхоз, Георгий Петрович!
— Это кто? — спросил лейтенант, не отрывая взгляд от бумаги. — Посторонним очистить помещение!
— Он не посторонний, — ответил я. — Был с нами, когда нашли шкатулку.
— Ага! Ну, тогда диктуй имя, фамилию.
Хлопнула входная дверь. В комнату вбежал Валерий Михайлович.
— Ну-ка, покажите! Что тут у вас?
— Вы кто, товарищ? — осадил его лейтенант. — Здесь милиция работает, не мешайте!
— Это наш начальник экспедиции, — объяснил я. — Он учёный, археолог.
Валерий Михайлович не обратил на лейтенанта никакого внимания. Открыл шкатулку, достал письмо фон Рауша. Развернул его, осторожно держа в руках, и принялся читать.
— Повезло, — повторял он. — Вот же повезло на ровном месте! Гореликов! Как вы додумались до этого?
— Это случайно получилось, — ответил я. — И вообще, шкатулку Миша нашёл. И письмо тоже он перевёл.
— Надо срочно закладывать раскоп у северной стены кирхи! — сказал Валерий Михайлович и обвёл нас загоревшимся взглядом. — Ну, что? Раз вы нашли этот документ — вы и будете копать. Разумеется, под моим присмотром!
— Валерий Михайлович, а с документами нам можно будет поработать, когда найдём архив? — спросил я.
— Если найдём, Гореликов, — строго поправил меня Валерий Михайлович.
Но потом не выдержал и улыбнулся.
— Конечно, поработаете! Все поработаем!
— Всем не надо, — сказал я. — У нас Мишаня любит с бумагами возиться. Да и подоконник, под которым была спрятана шкатулка, он сломал.
Валерий Михайлович и Оля осуждающе посмотрели на меня. Взгляды их красноречиво спрашивали: ну, почему этому раздолбаю так везёт?
А раздолбай прекрасно знал причины своего везения, но не собирался посвящать в них окружающих.
— Собирайся, епископ!
Эрик выглядел озабоченно. Густые рыжие брови нависли над голубыми глазами. Рыжая борода воинственно топорщилась.
— Что случилось?
Адальберт старался выглядеть спокойным, но волнение всё-таки прорвалось в голосе. Кто знает, что на уме у этих язычников? Их приютили, кормят и поят. Даже почти вылечили руку Бенедикта. Но всё это может оказаться обманом, чтобы успокоить монахов, а потом принести в жертву своим богам.
— Криве-Кривейто пришёл к вождю, — угрюмо ответил Эрик. — Сам пришёл.
— Кто? — не понял Адальберт.
— Некогда, — нетерпеливо отмахнулся Эрик. — Объясню по дороге. Идём!
— И я с вами!
Бенедикт, месивший тесто для лепёшек, бросил тугой тестяной комок на стол. Шагнул к кадке с водой, чтобы вымыть испачканные руки.
Но Эрик остановил его.
— Нет, монах! Сегодня твоя помощь епископу не потребуется!
Сердце Адальберта болезненно сжалось. Что это значит? Почему вождь зовёт только его одного?
Но епископ преодолел минутную слабость и кивнул:
— Я готов.
Словно угадав его мысли, Эрик сказал:
— Возьми с собой своего брата.
Радим был во дворе — кормил кур в курятнике. Монахи старались не сидеть без дела, и в благодарность за хлеб и приют помогали домочадцам Эрика, чем могли.
Бенедикт вышел, чтобы позвать Радима. Воспользовавшись этим, Эрик добавил:
— Будь силён, епископ. Силён и убедителен!
Втроём они вышли со двора. Пока шли по селению, Адальберт невольно крутил головой по сторонам. Такого количества народ в деревне он ещё не видел. Жители побросали дела и собирались кучками, чтобы обсудить небывалое — верховный жрец Криве-Кривейто покинул священную рощу Ромове и пришёл к ним!
Что же теперь будет?!
Возле деревенской кузницы, опустив до земли сильные натруженные руки, сидел кузнец. Седобородый, с широкими плечами и длинными волосами, он был похож на бога Перкуно. За его спиной, в тёмном провале двери метались отсветы огня.
— Кто такой Криве-Кривейто? — задыхаясь от быстрого шага, спросил Адальберт Эрика.
— Криве-Кривейто, — ответил Эрик, — это верховный жрец всех прусских племён. Он живёт в священной роще Ромове и никогда не покидает её.