игами диктует свою волю непосредственно товарищу Сталину. Наличие у спецназовца трёх технических и пары гуманитарных образований идёт только на плюс. Также очень помогает наличие ноутбука, набитого подробнейшими сведениями необходимыми в данной эпохе.
А мне довелось угодить в семнадцатилетнее тело собственного мужа, простого, физически развитого, не отягощенного излишним интеллектом, рабочего парня. Связями в высоких сферах его родители никогда не обладали. Даже не повезло оказаться в столице, или хотя бы в крупном городе. Я оказалась в посёлке, вблизи границы Казахстана и России. Даже почтовый адрес прекрасно помнила: Казахская ССР, Кустанайская область, Ленинский район, поселок городского типа Троебратский, улица Комсомольская, дом на углу. Почтовый индекс 459520.
Что касается моих собственных возможностей, то они тоже весьма скромны: школьные знания получены именно в эту эпоху, высшее образование, хоть и получено в ленинградской Техноложке[3], однако не обеспечивает знания прорывных технологий: биотехнология — весьма неторопливо развивающаяся отрасль мирового хозяйства. Политикой я практически не интересовалась, разве что в памяти отложилось то, как белорусы очень тепло вспоминали Машерова, а Бобрик с огромным уважением отзывался о Кунаеве и Назарбаеве, первых секретарях компартии Казахстана, а Назарбаев был ещё и первым президентом Казахстана уже независимого. А ещё у меня была стойкая неприязнь к Андропову, оставшаяся со времени его недолгого правления. Впрочем, Бобрик тоже считал Андропова редкостной гнидой.
Как и многие, я люто ненавидела Перестройку и развал Союза, но… если бы не было этой трагедии, то я никогда не встретила бы своего Бобрика, Боброва Юрия Сергеевича, и не было бы у меня тридцати лет счастья. Так что будем считать, что попадание случилось в параллельной вселенной, а раз так, то не стоит заботиться о неслучившемся.
«Ну, раз так всё получилось — думала я — буду жить жизнью Юрия, сама стану Бобриком».
И вообще: а стоит ли трепыхаться и лезть в политику? Мне дан удивительный шанс прожить вторую жизнь, к тому же в мужском теле… Должно быть, любопытные ощущения ожидают меня впереди.
Фотографии просмотрены, воспоминания восстановлены — ещё бы! я не раз бывала здесь в гостях, кроме того, Бобрик мне много рассказывал о своём детстве и юности. Мне любопытно взглянуть на свёкра и свекровь — отчима и мать Юрия Боброва, впервые увиденных мною только много лет спустя. Ну, не беда, они скоро придут с работы.
Леночка, кстати, не родная сестра Юрия. Она дочь Владимира Алексеевича. Сейчас ей пятнадцать лет, точнее пятнадцать ей исполнится через восемь дней. Красивая зеленоглазая девочка, по-детски худенькая, немного угловатая, с густыми темно-русыми волосами.
«А ведь у Леночки скоро день рождения!»
— Ленусик, а что ты будешь готовить на свой день варенья?
— Не знаю. Я вообще не хотела отмечать.
— Ты с ума сбрендила? Человеку исполняется пятнадцать лет, самый, можно сказать чертовский возраст, а она отмечать отказывается!
— А почему чертовский?
— А потому что тринадцать это чёртова дюжина, а она у тебя уже третий раз подряд повторяется. У тебя, если по науке, самый злостный переходный возраст. Идёт, понимаешь, переделка из подростка в девушку, причём страшно привлекательную.
— Дурак и не лечишься.
И тут я, неожиданно для себя, приняла важнейшее решение: окончательно решила стать Юрием. А что? Фактически я и есть он. А что касаемо женских воспоминаний и вообще прошлого опыта… так это гигантское подспорье.
— Так точно! — легко согласился новоявленный Юрий — Весь в тебя, сестричка. Ну, так что будешь готовить?
— Ну не знаю… Я только борщ умею, да щи… ну ещё суп и второе. И оладьи. Только это не праздничная еда.
— Точно, не праздничная. Решено! Беру управление на себя. Кого позовёшь?
— Ну… Олю Чернышевскую, Фаю Казанбаеву и Кайрата Ахметова. Ну и Генка припрётся.
— Какой Генка?
— Какой-какой — передразнила Лена — дружок твой закадычный, Денисенко. Опять будет мне песни петь и никому не позволять со мной танцевать.
— Опаньки! А тебе это неприятно?
— Приятно — Леночка покраснела как маков цвет — только неловко. Все же видят.
— А хочешь, Леночка, я тебе сделаю пророчество?
— Какое пророчество?
— А вот какое: вы с Генкой вместе поступите в институт, на втором курсе поженитесь, и будет у вас четверо детей.
— Дурак! — ещё гуще покраснела Лена — А почему в институт вместе поступим?
— Генка ещё в армии должен отслужить, а ты тем временем закончишь школу. Поняла? Но мы отвлеклись. Ты насчитала четверых. Плюс мы с тобой, плюс мама с папой, плюс твоя крестная, итого девятеро.
— Погоди, как ты сказал? Папа?
— Сказал. Я понял, что был неправ, не признавая Владимира Алексеевича за отца. Но раз ты мне сестра, значит он для меня отец.
— Спасибо, Юра! Папа очень переживает из-за этого.
— Ладно. Продолжим: на горячее сделаем шаверму. Кроме этого, салаты «Оливье», «Мимоза» и селедку под шубой, а на сладкое будет шарлотка и земляника со сливочным кремом. А на вторую еду сделаем рыбу в кляре. Ну и чаю сколько влезет. А устроить всё лучше на природе, например прогуляться на Первый Бугор.
— Давай лучше проведём всё это на озере, в Казанке, папа нас туда на своей машине отвезёт.
— Конечно, так будет лучше.
— Только, Юрка, ты точно сумасшедший. Во-первых, я не умею всё это готовить, во-вторых, на «Оливье» нужен майонез, а у нас, его нет, и нескоро будет. Папа же говорил, что Курганский масложирзавод на профилактике. И что такое твоя шаверма я не знаю.
— Ленусик, отвечаю по пунктам. Во-первых, готовить будем вместе, и под моим чутким руководством. Во-вторых, майонез сделаешь ты лично, опять же под моим руководством. Ну а шаверма — это такое арабское блюдо, очень лёгкое в приготовлении. Готовить будете вместе с девчатами, опять же, под моим чутким руководством.
— Юра, ты откуда знаешь рецепт майонеза?
— Не помню, вычитал где-то.
— А точно получится?
— Конечно. Я уже делал один раз — господи, как же легко я умею врать!!! — потом разлил по баночкам и маме отдал, когда она новогодний стол готовила, и никто ничего не заметил.
— А почему не сказал?
— Понимаешь, сначала хотел посмотреть, отличат ли по вкусу, а потом как-то забыл.
— Слушай, давай сейчас сделаем, к приходу родителей?
— Да запросто. Давай яйца, я буду их мыть с мылом, а ты принеси отцовскую дрель, пассатижи и стальную проволоку.
— Зачем?
— Сейчас сама увидишь.
Я согнул из проволоки шестилопастный венчик, тщательно отмыл его с мылом и закрепил в дрели.
— Ну-с, сударыня, приступим! Раздели-ка яйца на белок и желток. Не умеешь? Не беда, сейчас покажем.
— Ой, это действительно легко!
— Значит так: желтки шести яиц мы заливаем ложкой уксуса и начинаем взбивать. Видишь, желтки побелели? Теперь начинаем вливать масло. Я кручу дрель, а ты лей тонкой струйкой.
— Юрочка, у нас получается!
— А то! Между прочим, это четвёртый разряд повара-кондитера. Кончилось масло? Теперь бери стакан, в котором мы сделали раствор специй и тоже лей тонкой струйкой.
— Ой, получилось! Дай попробовать?
— А вот держи венчик, с него вкуснее слизывать.
— И чем это дети заняты — послышалось от дверей — неужели чем-то полезным?
— Ой, мамуля, мы с Юрой тут майонез делаем! Получилось! Вкусно! Правда не вру! — и Лена бросилась к матери, суя ей в рот, венчик с остатками майонеза — Юра сказал, что с венчика вкуснее пробовать.
Мать лизнула, сосредоточенно нахмурилась, лизнула ещё и улыбнулась:
— И, правда, получилось. И даже не Провансаль, а Салатный. Я угадала?
— Правильно. Я специально побольше уксуса положил, и растертые укроп с петрушкой.
Мать подошла к столу, отрезала тонкий ломтик черного хлеба, положила сверху капельку майонеза и отправила в рот.
— Я его так, по-простому люблю, хоть говорят, что это вредно для фигуры.
— Мамуля, мамуля, а Юра на мой день рождения будет готовить шувурму! Правда, Юра?
— Не совсем. Во-первых, шаверму, а во-вторых, готовить будете вы с подружками, а я только руководить.
С улицы послышался звук подъезжающего грузовика. Я вытер руки о полотенце и направился к двери:
— Пойду, батю встречу.
Краем глаза я увидел, как Лена начала что-то объяснять пораженной матери.
У ворот стоял старенький, но ухоженный ЗиС-151, «Мормон», с фотографией Сталина на лобовом стекле. Отчим Юры как раз опускал задний борт. Это был крепкий мужик лет тридцати пяти. Жилистый, сухощавый, небольшого роста. Типаж алтайского чалдона — похож на знаменитого Михаила Тимофеевича Калашникова. Владимир Алексеевич и был родом с Алтая, из славного города Бийска.
«Да — подумал я — а свекор не сильно изменился, впрочем, молодость и ему к лицу».
Молча подошел, помог отчиму опустить борт и запрыгнул в кузов.
— Папа, что подавать?
Лицо Владимира Алексеевича дрогнуло, но он не показал волнения.
— Двигай сюда вон те шпалы — распорядился он.
Я выдвинул три лежащие в кузове старые, но крепкие железнодорожные шпалы, затем мы вместе опустили их с кузова и в вертикальном положении откантовали ближе к забору, и там уложили одну на другую, чтобы не мешали проходу.
— Папа, в следующую субботу у Леночки день рождения.
— Помню. И что вы задумали?
— А ты не мог бы договориться, взять машину и отвезти всех нас на озеро, в Казанку?
— Могу, конечно. А «нас», это кого?
— Вы с мамой, тёть Лида, Ленуськина крестная, четверо Ленуськиных друзей, сама Ленуська, ну и я. Итого девять человек.
— Тогда десять: Валерку, Лидиного мужа ты не посчитал?
«Точно, Лида с Валеркой развелись аж в восьмидесятые годы» — вспомнил я.
— Точно.
— Ладно. Тогда я пятницу возьму в автобазе скамейки, чтобы в кузове было удобно ехать.