1
К развилке-куриножке вышли довольно быстро. Здесь, действительно, стояла небольшая, явно старая, но еще довольно крепкая изба.
Малко пристально оглядел домик и произнес со значением:
— И избушка есть. И куриножка есть. Значит, наверное, Баба Яга здесь и живет.
Когда-то давно Антошин вместе с сыном смотрел киносказку, в которой мерзкая смешная старуха летала в ступе. Технология 10D позволяла щелкнуть Ягу по носу и даже попробовать вырвать у нее из рук помело. Баба Яга была хоть и страшная, но все равно смешная и, главное, абсолютно нереальная.
А тут…
«Как поверить в то, что Баба Яга не сказочный персонаж, а существо, которое жило на самом деле? — не мог успокоиться Антошин. — И ведь от нее зависит успех нашего дела!»
Однако что тут думать да гадать? За время путешествия можно было привыкнуть и не к такому. Надо просто пойти и в который уже раз убедиться в существовании невозможного.
— Всё, пошли, — нетерпеливо сказал Антошин. — Итак очень много времени с Длинноволоской потеряли.
— К Бабе Яге идем, к ведьме, которую даже другие ведьмы боятся. Как же это — идти просто так? Тут подготовиться надо, — назидательно произнес Малко и, ничего не объясняя, снова повернул в лес.
Полковнику ничего не оставалось, как пойти следом за ним.
Малко двигался по лесу низко наклонив голову, будто грибы выглядывал.
Грибов и правда росло в изобилии, но мальчишка их не трогал. Искал, видимо, что-то другое.
Наконец, увидев то, что хотел, Малко как подкошенный рухнул на землю и радостно закричал:
— Плакун-трава!
Трава как трава. Ничего особенного.
Заметив, что Антошин не радуется вместе с ним, мальчишка объяснил:
— Плакун-трава смиряет всякую нечисть. С Бабой Ягой мечом ведь не будешь воевать, правильно?
Вообще-то в планы Антошина вовсе не входила борьба с таинственной ведьмой. Наоборот, он надеялся на ее помощь. Но, наученный горьким опытом, полковник решил не спорить и в ритуал не вмешиваться.
Малко руками выкапывал траву и шептал при этом неясные слова.
Антошин не выдержал и все-таки дал совет:
— Меч же есть, им удобнее рыть.
Это безобидное, казалось бы, замечание вызвало невероятную реакцию: Малко вскочил и начал молча ходить туда-сюда, явно усмиряя гнев.
Однако унять его до конца не удалось.
Парень остановился напротив ошалевшего полковника. Говорил нервно и даже как будто обиженно:
— Вот я не понимаю, Инородец, где ты живешь? Как ты живешь в своей заоблачной стране? Как вы все там живете, я не понимаю! Ты разве не знаешь, что плакун-траву только руками можно выкапывать? Какой толк плакун-траву мечом вырывать? Никакого толка вообще! — Излив гнев, Малко немного успокоился. — Впрочем, ладно, тебя пожалеть надо, как и всех, кто там живет, в вашей стране… Хорошо. Я сам выкопаю как положено, а ты пока веревочки доставай.
Антошин, конечно, хотел спросить, что за веревочки такие, но желания снова попасть впросак не было.
В мешках, которые собрали в деревне, было едва ли не все, что нужно человеку для путешествия. В том числе разные веревочки: большие, маленькие, средние…
Антошин подумал: наверное, с помощью этой волшебной травы они доведут Бабу Ягу до бесчувствия (как уже было с обрами), потом свяжут. А потом…
Дальше фантазия почему-то отказывалась работать.
Малко, не жалея пальцев, рыл землю, шепча себе что-то под нос. Спрашивать его, какого размера нужны веревки, смысла не имело.
Антошин достал те, что ближе лежали, подошел к парню, прислушался.
— «Плакун! Плакун! Плакал ты много и долго, — шептал Малко, — а выплакал мало. Не катись твои слезы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю, будь ты страшен бесам и полубесам, старым ведьмам… А как не дадут тебе покорища, утопи их в слезах, да не убегут они от тебя. Будь мое слово при тебе крепко и твердо век веком».
Осторожно, словно величайшую драгоценность, вынул Малко из земли корень травы, потом, трижды плюнув через правое плечо, сорвал цветок. И только после этого поднял глаза на полковника.
Взгляд Малко говорил о том, что Антошин снова сделал что-то неправильно. Взгляд был настолько выразителен, что полковник стыдливо спрятал веревки за спиной.
Мальчик усмехнулся:
— Ты собираешься корень и цвет вешать на шею на такой веревке, на которой и самому повеситься можно?
— Сразу бы сказал, зачем веревка, я бы тогда выбрал подходящую, — недовольно пробурчал Антошин.
— Прости, Инородец, но тебе неизвестно даже то, что у нас знают малые дети.
Антошин вернулся к мешку, долго рылся в нем и наконец отыскал подходящую веревочку. Разорвал ее на две части.
Малко ловко повесил сначала полковнику, а потом себе на шею цветок и корень. Посмотрел внимательно на спутника, будто подчеркивая серьезность происходящего.
И только после этого они наконец направились к избушке на куриножке.
Однако, сделав пару шагов, полковник остановился и начал беспокойно озираться. Он почувствовал на себе чужой взгляд. Кто-то явно за ними следил.
Но сколько ни смотрел он по сторонам, сколько ни всматривался в деревья и кусты — никого не увидел.
Малко оценил его нервозность по-своему.
— Волнуешься? — спросил он и сам себе ответил: — Конечно, Бабу Ягу все боятся. Перед встречей с ней как не волноваться?
До рези в глазах Антошин вглядывался в листву.
Нет вроде никого.
Может, нервы подводят? Хотя кого бояться-то? Бабу? Да будь она хоть трижды Яга!
Успокаивало и то, что Малко, похоже, ничего подозрительного не замечал.
— А она что, на самом деле такая страшная, эта ваша Баба Яга? — спросил полковник, вызвав тем самым очередной удивленный взгляд Малко.
Но на этот раз парень решил никаких обидных для полковника выводов не делать, объяснить попросту:
— Их вообще три сестры — три Бабы Яги…
«Три сестры… Что это такое? — мучительно вспоминал полковник. — Очень знакомое сочетание, где-то я его слышал. Или читал. Чехов вроде… Пьеса какая-то. Не помню. Бред! Мало того, что Баба Яга существует на самом деле, так их еще три, как чеховских героинь…»
Малко продолжил:
— Первая сестра — Яга-похитительница. Она страшна, она людей похищает, детей особенно, и ест их потом. Вторая сестра — Яга-воительница. Эта воюет все время с людьми, ее победить только богатырь может, да и то если очень-очень постарается. И все-таки она честней, чем похитительница, воин потому что. Воина всегда легче одолеть, чем подлую похитительницу, правда? Ну а вот третья сестра самая хорошая: Яга-дарительница. Я надеюсь, что нас в избе именно она и ждет.
— А дарительница чем славна?
— Она, конечно, устроит нам испытание какое-нибудь, но, если мы его выдержим, подарит то, что нам нужно… Хорошо бы, конечно, чтобы она нам сразу молодильные яблоки отдала, но коли не даст, так хоть путь укажет, где искать.
Во время своего путешествия Антошин привык, что случайности, которые здесь встречаются, все больше какие-то несчастливые. И потому спросил, чтобы быть уже ко всему готовым:
— А если две другие сестры нас встретят? Или если они, например, все вместе соберутся на какой-нибудь свой ведьминский семейный праздник — тогда что? Что-то не хочется мне становиться праздничным ведьминским ужином.
Малко был молод и, несмотря на все пережитые страдания, верил, что случайности в основном бывают хорошие и добрые. Поэтому вопрос Антошина явно привел его в замешательство.
Парень остановился, подумал немного и лишь потом заметил:
— Вряд ли такое случится. Ведьмы — они ж всё ведают, правда? А это они нас сюда направили, так? Зачем бы им нас на смерть посылать?
— Из вредности, — предположил Антошин.
— Ведьмы не люди, — назидательно изрек Малко. — Они из вредности ничего не делают… Но на всякий случай не помешает около дома загово́р произнести.
И снова показалось Антоши ну, что хрустнула ветка где-то сбоку, совсем поблизости. И опять он внимательно поглядел по сторонам. И никого не увидел.
У самой избушки Малко остановился, залез в мешок, достал соль, сказал:
— Повторяй сейчас всё за мной! «Отговорюсь я от колдуна…»
— «Отговорюсь я от колдуна…» — вздохнув, произнес Антошин. Но произнес, видимо, слишком громко.
Малко гневно посмотрел на него:
— Чего орешь-то? Чужой кто заклинание услышит — испортить может. Ты тихо говори. Шепотом, как я… — И Малко заговорил еле слышно: — «Отговорюсь я от колдуна, от колдуньи, от двоежонов, от троежонова, от двоезубова, от троезубова, от всякого от злого находа человека. Может ли злой, лихой человек, колдун, колдуница стрелу Громову огненную испортить, изурочить? Не может! Не может! Не может! — При этих словах Малко трижды кинул щепотки соли на избу. — Брал бы злой, лихой человек, колдун, колдуница своими белыми руками свой булатный нож, резал бы он свое белое тело своими белыми руками, грыз бы он свое белое тело своими белыми зубами. Уста мои — замо́к, замо́к — язык. Уста мои — замок, замок — язык. Уста мои — замок, замок — язык».
Разумеется, Антошин в чудодейственную силу заклинаний не верил, но все равно шепотом повторял эти слова. Не обижать же мальчишку!
Однако, странное дело, произнеся эти непонятные слова, Антошин почувствовал, что ему как будто становится легче. Даже уверенность появилась. Робкая, конечно, но появилась.
Ему почудилось даже, будто Голос говорит:
— Иди вперед и ничего не бойся! Все будет хорошо!
Хотя никакого Голоса слышно не было.
Странное дело…
«Наверное, заклинания просто помогают человеку настроиться правильно», — решил Антошин.
И эта мысль еще больше успокоила его.
Поднялись на крыльцо избушки.
Ступеньки старые, рассохшиеся. Как только Малко и Антошин ступили на них, заскрипели устало и недовольно.
Перила крыльца были так отполированы частыми прикосновениями, словно их покрыли не изобретенным еще лаком.
Малко постучал.
Антошин снова почувствовал на спине чей-то взгляд.
Резко повернулся и увидел, как кто-то рухнул в высокую траву.
Надо бы посмотреть — кто. Но не успеть.
Из избушки уже раздался старческий голос:
— Да заходите уж, заходите. Заждалась вас совсем.
2
Стан не обманул, когда предупреждал, что Баба Яга — дряхлая старуха.
Ничего таинственного или сказочного в ее облике не было. Лицо старое, морщинистое. Острый нос. Маленькие хитрые недобрые глаза. Узкая щелка беззубого рта.
Что-то в этой старухе показалось Антошину странным, и он быстро понял, что именно: на изъеденном морщинами лице не было ни родинок, ни старческих пятен.
Полковник вспомнил: кто-то говорил ему, что у духов нет родинок. Боровой вроде. Или не Боровой. Да не важно.
Так она что — дух, что ли? Что-то совсем не похоже. Совершенно реальная старуха, вполне себе земная.
«Наверное, я просто схожу здесь с ума ото всей этой, может, по-своему и логичной, но такой малопонятной жизни», — с каким-то даже облегчением решил полковник.
— Это точно дарительница, — прошептал Малко. — Сразу видно.
Вообще-то пожилые люди туговаты на ухо. Но эта бабка-ведьма слышала хорошо.
— Дарительница, дарительница, не волнуйтесь, — беззубо улыбнулась она. — Небось сестер моих испугались? Так они в другом месте живут. А куриножку я сторожу. Так уж повелось. Три дороги от дома ведут. Одна из них — к молодильным яблокам. Их, что ли, ищете?
Антошин не успел ответить. В избу влетел любопытный Вук и мягко спланировал полковнику на плечо.
Старуха испуганно вскочила, замахала руками на ворона, закричала:
— Кыш! Кыш!
Антошин заметил: одна нога у Яги то ли деревянная, то ли костяная, отчего старуха довольно сильно хромает.
— Кыш! — не унималась бабка. — Пошел вон! Вон пошел, я тебе сказала!
Вук спокойно сел на самую верхнюю полку и отвернулся, всем своим видом показывая, что этот грубый окрик не может иметь к нему никакого отношения.
Тогда старуха обратилась к Антошину, рассудив, видимо, что в этой паре кто старше, тот и главней:
— Пусть улетит отсюдова, иначе не стану я с вами разговаривать. Человеческая душа в птичьем обличии… Не люблю я этого. Пусть улетит.
Антошин хлопнул в ладоши. Вук повернулся к нему. Полковник ничего говорить не стал, просто посмотрел выразительно.
Вук покружил еще по избе и вылетел в дверь.
Старуха улыбнулась:
— Так-то оно лучше.
После чего забрала у Малко и Антошина мешки, сказав при этом:
— Что с подарками пришли — спасибо. Это правильно.
Полковник хотел было возмутиться столь откровенному грабежу, но Малко показал ему глазами: мол, успокойся.
И Антошин в очередной раз подчинился мальчишке.
Старуха начала рыться в мешке и, найдя что-нибудь особенно ей нужное или приятное, довольно кряхтела.
Вынув одолень-траву, протянула Антошину со словами:
— Вам нужней.
Потом подошла к печке, достала оттуда чугунок.
— Пообедаем? За едой и сговориться легче.
Антошин никогда не возражал против того, чтобы перекусить. В случае необходимости он мог не есть целыми днями, но когда ему предлагали еду, не отказывался. Тем более привык уже, что здесь, куда ни войди, всюду кормят.
Полковник кивнул согласно.
Малко тоже поклонился благодарно, но произнес:
— Благодарствуем, бабушка! Сытые мы.
Старуха подошла к Малко, погладила его по голове:
— Вот умный мальчик какой! Молоденький, а умный. Знает, что у Бабы Яги обедать не след. — Она потрогала оберег, висящий на шее Малко. — И оберег какой хороший сделал. И заклинание прочел правильное. — Она улыбнулась улыбкой, которую, наверное, сама считала доброй. — Так и быть, не буду я вам испытания устраивать. Хватить с вас испытаний. Тем более что вы их ждете. А в испытании что главное? Неожиданность! — Она хихикнула противным старческим смехом. — Только на один вопрос ответьте: почто вам молодильные яблоки сдались? Не ради испытания спрашиваю, а просто так интересуюсь. Любопытствую.
«Какой хороший вопрос! — подумал Антошин. — Только что я могу ответить? Что меня интересует тайна бессмертия? Что я привык выполнять приказы, даже если смысла в этом особенного не вижу? Что, узнав тайну, я надеюсь попасть домой? Что, пока я не узнаю тайну бессмертия, я не успокоюсь?»
Малко тоже молчал, рассудив, видимо, что не надо Бабе Яге про лишнее знать.
Старуха растолковала их молчание по-своему, расхохоталась:
— Вот люди, а? Идут напролом, руки-ноги ломают, друзей теряют, про любовь забывают. Прутся, в общем. А спроси их — куда, зачем? — так они и позабыли. Смешные…
Яга замолчала, задумалась. Казалось, она всерьез тоскует о непутевой людской доле.
Молчание решился нарушить Малко:
— Бабушка, может, вы поколдуете?.. Как нам и чего… Куда идти-то?
Старуха снова рассмеялась:
— Чего мне колдовать-то? Я и так все знаю. И про то, что было с вами, и про то, что будет. Тоже мне — задача… Ты вот, — она показала на полковника, — издалека идешь. Из такого далека, куда не всяк доберется.
Старуха внимательно рассматривала Антошина. Взгляд у нее был злой и очень умный. Полковник Николай Васильевич Антошин терпеть не мог, когда на него так смотрели.
Помолчав, старуха продолжила:
— Не один ты, Инородец. Вижу, не один ты по дороге идешь. Все время — не один. И в трудный миг придет к тебе товарищ откуда не ждешь.
То, что он не один, это понятно. Они все время с Малко идут, мальчишка и вправду стал его настоящим товарищем. Такого друга у полковника, пожалуй, и не было никогда.
Но вот что за товарищ придет в трудную минуту? Все тот же Малко? А может, Боровой? А может, ворон Вук с душой Стана? Или Кривош, Найдён или Даша? А может, Длинноволоска?
Вспомнив всех этих людей, Антошин удивился: кто бы мог подумать, что он так быстро отыщет в этом таинственном мире столько друзей?
Старуха посмотрела на Малко и вздохнула:
— Жалко мне тебя, парень… Ох, жалко!.. Вижу, что ты…
Антошин не дал старухе договорить:
— Пугать нас не надо! Ты рассказывай лучше, что нам дальше делать.
Яга ухмыльнулась, подошла к печке и начала мешать что-то в своем чугунке с таким видом, будто ни Малко, ни Антошина в избе не было вовсе.
Видно, обиделась старая, что полковник ее перебил. Вечно у него здесь, что ни сделает, все не так. Антошин растерянно огляделся, раздумывая, как бы сгладить ситуацию.
В окне мелькнула тень человека. Ну точно мелькнула! И Вук на улице не случайно так раскаркался.
Кто-то явно за ними следит. Кто? А вдруг Длинноволоска все-таки решила покинуть своего сумасшедшего мужа?
От этой мысли полковнику стало приятно. И он даже подумал извиниться перед Ягой за свою резкость.
Но его опередил Малко:
— Вы, бабушка, извините его. Он, как вы правильно сказали, из другой страны, из неясной, заоблачной. Не знает законов наших и правил.
Старуха оторвалась от чугунка:
— Правила — это то, что правильно. Верно то есть. Разве в твоей заоблачной стране считается правильным обижать старых людей?
Антошин промямлил какое-то сбивчивое извинение. Но это уже не имело ровно никакого значения.
С этого момента Яга ни разу не обратилась к полковнику, разговаривала только с Малко, будто Антошина здесь и вовсе не было.
— Значит, яблочки понадобились. — Прихрамывая, старуха подошла к Малко, погладила его по голове и произнесла тихо: — Есть, есть молодильные яблочки, которые в себе тайну бессмертия хранят. — Она помолчала и добавила печально: — Только они — клад.
— Клад?! — в ужасе повторил Малко. — Клад?!
От волнения мальчика начало трясти.
Полковник не понял, что так сильно поразило Малко, но решил, во избежание ненужных эксцессов и неловкостей, ни о чем больше не спрашивать.
Яга сочувственно улыбнулась.
— Да, клад… Ничего не поделать. — Старуха посмотрела серьезно и произнесла еще раз жестко: — Клад.
Малко, с трудом сдерживая слезы, спросил тихо:
— Цветок Перуна искать?
Старуха кивнула молча.
Антошин ничего не понимал. Молчать в такой ситуации становилось все более невыносимо, но полковник старался изо всех сил: хватит, наговорил уже глупостей, наспрашивался!
Старуха внимательно смотрела на Малко — только на Малко, — слова произносила тихо, со значением:
— К цветку Перуна ведет одна дорога, средняя. По ней пойдете. Вы, пока ко мне шли, много испытаний выдержали, слишком много. Хватит с вас. Потому сделаю так, что цветок Перуна сегодня зацветет. Вне сроков, так сказать. По хотению моему.
Малко встал, поклонился и прошептал:
— Спасибо.
Антошин тоже отбил поклон, хотя совершенно не понимал, за что тут надо старуху благодарить.
Яга спросила неожиданно строго:
— Как цветок сорвать, знаешь?
Мальчик даже отвечать не стал, лишь кивнул слегка удивленно: мол, кто ж этого не знает?
Яга улыбнулась.
— А вот зря всё молодежь ругают! Есть все-таки среди молодых разумные ребята. Нож и скатерть я тебе дам. Как только цветок Перуна вспыхнет — тут же, не медля, рви: всякие мои приятели тут ходят, да и сестры опять же появляются проведать. Не успеешь схватить — отнимут. Цветок приведет к кладу. — Она снова помолчала и добавила: — Ну а там — Кладовик. Сам понимаешь.
Малко в отчаянии заскрежетал зубами и не сказал — выдохнул:
— Кладовик!..
— А как же ты хочешь: клада без Кладовика не бывает! — всплеснула Яга руками. — Кладовик серьезный, злой очень, хотя по виду и не скажешь.
— Кладовика нам не победить… — вздохнул Малко.
Старуха решительно ударила кулаком по столу.
— Ну, это как получится у вас. Нет никого и ничего такого, что человек не в силах победить. Это я тебе точно говорю.
«А смерть?» — хотел спросить Антошин.
Но быстро понял: если смерть — это всего лишь уход в Вырий, то зачем с ней и бороться, к чему побеждать?
Старуха поднялась из-за стола и зашагала по избе. Было видно, что она обдумывает какое-то важное решение.
— А-а, ладно, была не была! — Глаза Яги заблестели. — Ты мне, парень, понравился за то, что живешь правильно. Среди молодых сейчас не многие так живут. Правила все забыли — вот и катится наш мир неизвестно куда… Ладно. В общем, расскажу тебе про одну особенность Кладовика: он страсть как любит, когда ему врут красиво. Слабость у него такая. Слабость, разумеешь? Просто обожает всякие фантазии слушать. Только такие, чтобы самые невероятные, понимаешь?
Прихрамывая, старуха подошла к огромному черному сундуку, достала скатерть и нож. Подумала немного, положила все обратно, подошла к мешкам, которые для Антошина и Малко собирали друзья Найдёна, нож и скатерть достала оттуда.
«Жадная какая! — подумал Антошин. — Свое добро пожалела».
Яга развернулась резко, словно услышав его мысли, и произнесла, глядя полковнику прямо в глаза:
— Молодильные яблоки такое свойство имеют, что их взять может только тот, кому положено. Только тот из вас, кому Сварог помогает. Те вещи, что вам подарили, — они ваши уже стали. А чужие тут не пригодятся.
В который уж раз Антошину стало стыдно за свои мысли.
Яга открыла входную дверь.
— Ну, ступайте теперь. Средняя дорога. Налево — левая, направо — правая. Вам нужна та, которая посередине.
Антошин и Малко вышли на крыльцо.
Кажется, совсем недолго были они у Яги, а за это время уже вовсе стемнело. Только луна светила, и, что самое удивительное, именно на среднюю дорожку, будто специально только ее освещала.
«Как же я цветок Перуна в такой темнотище отыщу?» — испуганно подумал Малко.
А старуха крикнула ему в открытое окно:
— Не бойся: луна подскажет.
Антошин огляделся: никого. Неужели показалось, когда они в дом входили?
Впрочем, в такой темноте разве кого приметишь?
Только Вук, радостно размахивая крыльями, мчится им навстречу.
Малко и Антошин встали на среднюю дорожку и пошли быстро, не оглядываясь.
Поэтому они не видели, как две фигуры прошмыгнули на крыльцо и исчезли в избушке Яги.
3
У Антошина было столько вопросов к Малко, что он не знал даже, какой задать первым.
Решил начать с самого таинственного:
— А что такое цветок Перуна?
— Сам увидишь, — отрубил Малко. — Если, конечно, боги нам помогут.
Не совсем понятно, но ладно. Попробуем про другое спросить:
— А что, Кладовик правда такой страшный?
Малко явно не был расположен разговаривать.
— Сам узнаешь, — отрезал он. — Если, конечно, дойдем до него.
Нет, так разговаривать полковник не любил.
— Послушай, парень, даже эта противная Баба Яга говорила, что старших надо уважать. Почему ты со мной разговариваешь таким тоном, будто я тебя обокрал?
— Извини, Инородец! — Наверное, Малко улыбался, только в темноте этого не было видно. — Я очень расстроился, когда узнал, что молодильные яблоки — это клад, потому что клад отыскать и то трудно, а вырыть почти невозможно.
— Мы с тобой и не такие задачи решали.
Малко не ответил, сказал про другое:
— И еще. Знаешь, что мне подозрительным показалось? Что Яга вот так запросто нам все рассказала, безо всяких там испытаний. Не нравится мне это.
— Так она ж объяснила: мол, мы через такое уже прошли, зачем же нас еще мучить? Может, она просто… Ну… — Антошин задумался, стараясь подобрать нужное слово: — Добрая?
Малко усмехнулся.
— Добрая? Вряд ли… Она, конечно, дарительница, но все равно ведь Яга. Яга не может быть доброй и понимающей, потому что она людей не любит.
— А может, она наврала все? И мы теперь вообще непонятно куда идем?
Даже в темноте полковник сумел прочесть удивленный взгляд Малко.
— Врать Яга не станет. Ведьмы не врут. Люди — и то редко, а ведьмы никогда! — уверенно произнес мальчишка. — А вот недоговаривать — это пожалуйста. Сколько угодно. Это они могут. Причем недоговаривать что-нибудь самое главное.
— Слышали всё? — спросила Яга у вошедших. — Поняли, что ли?
Те кивнули.
Это были Азамат и Тутай — обры, которые так мечтали отомстить Антошину и Малко.
— Главное, запомните: молодильные яблоки дано отыскать не каждому. — Яга вздохнула. — Вы их разыскать не сможете. Отнять — да, а найти не получится. Удастся только кому-то из этих двух, которые ушли только. Одному из них Сварог помогает. Но вот кому именно, я чего-то никак понять не могу.
Азамат удивился:
— Чего так? Я-то думал, для такой ведьмы, как ты, нет тайн никаких.
— Не умничай! — фыркнула Яга. — Если Сварог кого защищает, мы все бессильными становимся. Еще раз повторяю: молодильные яблоки кому попало в руки не идут. Понятно вам? Тайна бессмертия любому не открывается. Это ясно?
Азамат ухмыльнулся, а Тутай послушно закивал. Да так сильно, что повязка, прикрывающая больной глаз, едва не свалилась.
Старуха захромала к Тутаю.
— Дай хорошенечко-то перевяжу. Хочешь, мазью полезной полечу? У меня есть.
Тутай радостно кивнул, повязка совсем слезла.
Азамат потер руки:
— Пусть они только найдут клад этот. А мы уж украдем. И не сомневайся вовсе.
— Дело ваше, — сказала старуха, доставая с полки туесок с мазью. — Они, дурачки, думают, что без испытания можно яблочки-то взять… Вот вы им и будете заместо испытания.
Азамат усмехнулся:
— Звери всё друг у друга отнимают! И прекрасно живут. Сильный должен у слабого отнимать — так мир устроен. Таковы правила. Правильно так.
Яга посмотрела на Азамата удивленно:
— Так то ж — звери…
Она начала осторожно наносить мазь на рану Тутаю.
Непривычный к тому, что за ним ухаживают, Тутай блаженно улыбался, словно вообще не чувствовал боли.
— Вот я и говорю: мы будем как они, — подытожил Азамат. — Как звери.
— Как звери можно. Главное, как птицы не будьте, — таинственно сказала старуха, заканчивая врачевание.
Села за стол. Разгладила руками несуществующую скатерть, спросила:
— Вы, когда ко мне давеча приходили, просили двух людей отыскать. Так ли?
— Так, — согласился Азамат.
— Я вам сказала, что они сами скоро ко мне придут. Так ли?
— Так.
— Я сказала, что они молодильные яблоки ищут. Так ли? Что в этих молодильных яблоках скрыта тайна бессмертия? И что только они, точнее, один из них способен их найти. Так ли?
Тутай не выдержал этого допроса, закричал нервно:
— Ты к чему клонишь, старуха?
Яга поднялась, грозно на них посмотрела.
— Все так и случилось, как я говорила. Так ли?
Азамат и Тутай даже головы опустили под тяжестью ее взгляда.
— А к тому я напоминаю это вам, бесшабашные вы головы, чтобы вы и впредь слушали меня во всем! Покуда один из них яблоки не возьмет, вы на них не налетайте — гиблое дело. Идите за ними, но их не трогайте. Вот когда все ритуалы совершат, тогда только яблоки отнимете. Не ранее. Ясно ли?
Азамат вздохнул печально:
— Поняли мы всё… Одно обидно: ты им много всего про клад понарассказывала, а нам — вовсе ничего.
— Глаза твои бесстыжие! — беззлобно выругалась Яга. — Я ж не только им, я ж и вам с ними вместе рассказывала. Я ж знала, что вы слышите всё.
Азамат и Тутай ёрзали на скамье, но не уходили — ждали, что Яга им что-нибудь еще расскажет про клад.
Конечно, можно просто их прогнать, да и всё. Но скучно, скучно… Опять одной сидеть, сестер ждать или какого путника безумного, чтоб обмануть. Вот ведь не велит Сварог ведьмам замуж выходить — мучайся теперь, скучай в одиночестве.
— Секрета ждете? — спросила старуха и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Скажу вам еще вот что. Чтобы клад взять, зарок нужно знать. Мне он неведом. Зарок вообще никому не ведом, только Кладовику.
— Зарок? — переспросил Азамат. — Что за тварь такая?
Старуха расхохоталась.
— Вот неучи-то! Ничего не знают! Нет, все-таки плохая нынче молодежь, неумная какая-то! Всё подраться норовят, вместо того чтобы делом заняться. — Она замолчала, словно переживая сказанное. — Про зарок, значит, интересуетесь, неучи. Когда человек клад зарывает, он зарок дает. Ну, например, зарывает с каким-то словом или каким-то особенным способом. Так вот отрыть клад можно только, если знаешь это слово или если ведом тебе способ, каким клад зарывали. Зарок не узнаете — клад не найдете. То есть пока эти двое зарок не узнают, не вздумайте себя обнаруживать. Нет зарока — нет клада. Ясно ли?
Обры кивнули. Хотя оба были уверены, что какой-то глупый зарок не может помешать им отыскать клад. И не с такой ерундой справлялись…
Яга поняла их мысли.
— Всё! — выдохнула она, словно точку поставила в беседе. — И так много вам сказала лишнего. Пошли вон! По средней дорожке. Они недалеко ушли — быстро нагоните.
Когда обры ушли, старуха села у окна, печально глядя на лес.
Это было ее любимое занятие: глядеть на лес и думать про грустное.
Сейчас она снова размышляла про молодильные яблоки. Не размышляла даже, а так, злилась. Потому что больше всего на свете Яга ненавидела молодильные яблоки и еще того, кто их зарыл со своим зароком. И еще судьбу, которая почему-то не разрешает ей эти молодильные яблоки отыскать.
Она уж сколько раз проверяла, все надеялась: вдруг сменится что-то в судьбе ее — и ей разрешат молодильные яблоки отыскать. Она б тогда точно сыскала. И с Кладовиком бы договорилась, не добром, так обманом кладом завладела. Помолодела бы опять. А то уже и сама забыла, как в юности выглядела.
Яга посмотрела в темное зеркало.
Нет! Не получится у нее молодильные яблоки сыскать. Хоть ты что, а не получится никогда!
Судьба говорит: не лезь, не твое это… А с судьбой не поспоришь. Судьба — это суть, данная богом, «суть-ба»… Да…
Поэтому спорить с ней бессмысленно. Ну а коли так, пусть бы эти молодильные яблоки уничтожились навсегда, никому бы не достались. Если Инородец яблоки отыщет, обры его вмиг скрутят, но тут же перегрызутся между собой, а яблоки или потеряют, или уничтожат.
Как же ловко она все придумала! Над молодильными яблоками теперь такая опасность нависла, какой еще никогда не было. Даже когда остров Буян тонул. Там-то Сварог понимал, что будет, мог все обдумать, придумать, как яблоки спасти. А тут и он вряд ли сообразит быстро. Может, конечно, вмешаться. Но ведь может и не успеть!
И тогда погибнут яблоки и с ними вместе тайна бессмертия, которую почему-то Сварогу так необходимо сохранить.
И ведь это она, Баба Яга, которой не позволяют стать молодой, тайну эту уничтожит. Она!
Победить бога хотя бы в одном сражении — это, конечно, была главная мечта ведьмы. Ни у одной ведьмы такое никогда не получалось, а у нее может выйти.
Может! И она не станет заглядывать в будущее, выясняя — получится не получится. Пусть судьба что угодно ей нашептывает — не станет она ее слушать!
Мечтать о победе над Сварогом куда приятнее, чем знать, как оно там будет на самом деле.
Яга подошла к кадке с водой.
Из кадки на нее смотрела молодая прекрасная девушка, ничем не напоминающая старуху Ягу.
Молодая Яга была безукоризненно прекрасна.
— Куда ты ушла-то? — спросила старуха. — Почему навсегда?
Девушка молчала, улыбалась только нежно и застенчиво.
Яга с силой ударила по воде.
— Молодых ненавижу! Бить и уничтожать буду, пока жива!
Волшебное отражение не исчезало.
Проклиная свою костяную ногу, она, хромая, прошла по избе, вернулась к кадке, но смотреть в нее не стала.
— Тайну бессмертия они узнать хотят! — пробурчала Яга. — Думают, где бессмертие — там молодость. Вот тайну молодости мне б кто открыл. Ну да ничего. Когда много людей бегут к одной цели, они непременно эту цель затопчут и уничтожат. Главное, чтобы яблоки никому не достались. Никому! Погибли чтобы навсегда! И Сварог чтобы ничего сделать не мог! Не мог — и всё! И молчи, судьба, со своими намеками! Не слушаю я тебя. Всё! Не слушаю!
Она поглядела в кадку.
На нее смотрела древняя беззубая старуха.
— То-то же! — удовлетворенно произнесла Яга и снова села к окну — печалиться.
Даже песню свою любимую затянула, грустную разумеется.
Хренитики, фигульки,
На окошке — дульки,
За окошком — чалик,
Я сижу в печали.
Песня взяла за душу. Яга была уверена, что душа у нее обязательно есть. Даже плакать захотелось.
Но плакать Яга не умела. Не дали ей боги такого умения.
Сколько раз пыталась — не выходит! Когда лук режет — получается. А чтобы от душевных переживаний — нет, и всё тут. Никогда. Сколь ни жалела себя — ни слезинки.
И кто их, богов, разберет, почему они так с ней поступили…
4
Малко и Антошин шагали быстро, порой перебегая из темноты в лунный свет.
Вдруг Малко остановился как вкопанный и прошептал:
— Это здесь.
Антошин огляделся.
Луна освещала поляну. На ней росли цветы и трава. Ничего особо таинственного или невероятного под лунным светом не наблюдалось.
Малко, который уже не раз убеждался в том, что непонятливому Инородцу надо объяснять даже самые очевидные истины, решил сделать это, не дожидаясь очередных нелепых вопросов.
— Цвет Перуна — это цветок папоротника, — начал Малко.
Полковник тут же спросил:
— А разве папоротник цветет?
Малко проглотил недоумение и иронию, постарался ответить просто и доходчиво:
— Редко. Раз в году. Но ты же слышал: Баба Яга обещала нам помочь. Итак, луна указала нам куст папоротника. Теперь мы берем нож и очерчиваем вокруг папоротника круг. — Малко стал чертить круг ножом, не прерывая своих объяснений. — Мы рисуем круг, дабы никакая нечисть за него не зашла. Так, надеюсь, и в твоей стране делают?
Антошин соврал, ни на минуту не задумываясь:
— Конечно. У нас если кого испугаются, так сразу круг очерчивают. И все дела.
А сам подумал: «Интересно, а скатерть нам зачем?»
— Ты, наверное, хочешь узнать, зачем нам скатерть? — начал отвечать Малко на незаданный вопрос. — Это очень важно, слушай меня внимательно. Как только ты увидишь, что цветок распустился, надо хватать его, потому что через несколько секунд он может исчезнуть. Если ты успеешь сорвать, то надо накрыться скатертью и бежать домой.
Антошин удивился:
— Куда бежать?
— Правильно, — совершенно спокойно сказал Малко. — До́ма ни у тебя, ни у меня нет. А если у человека дома нет, значит, его дом — лес. Ты просто отбежишь на несколько шагов, обязательно укрывшись скатертью, вот этим ножом уколешь палец и капнешь кровью на цветок. Хорошо?
Антошин очень полюбил Малко и ради него, конечно, готов был заниматься всем этим бредом. Но все-таки хотелось бы знать: для чего все эти странности?
Полковник прямо так и спросил:
— Зачем все это делать?
Малко вздохнул:
— Ты, наверное, не знаешь, что папоротник — волшебный цветок? Он находит спрятанные под землей клады. Если мы сумеем добыть цветок, он нам укажет, где клад.
«Ну и хорошо, — подумал Антошин. — Укажет — и хорошо. И ладно. Подумаешь: цветок укажет, где клад! И не такое уже видал я в этой древней Руси».
После всплывающего острова, русалок, молящихся на воде людей, да, в общем, после всего, что он тут видел, полковника Антошина Николая Васильевича уже трудно было чем-либо удивить.
Малко сел в круг, уставился на папоротник и не сказал — приказал Антошину:
— Садись рядом! Смотри внимательно! Папоротник цветет лишь одно мгновение.
Полковник сел и уставился на растение.
Малко начал бубнить заклинание:
— «Есть трава черная — папороть, растет в лесах, около болот, в мокрых местах, в лугах, ростом с аршин и выше стебель, а на стебле маленькие листочки и с испода большие листы…»
«Чего только не приходится ждать на моей древней родине! — предавался Антошин размышлениям, чтобы хоть как-то скрасить томительное ожидание. — То пока остров всплывет. То пока сказочная бабка мальчику расскажет, как клад найти. То еще какую-нибудь ерунду. Теперь вот надо следить, чтобы папоротник зацвел».
Вук сидел на дереве и тоже внимательно смотрел на папоротник.
Малко продолжал:
— «Тот цветок очень надобен, если кто хочет богат и мудр быть, и тот, кому клад надобен. А брать тот цветок не просто, с надобностями и очертясь кругом… Так поняли мы. Так сделали мы. И надеемся на помощь твою, Сварог, и на помощь сына твоего, Даждьбога, и думаем мы…»
Луна почему-то светила как-то выборочно, освещая лишь папоротник да несколько растений вокруг. Весь остальной мир совершенно терялся в темноте.
Смотреть было абсолютно не на что, и полковник решил разглядывать звезды: они хоть душу будоражили и воспоминания вызывали.
Но только Антошин поднял голову, как его тотчас окликнул Малко:
— Смотри внимательно! Не успеем сорвать цветок — исчезнет!
Глаза слипались, но как только Антошин ронял голову на грудь, окрик Малко выводил его из сна:
— Смотри внимательно! Не успеем сорвать!
Сколько они так сидели, полковник не знал. У него уже затекло все, что только может и не может затекать у сидящего человека.
И вдруг Антошину показалось, что прямо из куста ударила молния. Среди листьев появился бутон, который с треском разорвался и распустился красным пламенем.
Малко как зачарованный смотрел на это чудо. Он, конечно, прекрасно знал, что надо немедленно хватать цветок. Но он был всего лишь мальчишка — чудо околдовало его.
Цветок сорвал Антошин. Красная молния оказалась у него в руках.
Тут же полковник почувствовал удар — и у него потемнело в глазах.
Он быстро пришел в себя. Цветка в руках не было.
Перепуганный Малко повторял все загово́ры, которые знал, иногда восклицая:
— «И убереги от нечистой силы! И убереги от нечистой силы!»
Полковник в нечистую силу не верил. Тем более слышно было, как в глубину леса быстро удалялись самые обычные человеческие шаги.
— Ага, так я и буду ждать, пока он клад найдет, — шептал Азамат на бегу. — Так и буду ждать. Нет, теперь я сам клад найду. С таким волшебным цветком сам найду.
— Мы зарок не знаем, — тяжело дыша, возразил Тутай.
— Неужели два наших меча не заставят какого-то там Кладовика открыть нам тайну? Молодильные яблоки будут мои, и я узнаю тайну бессмертия!
— Мы узнаем, — возразил Тутай.
Азамат не успел ответить: сверху на него спикировал ворон, сильно ударил Азамата в голову и снова взлетел.
Погоня в темном лесу — занятие, может быть, чуть менее странное, чем наблюдение за зацветающим папоротником. Мало того что сам ничего не видишь, так еще и не понимаешь, за кем бежишь.
Выручил Вук.
Он быстро нагнал воров и теперь летел над ними, громко каркая.
Антошин прорывался сквозь густые заросли на этот звук.
Ворон был настырный, совсем не давал бежать.
Несколько раз Азамат и Тутай пытались на бегу ударить его мечом, но, конечно, не попадали.
А ворон клевал их, и довольно сильно.
Тутай испугался, что птица выклюет ему второй глаз, и крикнул:
— Убьем его! А не то он убьет нас!
Антошин услышал этот крик и припустил еще быстрее.
Выскочил на маленькую полянку, едва освещенную лунным светом.
Посреди поляны стояли знакомые обры и размахивали мечами, пытаясь попасть в Вука.
Ворон, конечно, не давался: он пикировал на них и снова взлетал. Пикировал — и возносился в темень.
В руках одного из обров Антошин заметил цветок папоротника. Цветок уже вовсе не походил на горящую молнию. Он загрустил и увял.
— Улетай, Вук! Теперь я сам справлюсь! — крикнул Антошин. — Спасибо тебе, дружище!
Обнажив меч, полковник бросился на обров.
Может быть, крик полковника отвлек птицу, а может быть, Азамат был слишком искусным воином, но ему все-таки удалось задеть мечом крыло ворона.
Вук рухнул на землю, и Азамат тут же отсек голову птице.
Над вороном поднялся то ли пар, то ли дым.
В этом дыму возник силуэт человека.
Длинные волосы, борода… Сомнений нет — это был старик Стан. Только казался он неестественно легким, бесплотным почти.
Обры рухнули на землю и в ужасе смотрели на человека, появившегося из тела убитой птицы.
— Я устал, — проговорил Стан. — Мне пора в Вырий. Я послал вас неверным путем, и вы понапрасну ходили на Буян… Простите!.. У меня кончались знания, а я вовремя не понял этого. Теперь уж вы сами. Вы уже у края. Там — или пропасть, или полет. Помни, Инородец, ты и только ты должен найти молодильные яблоки. Тебе помогает Сварог, и он хочет, чтобы это был ты… Почему-то он очень этого хочет.
Стан не ушел — он исчез, растворился в черноте леса.
На земле осталось обезглавленное тельце Вука.
Азамат вскочил и побежал.
Тутай бросился за ним.
Азамат бежал, ломая ветки, не ища направления.
Никогда в своей жизни храбрый воин не ведал страха, потому что был уверен: звери не боятся. А тут испугался. Испугался так, что помчался в бессмысленной надежде убежать от этого страха.
Но страх не отпускал Азамата. То, что сделал храбрый воин, — было воистину ужасно! Так немыслимо ужасно, что даже подумать об этом страшно.
Он, Азамат, убил человека-птицу!
Но если внутри птицы живет человек, значит, это не просто ворон. Конечно! Это птица-бог. Их бог! Бог обров! Ведь это именно обры мечтают о том, чтобы быть людьми и зверьми одновременно.
Азамат мог быть первым обром, узревшим бога… А он стал первым обром, убившим бога.
Нет, конечно, он не убил его. Нет! Бога убить невозможно. Но он напал на бога! Он даже посмел испортить его одежду. Теперь-то абсолютно ясно: птичье оперение — это и есть одежда бога.
И бог так обиделся, что ничего не сказал Азамату. Даже не посмотрел в его сторону.
Он просто ушел, исчез, растворился…
Куда убежать от такой беды? От этого ужаса? Куда?
За свою жизнь полковник Антошин Николай Васильевич видел много смертей. Погибали его товарищи. Погибла жена. Казалось бы, можно привыкнуть…
Но это была сильная бесстрашная птица… Его друг. Настоящий и верный.
«Такого друга у меня больше не будет никогда, — осознал Антошин. — Никогда. Друг, летящий на крыльях и смотрящий на меня с небес…»
За свою жизнь полковник Антошин Николай Васильевич хоронил немало своих товарищей. И почти никогда не плакал.
А тут…
Антошин взял в руки обезглавленного ворона и вдруг совершенно отчетливо понял, что это несчастное тельце к его другу Вуку не имеет ровным счетом никакого отношения.
Кто такой Вук? Это старик Стан. Ведь это Стан был его сутью.
А Стан не погиб вовсе — он просто отправился в Вырий, отдыхать. Помог Малко и Антошину чем умел и ушел. Все происходило именно так, как и должно происходить.
Вообще не ясно, кто кого жалеть должен. То ли он — Стана, который отправился в неведомое, но, вполне вероятно, прекрасное путешествие. То ли Стан — его. Ведь полковник остался в этом непонятном времени… Какие мучительные приключения ждут его впереди? И что будет с ним, полковником Антошиным Николаем Васильевичем, когда эти приключения закончатся?
Как там говорил отец Малко? Смерть никто не хочет приближать, но, когда она приходит, ее принимают смиренно? Так, кажется…
Кажется, именно так. И по-другому не надо. По-другому просто нельзя.
Пять минут понадобилось Антошину, чтобы мечом вырыть неглубокую ямку, положить в нее то, что осталось от Вука, и засыпать землей.
В это время луна светила особенно ярко, словно помогая в этом грустном ритуале.
«Это самые невероятные похороны в моей жизни, — подумал полковник. — И едва ли не самые печальные».
Азамат никогда не боялся, и поэтому он совершенно не знал, как надо бороться со страхом. Понимал только, что останавливаться невозможно, — мчаться, мчаться, мчаться!
И он мчался, ничего не видя впереди.
А впереди был высокий обрыв над обмелевшим руслом реки.
Азамат бежал, бежал и вдруг — полетел!
«Я лечу! — обрадовался Азамат. — Я все-таки стал птицей! Значит, бог простил меня?»
Он еще успел крикнуть Тутаю:
— Лети за мной!
И послушный Тутай прыгнул с обрыва, разорвав черное полотно ночи.
Почему-то вспомнил, как говорила Яга, — главное, в птиц не превратитесь…
Через несколько дней местные жители нашли несчастных. Было ясно, что они сорвались с обрыва. Непонятным оставалось только одно: почему на лицах этих людей застыла абсолютно счастливая улыбка.
Согласно обряду, тела сожгли, а прах закопали в землю.
И еще долго рассказывали здесь о странных людях, которые умирают с улыбкой счастья на губах.
Трупов было три.
Третий появился чуть позже, когда солнце уже сменило луну.
5
Малко выскочил на поляну и, задыхаясь, произнес:
— Я уж боялся, что потерял тебя навсегда.
Антошин посмотрел на мальчика невидящими глазами: полковник все еще не мог прийти в себя.
— Представляешь, — почему-то прошептал он, — только что здесь был старик Стан. А Вук погиб…
Малко никак не отреагировал на это сообщение.
Антошин с силой потряс его за плечи:
— Ты что, не понимаешь меня? Только что здесь был старик Стан! Мы думали, что он умер, а он был здесь.
Малко вырвался из рук Антошина.
— Не надо меня трясти, — недовольно сказал он. — Я устал. Что тебя так удивляет? Старик шел с нами так долго, он должен был в конце концов появиться. Стан устал и ушел в Вырий.
— Я похоронил Вука. — Антошин показал на свежий холмик, по-прежнему ярко освещенный луной.
— Что сделал? — не понял Малко. — Похоронил? Не сжег? Ладно… Не важно… Я другого не понимаю: где цветок Перуна? — Голос Малко задрожал.
Полковник понял с ужасом, что во всей этой суматохе совершенно забыл про волшебный цветок.
Антошин и Малко, не сговариваясь, рухнули на колени и поползли, всматриваясь в траву.
Нашли довольно быстро. Цветок валялся, скукожившись, как отслужившая свое салфетка.
Малко поднял цветок и зарыдал — громко, по-детски, навзрыд.
Антошин обнял его:
— Ну ладно, старина, не горюй! Придумаем что-нибудь.
Мальчишка закричал сквозь слезы:
— Что?! Что мы можем придумать?! Только цветок Перуна помогает отыскать клад! Больше ничего не помогает! Как ты не понимаешь — ничего больше не помогает?! Ничего!..
— Ну и ладно. Дались нам эти молодильные яблоки! Зачем они тебе? Мы и без них прекрасно путешествуем!
Малко перестал плакать мгновенно, будто слезы у него выключились.
Посмотрел на полковника серьезно, перевел дыхание.
— Как это — зачем? Я надеялся… что с помощью молодильных яблок смогу оживить отца с мамой. Я ведь не знаю, что такое молодильные яблоки, вдруг бы они помогли. Ведь может же такое быть? Может, правда? — И Малко снова всхлипнул.
Полковник вспомнил, как во время их странного знакомства — кажется, что оно было давным-давно, много десятков лет тому назад, — Малко не смог сдержать волнения, услышав, что они идут на поиски именно молодильных яблок.
Антошин решил тогда, что мальчишке просто хочется поучаствовать в поисках чего-нибудь волшебного. А оказывается, все было куда проще и куда сложней! Парень шел спасать своих родителей, мечтал каким-то непостижимым образом вернуть их из Вырия.
И кто знает, может быть, в этом древнем мире такое и возможно.
Так. Всё. Надо действовать.
Возвращение в двадцать первый век, этот полубезумный Алекс — «охраняемое лицо», который послал полковника сюда, даже выполнение приказа — все это мгновенно перестало иметь значение.
Главное, чтобы мальчишка был уверен: он сделал все для спасения своих родителей. Всё. И даже чуть-чуть больше.
Получится — удача! Не получится — мальчишка не виноват. Всё, что можно, он сделал.
Вот как надо!
Антошин встряхнул Малко и сказал довольно резко:
— Вытри слезы! Ты — мужчина. Мужчина может плакать только в двух случаях: когда хоронит родителей и когда расстается с любимой. Больше случаев для мужских слёз не предусмотрено. — Не дожидаясь, пока парень окончательно успокоится, Антошин продолжил: — Давай попробуем оживить цветок. Должен быть какой-нибудь способ. Скатерть больше не пригодится — это ясно. Но подумай, что можно сделать еще. Может быть, твой мудрый отец тебе что-нибудь про это рассказывал.
На самом деле Антошин был убежден: оживить увядший цветок невозможно. Но сидеть и горевать — дело еще более бесполезное. Мальчишка должен твердо знать: он пытался, но у него ничего не вышло. Однако он сделал абсолютно всё.
Малко неуверенно протянул нож:
— Это тот нож, которым я чертил круг. Сделай им надрез на пальце и попробуй кровью окропить цветок. — Он посмотрел на небо. Глаз луны внимательно следил за происходящим. — Может, получится… — Мальчик вздохнул. — Вряд ли, конечно… Но иного выхода нет.
— Почему я, а не ты?
Мальчишка сам должен действовать, сам! Это очень важно.
Малко взглянул на полковника удивленно:
— Но ведь это ты сумел сорвать цветок! Тебе его и оживлять. Разве не понятно?
Как всегда, против его логики возражать было невозможно.
Антошин порезал палец.
Кровь неохотно закапала на цветок.
Малко посоветовал:
— Ты не на стебель капай — на сам цвет старайся попасть.
«Бред! — подумал полковник. — Самый настоящий бред! Но зато мы сделали все, что от нас зависит».
И вдруг…
Цветок ожил мгновенно. На секунду вспыхнула молния, показалось даже: яркий красный свет озарил кроны деревьев.
Малко закричал от восторга.
Антошин растерялся от очередного чуда.
«Это просто химическая реакция, — начал он мысленно себя успокаивать. — Вода ведь действует оживляющим образом на цветы? Букет сбрызнешь водой — и он словно оживает. Так ведь бывает? Бывает. А на цветок Перуна ровно таким же образом действует кровь. Вот и всё. Почему бы и нет? Никакого чуда! Химия. Наука. И больше ничего!»
— Пошли, пока не зашла луна! — торопил Малко. — Пошли скорей!
Он осторожно взял горящий красным цветок из рук Антошина и не пошел — побежал в глубь леса.
Антошин готов был поклясться, что это не Малко несет цветок, но цветок Перуна сам влечет его за собой. Маленькая красная молния тащила мальчишку туда, где были зарыты молодильные яблоки.
Нет, этого, конечно, не могло быть: цветок не в состоянии тащить человека — это противоречит всем законам всех наук. Но полковник все чаще вспоминал слова, которые сказал ему таинственный Голос: сказок нет, есть жизнь, потеряв которую людям проще считать ее сказочной и невозможной.
Вдруг цветок словно погас. Антошин уже приготовился снова резать себе палец: ранка зажила неестественно быстро.
Но на этот раз Малко совсем не расстроился, а спокойно произнес:
— Клад здесь.
Он снова очертил ножом круг и указал полковнику в самый центр.
— Копай!
Антошин спросил испуганно:
— Руками?
— Зачем? — удивился Малко. — Это же клад! Его можно мечом.
Антошин принялся за дело.
Картина, надо сказать, была таинственная и даже романтичная. Ночь. Луна, в свете которой человек, согнувшись, пытался мечом вскопать землю.
Земля казалась каменной, поддавалась плохо.
Когда Антошин хоронил Вука, земля словно расступилась перед ним. А тут…
Полковник уже вспотел изрядно, а ямка, казалось, все не увеличивалась.
— Нет… — вздохнул Малко. — Так не получится. Клад не морковка, его легко не выкопаешь. И Кладовик не даст… Да и зарок есть, который нам неизвестен. Нет. Все по правилам быть должно!
Господи, как же устал полковник от этих правил!
Ведь все же понятно и просто: если кто-то что-то закопал, значит, другой может это выкопать. Если есть при кладе сторож — Кладовик этот самый, — то с ним можно либо договориться, либо обмануть, либо в крайнем случае нейтрализовать.
Так было всегда, хоть в древней Руси, хоть в двадцать первом веке. И так будет всегда. Потому что таков порядок вещей.
Как там Баба Яга говорила? «Правила — это то, что правильно».
Выкопать то, что закопано, — это правильно. Остальное — детали.
Антошин копал с такой страстью, что не заметил возникшего рядом человека.
Человек этот не пришел, а именно возник. Проявился вдруг на фоне темных веток. И стоял себе спокойно, смотрел, улыбался.
А Малко незнакомца увидел. С ужасом прижался к дереву. Ждал, как тот себя поведет.
Человек был не молод, пожалуй, ровесник Антошина. Одет богато: серебряный кафтан, серебряные башмаки на высоком каблуке. На голове — золотая шапочка.
Некоторое время неизвестный с любопытством разглядывал, как неистово работает полковник, а потом произнес вежливо:
— Доброй ночи. Извините, если беспокою. А что вы, собственно говоря, тут делаете?
Антошин отрезал:
— Клад ищу.
И продолжил свое дело: он не видел смысла ни на кого отвлекаться.
Человек расхохотался. Смеялся долго и с удовольствием.
— Ну народ! — причитал человек сквозь смех. — Ну народ! Разве клад можно просто так отрыть? А? Ты меня ублажи сначала, потом зарок мне скажи, а потом уж… Если я разрешу… Ну народ! Ну люди! Столько живут — и всё без толку, порядка так и не знают!
Антошин отложил меч, стер пот с лица и поинтересовался:
— Ты вообще кто?
Человек в серебряной одежде захохотал пуще прежнего. Вытирая слезы, с трудом произнес сквозь смех:
— Нет, главное, кто я? Не знает он… Я-то Кладовик — это понятно. Вот ты кто будешь, дорогой человек?
Полковник вспомнил, как Яга говорила: «Кладовик злой. Хотя по виду и не скажешь».
Кладовик и впрямь казался человеком вполне добродушным, но Антошин уже не раз убеждался, что его физиономические способности в этой стране не работают.
— Если ты Кладовик, — констатировал полковник, — значит, цветок Перуна нас правильно привел, и клад здесь находится.
Казалось, Малко хотел слиться с деревом. Он стоял и с ужасом смотрел на то, сколь непочтительно разговаривает Инородец с самим Кладовиком!
Кладовик усмехнулся:
— Умно сказал! Рассудительно.
— А ты, значит, его охраняешь?
— Кому закапывать, а кому и охранять.
Антошин помолчал немного, потом спросил:
— А клад — это молодильные яблоки, так?
Кладовик ответил уклончиво:
— Что иные зарыли, то и клад.
Можно было, конечно, напасть на Кладовика, приставить меч к горлу, и тот бы, разумеется, сразу объяснил, как клад вырыть.
Но в любых ситуациях полковник всегда предпочитал сначала попробовать договориться:
— Клад ты нам, понятно, не отдашь?
Кладовик смотрел даже, казалось, по-доброму.
— Отчего же? Ублажите меня сначала, потом зарок скажите. Или ты порядка не знаешь?
Что такое «зарок», полковник понятия не имел. Но предложение «ублажить» ему совсем не понравилось. С мечом наперерез Антошин бросился на Кладовика.
Что произошло дальше, полковник не понял. Единственное, что было очевидно, — на сей раз обошлось без мистики. Просто Кладовик знал какой-то прием, которому полковник обучен не был.
Антошин лежал на земле. Меч валялся рядом.
Полковник быстро вскочил, схватил меч.
К нему подлетел Малко, обнял, зашептал на ухо:
— Не делай этого, Инородец! Кладовика силой нельзя взять. Я, правда, надеялся, что, если тебе Сварог помогает, ты сможешь. Но видишь же: не получается. Его ублажить надо.
— Да пошел он… — начал было Антошин.
Но Малко перебил:
— Помнишь, Баба Яга говорила, что он очень вранье любит? — Малко говорил так тихо, что Антошин еле слышал его. — Надо что-то красивое ему нафантазировать. Попробуй, а? Ты же взрослый! Ты же должен суметь!
Кладовик стоял сложив руки на груди и, добродушно улыбаясь, смотрел на полковника.
— Еще попробуешь? Али как? — наконец спросил он.
Полковник вздохнул.
— Ты что, и вправду хочешь, чтобы я тебе наврал чего-нибудь?
Кладовик обрадовался:
— Ой, хочу! Я, честно тебе скажу, страсть как фантазии люблю. Ага. Скучно мне, понимаешь? Сижу, сторожу клад, за ним никто не приходит. Тоска! Бывает, наврешь себе что-нибудь, напридумываешь — все легче. Ну а уж ежели кто другой красиво заливать сумеет — просто праздник для моего сердца.
Чтобы потянуть время и собраться с мыслями, Антошин поинтересовался:
— А врать-то разве хорошо?
Кладовик аж взвился:
— Хорошо! В правде что интересного? Правду и так все видят. Правда у всех одна. А вранье — оно разное, у каждого свое. Чужой правды-то не бывает, а фантазия всегда чужая, личная так сказать. Сколько лиц — столько фантазий. А правда на всех одна. В общем, хотите меня ублажить — фантазируйте давайте. Только чтобы красиво. Чтобы такая была история, какую я не только не слышал никогда, но и представить себе не мог!
Поскольку ничего интересного полковнику в голову не приходило, он решил еще время потянуть:
— И что? Если мы нафантазируем так, что тебе понравится, ты нам клад отдашь?
Кладовик ответил, как показалось полковнику, по-доброму:
— Вы фантазируйте давайте. А там видно будет.
Кладовик сел на землю, оперся спиной о ствол сосны, приготовился слушать.
Надо сказать, что полковник Николай Васильевич Антошин врать не то чтобы не любил, а не умел вовсе. Считал, надо сказать справедливо, вранье занятием категорически не мужским и абсолютно бессмысленным. Даже книжки предпочитал читать научные или мемуары, чтоб без вранья.
И потому Антошин попросил Малко:
— Ты давай. У тебя лучше получится. Мальчишки, я знаю, приврать-то любят.
Малко смотрел печально.
— А я не умею. Мне отец говорил: «Когда человек врет, боги обижаются. Боги хотят, чтобы человек радовался той жизни, которую они создали, а не придумывал другую, которую они не создавали».
Мудрый был у Малко отец.
Надо, значит, придумать что-нибудь такое, невероятное. И делать это должен он — человек, напрочь лишенный фантазии.
За свою жизнь полковник Антошин не раз участвовал в допросах. И много раз убеждался: поверить в правдивые показания бывает подчас куда сложней, нежели в придуманные. Оно и понятно. Ложь — она ведь хорошо подготавливается, украшается и в результате становится так похожа на правду. А правда идет себе, неукрашенная, такая, как есть, — вот в нее часто и не верит никто.
И еще. Фантазировать надо только про то, что сам хорошо знаешь, иначе наверняка собьешься.
Что же такое нафантазировать? Про что? Что такое придумать, чтобы этому Кладовику понравилось?
Вдруг Антошина осенило. Господи! У него же есть такая потрясающая правда, которая покажется этому наглому Кладовику совершенно невероятной фантазией! И это именно то, о чем он, полковник Антошин, знает все и рассказывать может без особого напряжения часами!
Как же он сразу не догадался! Он будет делать то, что привык, — говорить правду. Но для Кладовика это будет самая невероятная, самая немыслимая, самая фантастическая ложь!
Антошин даже руки потер от предвкушения удовольствия.
«Ну, Кладовик, сейчас я тебе такое нафантазирую — ты рот от удивления откроешь и тут же любой клад отдашь! Да еще поклоны бить будешь от уважения ко мне».
6
«Человек может попасть в любое место земли. В секунду. Раз! — и ты на другом конце земного шара.
А еще, если человек устал, он может слетать на Луну. Просто так. Походить там в скафандре и вернуться на Землю. И на Марс может. Но это дольше.
Еще есть крошечная совсем коробочка, на ладони поместится, с помощью которой человек может не только разговаривать, но и видеть своего собеседника, где бы тот ни находился.
Представь: люди живут в огромных домах, внутри которых у каждого свой домик под названием квартира. И человек может там заниматься только тем, что ему нравится. А то, что ему не нравится, — например, готовить еду или убираться, — делают искусственные люди, они называются роботы. Они не рождаются, а делаются. Представляешь? Человек может из разных деталей собрать человека. Причем в любом количестве; сколько ему надо людей, столько и сделает.
А еще в доме у каждого есть такая стена — видеостена называется, — на ней можно увидеть все, что происходит в мире, в любой его точке. И бывает, на стене этой умершие люди — те, что в Вырий ушли, — ходят, бегают, влюбляются, общаются, как живые! Хотя они давно уже в Вырии».
Антошин рассказывал правду про свою жизнь, про свой мир — мир конца двадцать первого века. И эта правда казалась людям древней Руси совершенно невероятной сказкой.
Кладовик и Малко слушали раскрыв рот.
Антошин подумал: «Если все-таки каким-то непонятным образом я вернусь домой и стану докладывать о том, что со мной происходило здесь, — меня ведь тоже сочтут сказочником и фантазером…»
На медленно розовеющем небе постепенно начала пропадать и растворяться луна, а полковник все рассказывал, рассказывал и никак не мог остановиться.
Про огромные дома, в которые можно прийти и взять все, что тебе нужно, — от жареного зайца до нового оружия.
Про лекарства — маленькие шарики и капсулы, которые принимаешь и от любой болезни излечиваешься.
Про книги — такие брусочки с листочками, на которых написаны слова. Да-да, те слова, которые люди произносят, можно записать на листик, и тогда они не растворятся в воздухе, а будут жить долго-долго. Брусочки с листочками содержат много-много полезных слов, которые хранятся много-много лет. Брусочкам этим уже не один век предрекают гибель, а они существуют все равно, несмотря на то что есть компьютеры…
Про компьютеры, правда, Антошин долго рассказывать не смог, потому что выяснялось, — он не в состоянии толком объяснить, что ж это за вещь такая невероятная — компьютер.
Полковник подумал: «Я говорю о достижениях своей цивилизации с той же гордостью, с какой Малко рассказывал о том, что умеют в древней Руси. Для меня его рассказы сказочные, для него — мои. Но ведь получается, что правда и то и другое».
Антошин посмотрел на Кладовика. Глаза его горели восторгом.
Полковник Николай Васильевич Антошин понял, что дело сделано.
…Тишина накрыла поляну. Лишь утренняя птаха нарушала ее, прочищая горло.
— Ты вели́к! — прошептал Кладовик. — Человек, который может придумать такое, велик! Ты достоин того, чтобы получить клад. Знаешь зарок — забирай!
Малко подбежал к Антошину, прошептал на ухо:
— Это ты про свою заоблачную страну рассказывал, да? Я сразу догадался! Как же вы там живете здо́рово! А ты возьмешь меня в свою страну? Возьмешь, да?
— Да я сам не знаю, как туда вернуться, — честно ответил Антошин.
Кладовик все это время молчал. К разговору Малко и Антошина не прислушивался — думал о своем.
Прошелся пару раз по поляне туда-сюда, поправил золотую шапочку, одернул серебряный кафтан, произнес тихо, глядя Антошину прямо в глаза:
— Ты клад заберешь, а парень у меня останется. Чтобы все порядочно было, по порядку.
Ни один мускул не дрогнул на лице Малко, он только прошептал, будто обращаясь к самому себе:
— Правильно. Это правильно.
Слова Кладовика совсем не понравились Антошину.
— Не, мужик, так не годится. Оставить тебе парнишку — это что означает? Что? Оставить, чтобы ты его в плен взял? Или убил даже?
Кладовик усмехнулся:
— Таков закон! Если кто видел, как взяли клад, он должен остаться с Кладовиком.
Антошин взорвался:
— Коли так, не нужны мне эти яблоки! Пусть парень живет! Что, я его жизнь на сомнительные яблоки променяю, что ли? Да пошли они!
Малко подошел к полковнику, прижался к нему.
Так обнимал Антошина только его сын, да и то давно, в детстве.
Малко долго так стоял. Антошин слышал, как бешено стучит сердце мальчишки. Потом отстранился, посмотрел на полковника влажными глазами, будто хотел запомнить получше.
— Он прав, Инородец. Никто не должен видеть, как человек забирал клад. Я просто забыл об этом. Всякий, кто увидел это таинство, должен остаться с Кладовиком. Таковы правила.
Что за правила глупые? Если правильно отдавать жизнь человека за то, чтобы узнать тайну бессмертия, то такое «правильно» полковнику не нужно.
Не нужны ему яблоки, оплаченные ценой жизни Малко. Не нужны! И даже возвращение домой за такую цену не нужно.
Малко был абсолютно спокоен. Он говорил как человек, принявший решение:
— Ты, если найдешь яблоки, вспомни про моих родителей, ладно? Я долго про это думал. Яблоки, конечно, вряд ли смогут помочь, но — вдруг? Отец говорил: «Чудеса любят, когда в них верят, тогда они сбываются». Вдруг сбудутся? Ты попробуй, ладно? Если найдешь…
— Нет, Малко, я так не хочу… Я… — начал было Антошин.
Но мальчишка не позволил договорить:
— Теперь тебе зарок надо узнать обязательно. Ты попробуй уговорить Кладовика, наври ему еще так красиво, может быть, он тебе откроет зарок?
Полковник наклонился к самому уху мальчика и прошептал:
— Бог с ними, с яблоками. Ты беги, мальчик, беги. А я этого Кладовика задержу.
Малко произнес твердо и спокойно:
— От Кладовика не убежишь!
«Не убежишь? Это мы еще посмотрим…» Полковник, как ему казалось, незаметно поднял меч и бросился на Кладовика.
И снова непонятный прием — и снова Антошин на земле.
А Кладовик уже стоит, обняв мальчишку за плечи. В глазах Кладовика — злоба, и ничего больше.
— Плохо ты себя ведешь, Инородец! — почему-то прохрипел Кладовик. — Мальчик у меня останется. Мне с ним будет веселей.
— У тебя останется — значит, умрет?
— Я-то живу… Разонравится мне, надоест — тогда и умрет. Но это уже дело не твоего ума.
— Не нужен мне клад! — взревел Антошин. — Отпусти, сказал! Всё! Не было никакого клада! Верни мне парня, и мы уйдем!
Голос Кладовика поднимался, казалось, выше деревьев.
— Со мной не торгуются! Знаешь зарок — бери клад. Не знаешь — проваливай. За твою чудесную фантазию дарю тебе жизнь. А мальчишка останется со мной. Так и будет. Нет ему спасения! И все разговоры — лишние!
«Нет, не зря Яга эта проклятая сказала, что с мальчиком беда приключится. Сейчас растворится Кладовик вместе с Малко — и всё, — понял полковник. — А я ничего, ничего не могу сделать. Ничего!»
И тут раздался звук. Странный, механический, неживой.
На поляне возник человек в скафандре.
Человек снял шлем и приказал:
— Отпусти мальчишку, придурок! Отпусти немедленно!
7
Это был Алекс, начальник Антошина, охраняемое лицо. Тот, из-за кого, собственно, полковник и попал в эту древнюю Русь.
Но зачем Алекс здесь? Почему?
Вид непонятно откуда взявшегося чудища в странном одеянии настолько потряс Кладовика, что он выпустил Малко из рук.
Ошалевший парень сполз на землю да так и остался лежать.
Алекс начал снимать скафандр.
Чудище аккуратно стаскивало с себя кожу! Этого Кладовик вынести был уже не в состоянии. Он закричал диким голосом и как сумасшедший начал носиться по поляне.
Бросить клад он не мог, но и оставаться на месте не было никаких сил. Бегал Кладовик быстро, словно спортсмен на короткой дистанции.
Под скафандром у Алекса были холщовая рубаха и штаны.
Он прошелся нелепой походкой, как манекенщик на подиуме.
— Ну, как я оделся — согласно местной моде? Начальник охраны одобряет? — Потом закричал Кладовику: — Стой! Остановись, сумасшедший, разговаривать будем!
Кладовику, судя по всему, совершенно не хотелось разговаривать с чудищем, которое мало того что с неба явилось, так еще и кожу свою странную сняло.
Он продолжал носиться кругами, исподволь с ужасом поглядывая на Алекса.
Пришлось его ловить. Это было непросто, но в конце концов Алексу это удалось: он подставил Кладовику подножку.
Тот упал, закрыв голову руками, и дрожащим голосом прошептал:
— Ты — бог?
Алекс заговорил, как всегда, четко, не отвлекаясь на мелочи:
— Это не имеет значения. Тебе нужно, чтобы мы сказали этот… как его, зарок? И тогда клад будет наш, так?
Вместо ответа Кладовик рухнул на колени и на всякий случай отполз, но недалеко.
Алекс улыбнулся:
— Молодец! Место службы не покидаешь ни при каких обстоятельствах. Рассказываю про зарок. Надо сказать: «Попадайся клад доброму человеку в пользу, а худому — на гибель». А потом — рыть. Так?
Кладовик нервно закивал, подтверждая правильность зарока.
Впрочем, он быстро успокоился и уставился на Алекса выпученными глазами, явно ожидая продолжения.
— Ах да! — Алекс схватился за голову. — Рыть надо голыми руками. Всё, мужик, отползай отсюда. — Алекс повысил голос: — Не зли меня, отползай!
Конечно, не должен был Кладовик двух свидетелей оставлять. Не должен! Он правила-то знает.
«А если один из свидетелей — бог? — мучительно думал Кладовик. — Ведь кто еще, кроме бога, мог рухнуть с небес, да еще в таком одеянии, и кожу с себя снять? Да, сначала показалось, что это чудище. Но зарок… Кто еще, кроме бога, мог его знать?
А вдруг это сам Сварог пожаловал? Пришел проверить, как хранятся его молодильные яблоки?
Нет, нет, нет! Бог не может появляться перед людьми. Люди не достойны его видеть.
А если… Не важно это всё. Тот ли, другой ли, но явно бог.
Если бог пришел, то он, Кладовик, больше не нужен! Бог главней Кладовика. Пусть сам решает, что делать с кладом и свидетелями».
Так решил Кладовик.
И исчез. Растворился среди леса.
Алекса это фантастическое обстоятельство, казалось, вовсе не удивило. Он перешагнул через лежащего Малко, обнял Антошина, сказал бодро:
— Здо́рово ты тут себя вел. Столько всего напроисходило, но ты держался молодцом! Выдержал все испытания! Не посрамил, как говорится…
— Откуда вы… — начал было полковник.
Но продолжения вопроса не потребовалось: Алекс все объяснил сам:
— С самого начала путешествия я следил за тобой. Не раз уж думал: надо лететь выручать, сейчас погибнет. Но ты сам выкручивался. Наша школа, русская! Молодец!
Антошин вспомнил, что Яга говорила: «Не один ты, Инородец, не один».
Полковник подумал тогда, что она имела в виду Малко, но ошибся.
— А как же вы следили за мной, если скафандр мой испарился?
— Двадцать первый век — век чудес! — радостно сообщил Алекс. — Устройство, позволяющее следить за тобой, равно как и переводчик, мои люди вшили в твое тело во время подготовки. На всякий случай. И видишь ты, пригодилось.
Антошин отодвинулся и произнес обиженно:
— А мне нельзя было сказать, что я — под наблюдением? Мне б тогда легче было.
— Меня как раз не устраивало, чтоб тебе было легче. Я хотел, чтобы мне было интересней, понимаешь? Я, между прочим, за это тебе немаленькие деньги плачу. Ну а уж когда выяснилось, что ты будешь ходить в этой стране видимым, я просто обалдел от восторга. Кстати, а ты чего невидимую защиту-то снял?
Антошин не ответил: он сам не очень понимал, куда делась защита. По всему так выходило, что ее Голос снял, но не вступать же с Алексом в дискуссии про Голос?
Впрочем, Алекс и не ждал ответа. Как всегда, ему было интересней говорить самому, чем других слушать.
— Знаешь, я сколько денег потерял, наблюдая за твоими приключениями! От всяких проектов отказывался, от встреч важных, чтобы только на тебя поглядеть. Но не жалею. Развлекся от души. А ты молодец, мужественно себя вел. Одобряю. Я тебе за мужество, между прочим, прибавил там кое-чего. Вернешься, погляди на свой счет — обрадуешься.
«Как же я теперь вернусь, если в машине времени только одно место?» — хотел спросить полковник.
Но вместо этого буркнул:
— Спасибо. И за то, что парнишку спасли, — спасибо.
— Честно говоря, я его спас-то случайно. Вижу, дело к финишу. Надо за концом операции проследить лично: дело ответственное. А то вдруг выроешь яблоки и умыкнешь.
Алекс расхохотался.
Антошин спросил хмуро:
— Зарок откуда узнали?
— Такой же, как ты, парень запрыгнул в прошлое, поглядел, как этот клад зарывали, запомнил зарок, потом мне рассказал. В конце двадцать первого века все легко делается.
— А кто зарывал?
— Вроде, говорят, какой-то человек с острова Буяна. А может, кто-то из их богов. Мне-то какая разница! Ты вообще понимаешь, полковник, кем я стал? Я стал хозяином бессмертия!
Алекс смотрел куда-то поверх деревьев, будто именно там можно было разглядеть прекрасную жизнь того, кто вот-вот обретет тайну вечной жизни.
— Я теперь буду продавать бессмертие по сходной цене, — мечтательно произнес Алекс. — У меня химики уже заряжены, профессора всякие… Сидят ждут, чтобы химсостав яблочек узнать. — Алекс потряс головой, сбрасывая мечтательное оцепенение, и сказал жестко, глядя прямо в лицо Антошину: — Чего ждешь? По законам этого странного времени, насколько я понимаю, именно ты должен яблочки вырыть. Давай рой! Я хоть и хозяин бессмертия, но времени-то жалко.
Антошин понял: этот человек, его начальник, это охраняемое лицо сейчас целиком находится в его власти. Без него, полковника Николая Васильевича Антошина, молодильные яблоки не вырыть. И значит, он может просить сейчас что угодно у этого миллионера.
Например, войти в долю, и тогда до конца жизни не только ему, но и сыну можно будет не думать о куске хлеба.
А еще можно попросить гарантий возвращения. Конкретных гарантий, жестких.
Да мало ли чего еще можно попросить у того, кто абсолютно от тебя зависит.
Антошин молча подошел к Малко.
Малко спал. Дышал ровно и спокойно. Безумные события так подействовали на мальчишку, что организм его не выдержал и отключился.
Алекс торопил:
— Чего медлишь? Давай! Руки, что ли, боишься замарать? Я тебе за это еще подкину. Давай же! Ну!
Антошин погладил мальчика по жестким волосам. Во сне Малко улыбнулся.
Нет, не будет полковник ничего просить. Неохота ему. Уж больно это противное дело — просить у того, кто целиком находится в твоей власти.
Антошин подошел к тому месту, где он пытался вырыть клад, произнес тихо:
— «Попадайся клад доброму человеку в пользу, а худому — на гибель».
Начал рыть землю руками.
Земля казалась мягкой. Когда он мечом копал, как каменная была, а тут — та же земля! — мягкая, как творог.
«Удивительный мир, удивительный! — подумал Антошин. — Столько люди всего знали! Куда только все делось, пока мы к своему двадцать первому веку шагали? Куда потерялось?»
Рыл недолго, пальцы наткнулись на холстину.
Полковник достал мешок. Самый обыкновенный. Холщовый. Небольшой.
Алекс стоял за спиной, дышал нетерпеливо прямо в затылок.
Мешок был завязан веревкой, на конце — узел.
Антошин попробовал прощупать содержимое. В мешке лежало несколько круглых предметов, очень похожих на яблоки.
— Развязывай, скорей развязывай! — Алекс даже вспотел от волнения.
Полковник начал развязывать узел — тот не поддавался. Антошин и зубами попробовал — никак.
Можно было бы, конечно, разрубить, но полковник отчего-то был убежден, что делать этого нельзя. Надо как-то самому обязательно справиться.
Спросить у Малко? Жалко парня будить: уж больно спит крепко!
Наконец узел начал поддаваться.
Мешок раскрыл свой зев. В нем лежало несколько яблок. С виду совершенно обычных, ну разве что чуть более крупных.
— Нашел! — заорал Алекс. — Я это сделал! Нашел!
8
И… словно время остановилось.
Всякий свет исчез. Абсолютная наступила темнота.
Антошин услышал Голос.
И Голос говорил:
— Я хотел, чтобы ты увидел это Время. И ты увидел его. Надеюсь, понял. Как смог. Ты смотрел. Ты говорил. Ты думал. Ты действовал, когда надо. Ты вел себя достойно. Планетники очень довольны: воздух наконец-то повеселился, слушая тебя, — мысли твои и сомнения. Вы, люди, — такие забавные существа…
«Что-то не помню, чтобы я о чем-то веселом думал, — удивился Антошин. — Ну да ладно. Не важно. Важно, что Он пришел. Я могу успеть задать Ему главные вопросы».
— Это ведь Ты сделал так, что я стал не наблюдателем, а участником этой жизни? Зачем?
— Наблюдатель не может понять чужую жизнь. Участник — может. Тебя ведь никто не звал сюда, полковник двадцать первого века Антошин Николай Васильевич. Но раз уж пришел незваный — тогда действовать надо, а не наблюдать. Это правильно.
Антошин понял, что Голос практически повторяет те же самые слова, которые говорил ему в самом начале этого путешествия.
«Очень мне надо понимать эту чужую жизнь, — подумал Антошин. — Зачем мне ее понимать-то?»
Голос эти мысли услышал, разумеется.
— Глупый вопрос… — Полковнику показалось, будто Голос печально вздохнул. — Для чего понимать чужую жизнь? Нелепый вопрос. Человек многими жизнями живет — не своей только. И надо их все понимать… Чем больше понимаешь чужих жизней, чужих логик, тем лучше разбираешься в самом себе.
— Послушай, я не понял одну вещь. Мне кажется, она важная. — Полковник чувствовал, как дрожит его голос. — Где был мой Бог, в которого верю я, когда на земле правил Ты?
— Твой Бог — Я…
— Но…
— Новых богов не бывает и старых не бывает. Бог — один.
— Хорошо. А куда же делись все эти водяные, русалки, ведьмы?
— Туда же, куда в твое время делись мои десять заповедей. Никуда не делись. Просто в них перестали верить, их перестали замечать. Вот и всё.
— Но десять заповедей все знают!
— И русалок тоже все знают. И водяных. Только в них не верят. Человек так устроен: он видит только то, во что верит.
— Водяные, русалки… и десять заповедей — это же совсем разные вещи.
— Ритуалы разные… Я люблю людей. И жалею. Потому что, кроме Меня, вас никто больше не пожалеет. Нерадивые… Веру в Меня вы подкрепляете не жизнью, которую Я завещал, но верой в какие-то бессмысленные, бездуховные фетиши. И еще своих богов придумываете: деньги там, оружие… Грустно… Что-то у Меня не получилось. Ошибка какая-то вышла…
— Разве у Тебя могут быть ошибки?
И снова почувствовал Антошин, что исчез Голос, что нет его больше.
Но зачем-то прошептал тихо-тихо:
— Разве у Тебя могут быть ошибки?
И никто не ответил ему.
9
— Нашел! — заорал Алекс. — Я это сделал! Нашел!
Он схватил одно яблоко, другое, третье… Будто выбирал, какое лучше…
Наконец взял самое большое и зеленое, стал внимательно разглядывать его, нюхать, даже лизнул пару раз.
— Слушай! — Алекс подскочил к Антошину. — А вдруг подделка, а? Вдруг? Ну, может же такое быть, а? Может?
Антошин вздохнул:
— Не думаю… В этой стране я много с чем сталкивался. Ты сам видел. Вот только с подделками не приходилось.
— Не, ну вдруг, а? Вдруг? — Руки у Алекса тряслись, на лбу выступила испарина. — Надо проверить обязательно, а? Смотри, смотри, что получается? Каждый, кто укусит, станет бессмертным. Первым бессмертным на Земле, да? По-настоящему бессмертным? Правильно я понимаю? Правильно?
Алекс нервно ходил по поляне. Лучи восходящего солнца пытались его догнать, но у них не получалось. И Алекс то уходил в тень, то возникал в свете.
— Как думаешь, проверить лучше тут или дома? Здесь лучше, да? — Алекс говорил сам с собой и вовсе не нуждался в собеседнике. — А вдруг они вообще в нашем времени не сработают? Может такое быть? Может, вполне. Я попробую. Я стану бессмертным сейчас… Как странно…
Полковник возразил, прекрасно понимая, что Алекс не станет его слушать:
— Не советую этого делать. Очень не советую. Тут наша логика не работает. Не делайте этого. Не стоит.
Но Алекс надкусил яблоко. Постоял, будто прислушиваясь к самому себе. Съел еще кусочек.
И ощутил какую-то невероятную легкость. Неземную, сумасшедшую. Не было ни страха, ни тяжести. Ничего не было. Не было смерти. Хотелось кричать от восторга и летать.
Алекс и полетел.
И рядом с телами Азамата и Тутая легло третье тело.
И тоже — со счастливой улыбкой на лице.
…Все произошло настолько стремительно, что Антошин даже не успел его остановить.
«А может быть, бессмертие — это когда ты не думаешь о смерти, вот и всё? — подумал Антошин. — Ведь если бессмертна душа, значит, человек бессмертен и так? Мысль о смерти — вот что мешает. А если не думаешь о ней, становишься бессмертным на земле. Может такое быть?»
Антошин вышел из леса, подошел к краю обрыва и посмотрел на мертвого и абсолютно счастливого Алекса.
«Опасная штука это бессмертие!» — усмехнулся полковник про себя.
Полковник Антошин Николай Васильевич стоял над мешком с молодильными яблоками, совершенно не понимая, что ему делать.
И не заметил, как рядом с ним возник Кладовик.
— Доброе утро.
Антошин вздрогнул.
— Драться будешь?
— Зачем это? — удивился Кладовик. — Ты знаешь чего? Ты яблоки-то схорони обратно.
— Без работы боишься остаться?
Кладовик усмехнулся:
— Без людей я остаться боюсь! Ты представляешь, что начнется, если они тайну бессмертия узнают? Ты представляешь сам, что тогда будет происходить?
Кладовик начал аккуратно складывать яблоки, в том числе и надкушенное, в мешок.
— Я думал, он — бог. Вон, видишь, кожа его валяется. — Кладовик показал на скафандр. — А он просто чудище. Разбился, как человек. Дурачок. Я видел.
— А яблоки ему не помогут?
— Тут живая вода нужна, — уверенно ответил Кладовик.
Антошин посмотрел на спящего Малко.
— Значит, молодильные яблоки мертвых не оживляют?
Кладовик хмыкнул:
— Ну ты и задал вопрос! Кто ж захочет из Вырия уходить, ежели он уже попал туда? Это каким же надо быть глупцом… Прости… Каким же надо быть… человеком, чтобы подумать об оживлении мертвых?! Живая вода, говорят, есть, но ее не видел никто.
Антошин положил мешок в яму, руками засыпал землей, сровнял все, произнес: «Попадайся клад доброму человеку в пользу, а худому — на гибель», перекрестил зачем-то клад…
Кладовик следил, чтобы все было сделано правильно.
— Это чего ты руками сейчас сделал? — не понял он.
Антошин не ответил.
— Ну ладно… — вздохнул Кладовик. — Ты извини, если что. Бессмертие… такое дело… Люди должны за ним бегать, искать его, а найти не должны. Так Сварог решил. Не зря же он чудище это в пропасть сбросил.
Маячок на скафандре подмигивал. Это значило, что не пройдет и часа, как полковник Антошин Николай Васильевич сможет отправиться в свое время.
Кладовик посмотрел на Антошина печально.
— Пойду я. А то мальчишка сейчас проснется — испугается. А страх не для того дается, чтобы пользоваться им напрасно. Правильно?
И Кладовик растворился в изумрудной зелени леса.
…Малко открыл глаза, посмотрел на брошенный скафандр и прошептал:
— А ты — все-таки бог.
— Такой же, как и ты, — улыбнулся Антошин.
— Нашли яблоки? Нашли? — Глаза Малко горели любопытством.
Полковник вздохнул:
— Знаешь, а клада не оказалось…
Малко даже вскочил от обиды.
— Как же так? Как?
— Так. Мы всё правильно сделали, зарок исполнили. Видимо, нет никаких молодильных яблок. Но ты не расстраивайся сильно: ты сделал все, чтобы вернуть жизнь своим родителям. Они наверняка сейчас смотрят на тебя из Вырия и радуются.
— Ты думаешь, они видят меня?
— Конечно.
Антошин обнял мальчишку, посмотрел в глаза, погладил по голове.
Под левым ухом Малко Антошин заметил большую круглую родинку.
Надо же, точно такая же есть у его сына!
И вдруг полковник подумал: «Если Бог — один, то, наверное, и жизнь, Им созданная, — одна? Один спектакль. Актеры не меняются — меняются только декорации. Может быть, так?»
— А где твой друг, другой бог? — тихо спросил Малко.
— Улетел.
— И ты улетишь тоже?
— Да… — вздохнул Антошин. — Мне надо возвращаться в свою заоблачную страну.
— А меня ты не можешь взять?
— Нет. Никак.
Малко не стал расспрашивать, почему Инородец не берет его с собой. Спросил только:
— А ты вернешься?
— Мы с тобой еще обязательно встретимся, Малко, — ответил Антошин. — Не здесь — так в Вырии. — Он помолчал и добавил: — Или еще где-нибудь.
Полковник поднял голову.
В небе уже вовсю сияло вечное расплывчатое солнце.