– Вы что, просто скажете ей обо всем по телефону?
– А что, важно, как именно она это услышит? – хмурится он.
– Разумеется, важно.
Я не хочу, чтобы она услышала худшую новость в своей жизни по телефону – от человека, которого едва знает.
– Я сам это сделаю. Я скажу ей.
Он качает головой:
– Я не могу позволить вам это сделать. Это моя работа.
Молчу, не зная, что делать. Разбитая губа пульсирует. Ребра – там, куда меня ударил Чарли, – болят. Сердце – там, где Наташа, – рвется на части.
– Мне жаль, парень.
– Что, если она не сядет на самолет? Что, если она просто останется?
Я в отчаянии. Нарушение закона кажется небольшой ценой за возможность быть вместе. И снова он качает головой:
– Не советую. Ни как адвокат, ни просто, по-человечески.
Я должен найти ее и рассказать первым. Я не хочу, чтобы она была одна, когда услышит эту новость.
Я выхожу из его кабинета в пустую приемную. Ассистентка не вернулась.
Он идет за мной.
– На этом все? Не будем продолжать собеседование?
Я не останавливаюсь.
– Вы сами все сказали. Мне плевать на Йель. Он касается моей руки. Приходится повернуться и посмотреть ему в лицо.
– Послушай, я говорил, что глупости нужно совершать сейчас, пока ты еще подросток, но Йель – крупный козырь. Учеба в этом университете откроет перед тобой множество дверей. Так было и в моем случае.
Возможно, он прав. Возможно, я поступаю недальновидно.
Я обвожу взглядом его офис. Интересно, сколько еще продлится ремонт? Сколько времени пройдет, прежде чем он наймет новую помощницу? Дергаю подбородком в сторону ее стола:
– Вы сделали то, что должны были, и явно не рады.
Он снова потирает пластырь над глазом и не смотрит на ее стол. Он устал, но эту усталость не вылечить сном. Я говорю ему:
– Если я не уйду сейчас, то буду всю жизнь об этом сожалеть.
– Нам нужно всего полчаса. Что они изменят?
Я и впрямь должен объяснять ему, что каждая секунда важна? Что Вселенная возникла в один миг?
– Время имеет значение, мистер Фицджеральд, – говорю я.
Наконец он отворачивается и смотрит на пустой стол.
– Но вы это и так знаете, – говорю я.
Джереми ФицджеральдСказка, часть 2
ДЖЕРЕМИ ФИЦДЖЕРАЛЬД НЕ ГОВОРИТ Даниэлю правду. Он не помешал депортации Наташи, потому что не явился на назначенную встречу с судьей, который мог отменить добровольную высылку. Он не явился потому, что влюблен в Ханну Уинтер и вместо того, чтобы увидеться с судьей, был в отеле, с ней.
Оставшись в одиночестве в недостроенном офисе, Джереми будет всю следующую неделю думать о Даниэле Бэ. Будет возвращаться мыслями к тому, что Даниэль сказал насчет времени. Будет с необычайной ясностью вспоминать разбитую губу Даниэля и его запачканную кровью рубашку. Он поймет, что ничто не сравнится с пустотой, отразившейся на лице Даниэля, когда он узнал про Наташу. Словно кто-то вложил ему в руку гранату и взорвал всю его жизнь.
В следующем месяце Джереми скажет жене, что больше ее не любит. Что для нее и детей будет лучше, если он уйдет. Он позвонит Ханне Уинтер, и даст ей обещания, и сдержит их все.
Его сын так и не остепенится, не женится, не заведет детей и не простит отцу это предательство. Его дочь женится на своей первой подруге, Мари. Большую часть этого брака она будет предвосхищать его конец, а потом сама же его и спровоцирует.
Никто после Мари не будет так ее любить. И хотя она еще дважды вступит в брак, она никогда не полюбит кого-то столь же сильно, как любила свою Мари.
Дети Джереми и Ханны, повзрослев, будут любить других просто и бесхитростно – как любят люди, которые знают, откуда берется любовь, и не боятся ее потерять.
Все это не означает, что Джереми Фицджеральд поступил правильно или, наоборот, неправильно. Все это значит лишь одно: любовь меняет все.
Ханна УинтерСказка, часть 2
И ЖИЛИ ОНИ ДОЛГО и счастливо.
Наташа
ТЕПЕРЬ, КОГДА СОЛНЦЕ село, на улице похолодало. Чувствуется, что зима уже не за горами. Скоро мне придется достать свое объемное черное пальто и сапоги.
Я запахиваю куртку и подумываю о том, чтобы зайти в лобби – там тепло. Я уже на полпути туда, когда Даниэль проходит через раздвижные двери.
Он замечает меня, и я жду, что он улыбнется, но его лицо мрачнее тучи. Неужели это собеседование прошло настолько плохо?
– Что случилось? – спрашиваю я, приблизившись к нему. Я воображаю самое худшее, например, что он подрался с тем, кто его собеседовал, и теперь ему вообще запрещено подавать заявления в какой-либо университет. Его будущее уничтожено.
Он обхватывает мое лицо ладонью и говорит:
– Я правда люблю тебя.
Он не шутит. Это не имеет никакого отношения к нашему глупому спору. Он говорит это так, как говорят умирающему или тому, кого не надеются увидеть снова.
– Даниэль, что случилось? – Я отвожу его руку от лица, но не выпускаю ее.
– Я люблю тебя, – повторяет он, поднося к моему лицу другую ладонь. – Мне все равно, скажешь ты мне эти слова или нет. Я просто хочу, чтобы ты знала.
У меня звонит телефон. Это из офиса адвоката.
– Не отвечай, – говорит он.
Ну разумеется, я отвечу.
Он касается моей руки, чтобы остановить меня.
– Прошу, не надо.
Теперь я встревожена. Отключаю звук.
– Что там с тобой произошло?
Он крепко зажмуривается. Когда он снова открывает глаза, я вижу, что в них стоят слезы.
– Ты не сможешь остаться, – произносит он.
Сначала я не понимаю, к чему он это говорит.
– Почему? Офисы уже закрываются? – Я оглядываюсь в поисках охранников, которые попросят нас покинуть здание.
Слезы катятся по его щекам. Внезапно у меня появляется отчетливая, непрошеная догадка. Я отнимаю у него свою руку.
– Как звали того, кто тебя собеседовал? – спрашиваю шепотом.
Теперь он кивает:
– Это был твой адвокат.
– Фицджеральд?
– Да.
Я достаю телефон и снова смотрю на высветившийся номер, по-прежнему отказываясь понимать то, о чем мне хочет сообщить Даниэль.
– Я ждала его звонка. Он что-нибудь говорил обо мне?
Я уже знаю ответ. Знаю.
Он предпринимает пару попыток, прежде чем ему удается произнести эти слова:
– Он сказал, что не сумел добиться отмены приказа.
– Но он говорил, что сможет…
Даниэль сжимает мою руку и пытается притянуть меня ближе, но я сопротивляюсь.
Я не хочу, чтобы меня утешали. Я хочу понять. Я отступаю назад.
– Ты уверен? Почему вы вообще обо мне говорили?
Он утирает лицо рукой.
– У них с его помощницей творилось черт знает что, а твое дело лежало у него на столе.
– Это не объясняет…
Он опять хватает меня за руку На этот раз я выдергиваю ее силой и повышаю голос:
– Перестань! Перестань, наконец!
– Прости, – говорит он и отпускает меня.
Я делаю еще шаг назад.
– Объясни, что именно он сказал.
– Он сказал, что приказ о депортации остается в силе и будет лучше, если ты и твоя семья уедете сегодня вечером.
Я отворачиваюсь и прослушиваю сообщение на голосовой почте. Это он – адвокат Фицджеральд. Просит меня перезвонить. У него плохие новости.
Я нажимаю отбой и молча смотрю на Даниэля. Он что-то начинает говорить, но я просто хочу, чтобы он остановился. Я хочу, чтобы весь этот мир остановился. Слишком много подвижных частей вышло из-под контроля. Я словно оказалась в замысловатой машине Голдберга[19], которую изобрел кто-то другой. Я не знаю механизма, приводящего ее в движение. Не знаю, что будет дальше. Мне известно лишь, что все устремляется вниз, по нисходящей, и, однажды сдвинувшись с места, больше не остановится.
Даниэль
Сердца не разбиваются
Так лишь поэты говорят
Сердца ведь сделаны
Не из стекла
Не из костей
Не из того что может
Хрустнуть
Распасться на куски
Разбиться вдребезги
Они
По швам не треснут
Они
В прах не рассыплются
Сердца не разбиваются
Они перестают служить
Как древние часы – их некому чинить
Наташа
МЫ СИДИМ У ФОНТАНА, Даниэль держит меня за руку. Он накинул мне на плечи свой пиджак. Он правда сокровище. Жаль, что не мое.
– Мне нужно домой. – Это первое, что я сказала за полчаса с лишним.
Он снова притягивает меня к себе. И я наконец позволяю ему сделать это. У него такие широкие и крепкие плечи. Я опускаю голову на одно из них. Мы как единое целое. Я поняла это еще утром и понимаю теперь.
– Что нам делать? – шепчет он.
Есть электронная почта, Skype, сообщения, чаты. На Ямайку можно и приезжать. Но я уже знаю, что не допущу этого. Наши пути разойдутся. Я не смогу оставить свое сердце здесь, а жить там. И не смогу забрать его сердце с собой, когда все его будущее – здесь.
Я поднимаю голову с его плеча.
– Как в остальном прошло твое собеседование?
Он касается моей щеки, потом возвращает мою голову себе на плечо.
– Он сказал, что даст мне рекомендацию.
– Отлично, – говорю я безо всякого энтузиазма.
– Да, – вторит он, тоже без воодушевления.
Я замерзла, но идти никуда не хочу. Если сойду с этого места – запущу цепную реакцию, которая приведет меня на самолет. Проходит еще пять минут.
– Мне правда нужно домой. Вылет в десять.
Он достает телефон и смотрит на время.
– Еще три часа. Ты уже собрала вещи?
– Да.
– Я поеду с тобой, – говорит он.
Сердце подпрыгивает у меня в груди. На какую-то долю секунды меня посещает мысль, что он поедет со мной на Ямайку. Он успевает прочесть ее в моих глазах.